Нарисуй мне любовь (СИ) - Николаева Юлия Николаевна

"Уходи, не слушай дальше, просто уйди", — и мне самой вдруг стало страшно, я вцепилась в сумочку пальцами так, что они побелели, не понимала, что на меня накатило. Как будто неотвратимая сила неслась, готовясь уничтожить.

— Родители уехали к родным, — говорила меж тем женщина, — пятого числа утром звонок. Я спала, часов семь было. Открываю дверь, а там Витя. Я не сразу поняла, что что-то не так. Спросила, чего в такую рань, а он в квартиру зашёл, замер, ручку подергал, потом на меня взглянул, и я обомлела: такие глаза у него были… Нечеловеческие, зрачки огромные, и весь глаз как будто чёрный. А сам бледный, в поту, трясёт его, руки ходуном ходят. Тут я испугалась, говорю, Витя, что с тобой? А он раздевается с трудом, пришлось ему помочь, ботинки стащить. Прошли на кухню, он сел и в одну точку смотрит.

Я спрашиваю, Витя, ты, что, под наркотиками? Он на меня взгляд переводит, а сам словно не здесь. Сделай мне чаю сладкого, горячего, говорит.

Я слушала Марину и как будто оказалась в том дне, видела каждый жест, каждую эмоцию. Прошло двадцать четыре года, а она проживает этот момент до сих пор, не забывая ни одной детали. И я растворилась в её рассказе, словно переместившись туда.

— Чай он пил с трудом, — говорила Марина, — сделал несколько глотков, а потом, зажмурившись говорит: я такое сделал, такое… Я испугалась, а Витя глаза открыл, на меня смотрит и шепчет: это все она, она.

— Кто?

— Наташка. Она меня заставила.

— Ты, что, убил кого-то?

— Нет! Нет. Я нет. Но… — и посмотрел растерянно.

— Расскажи все с самого начала.

Витя кивнул, раз, другой, а потом заговорил, сначала сбивчиво, но чем дальше говорил, тем спокойней становился.

— Когда ты с Пашкой стала встречаться, я подумал, все, труба. Я же тебя знаю, видел, что это серьёзно. Мои чувства никого не интересовали… Я начал бухать, а тут Наташка. Говорит, есть другой способ расслабиться. Приперла какие-то таблетки. Потом ещё раз, ещё, я сам не понял, как подсел на них. А потом кислоту принесла, и главное, все так само собой, что я… Я просто хотел забыться. Получилось раз, другой, третий, а потом уже хочется не забыться, а просто вмазаться… Наверное, я так сейчас думаю. Господи… — он запустил руки в волосы, качая головой. И почти тут же снова вернул руки на стол. — Она мне постоянно на уши присаживалась, все про свою семью тёрла. Мол, отец её связался с какой-то девкой, любовницу завёл, и та от него забеременела. Я слушал, потому что приходилось, она же мне дурь бесплатно подгоняла… Но так, в пол уха. А тут она вдруг говорит, девица эта родит скоро. А это плохо. Типа отец собрался их бросить и к ней уйти, и тогда Наташка денег лишится, это она так говорила. Я ей: и что делать будешь? А она и сказала: нужно выкрасть ребёнка.

— Что? — я уставилась на Марину, наверное, слишком обалдевшими глазами, она грустно усмехнулась.

— У меня была примерно та же реакция. Я не могла понять, как он вообще мог согласиться на такое.

И снова мы нырнули в её воспоминания.

— Я не знаю, — твердил Витя, — она умеет убеждать, к тому же наркота… Где бы я её достал? А она мне говорит, мол, помоги мне, а я тебе. Все знают, что её батя крупная шишка… Она сказала, помогу устроиться, будешь бабки зарабатывать, знает же, что мать на инвалидности, отец копейки приносит… А с моими знаниями дорога только в техникум…

— Это не повод совершать преступление!

Витя посмотрел мутными глазами.

— Не повод, Марин, но я уже его совершил… Вчера она родила, баба эта, Наташка за ней следила, а к утру я в роддом пошёл. Она все подготовила, я теперь думаю, Наташка это давно затеяла, а мной воспользовалась… — Витя глубоко выдохнул. — Мы закинулись кислотой, убойная штука, страх напрочь отшибает, зато соображалка включается. Она мне халат дала медицинский и коробку, рассказала даже, куда идти, она все продумала, понимаешь? Там с заднего входа отрыто, я сам не знаю, как все сложилось… В коридоре никого не было, на посту тоже, пересменка в это время. Нашёл в боксе ребёнка, взял и бегом. А он спит и не просыпается, маленький такой, морщинистый. Я в коридоре его в коробку, прикрыл и на выход. А там уже Наташка меня ждала. Маринка, это все, как в тумане, я теперь думаю, разве такое бывает? Ни одного человека… Может, это судьба?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— А я сказала, что не судьба, — выдохнула Марина, возвращая меня из кухни, где сидели два подростка, в кабинет детского сада. — Что ему надо отоспаться, прийти в себя и идти в полицию, рассказать все. Ведь Наталья могла убить ребёнка…

— Вы думаете, она… — начала я с трудом, но женщина меня перебила.

— Я не знаю. До полиции Витя не дошёл. На следующий день упал с балкона. В крови были обнаружены наркотики, так что никаких подозрений ни у кого не возникло.

— Каких подозрений? Вы думаете, это Наталья его столкнула?

— Я не знаю. Только о нем судачили, будь здоров, а вот о ней словно забыли, что она его подружка была. Уверена, отец постарался, замял дело так, чтобы Наталья не упоминалась. Она потом пришла ко мне, говорит, знаю, тебе Витька всякую ерунду наговорил, про наркотики и ворованного ребёнка, так ты не верь, у него крыша поехала. Вот тут я не выдержала, все ей высказала. Кто же его подсадил на наркотики? Кто уговорил пойти на подсудное дело? И крикнула в лицо ей: убийца, ты Витю убила. А она стоит, непроницаемая, и говорит, дура ты, Марина, была дурой и осталась. Поэтому я с тобой и дружила, что можно было использовать, как угодно. А про Витю забудь, наркоман он, в окно вышел, и никакого ребёнка не было. Я на неё бросилась с кулаками, Наташа вырвалась и ушла, заявив, что мне это так с рук не сойдёт.

Марина снова вздохнула, глядя перед собой. Я молчала, пытаясь переварить услышанное.

— В институт я не поступила, — вернула она меня из мыслей, — не взяли. И в соседних городах тоже. Далеко уезжать не хотела, пошла в техникум. Отучилась, но на работу приличную было не устроиться. Имя моё словно в чёрный список попало. В итоге стала работать нянечкой в детском саду, и вот, дослужилась, — она развела руками, откидываясь на спинку стула.

— Считаете, это Наталья постаралась?

— Её отец, скорее всего. Что-то она ему напела, вот так и вышло. Впрочем, это уже не имеет принципиального значения. В моем случае. А в вашем… Если все действительно обстоит таким образом… Уезжайте. Мир большой, вы молоды, ещё устроитесь.

Из детского сада я выходила в состоянии шока. Многого я ожидала, но чтобы такое… осмыслить услышанное было даже физически тяжело. Я устроилась на скамейке и выдохнула. Это что же за хрень получается дикая? Наталья так боялась остаться без денег из-за ухода отца к любовнице, что решилась на преступление? Почему она была уверена, что он бросит её? Что не будет принимать участие в её жизни? А ведь Андрей говорил, что они и сейчас не ладят… Это у них издавна или та история сыграла роль? И знает ли отец, что тогда произошло? Наталья пропустила год перед поступлением, так указано в данных Ильи, её спешно выслали куда-то, чтобы замять историю? И главное: что стало с ребёнком? Неужели она убила его? Не могу представить такого, даже услышав то, что услышала. Она же была подростком, сколько ей было, шестнадцать, семнадцать? И хладнокровно убить? Может, она просто бросила его, ведь Марина не знает продолжения этой истории. А ведь ребёнка могли и найти, да та же мать, и он жив и здоров. Надеюсь, так оно и есть…

А вот как теперь относиться к Наталье, я не знала. Не одну меня обманула её внешность неказистой серой мышки. И Марина, и Зоя повелись, дружили с ней, а она ими пользовалась, пока ей это было выгодно. Господи, мне радоваться надо, что я так легко отделалась в этой истории. Если бы только знала, с кем связываюсь, уехала бы хоть в Питер, хоть к черту на рога. Наталья мстит всем своим обидчикам, она даже отцу отомстила, выкрав ребёнка. И все же, что с ним? Ведь в роддоме могут знать, нашёлся он или нет?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})