Новая алмазная сутра - Бхагаван Раджниш

Индийское посольство отказалось дать визы, и для меня это было первое указание на то, что Индия неспособна распознать Будду так же, как любая другая страна.

Прокурор Соединенных Штатов Чарльз Тернер дал ясно понять, что намерением правительства США было изолировать Ошо в Индии, отрезать его от иностранных учеников, ограничить доступ иностранной прессе и ограничить свободу речи.

Совершенно ясно, что работа Ошо и его весть миру в этом случае была бы закончена, и видно было, что Индия находилась в сфере достижимости сильного американского давления.

Тем временем мы жили одним днем, и мои дни были наполнены стиркой, которая была очень отлична от того, как это проходило в Раджнишпураме! Я стирала одежду в ведре, в ванной комнате в индийском стиле, в которой был один кран, из которого шла вода с ржавчиной. В рядом находящейся спальне на кровати я гладила и развешивала одежду для просушки, ставя ведра и тазы, чтобы в них стекала вода.

Прекрасные робы Ошо скоро начали терять свою форму, пропитываться влажным запахом Кулу, и белые становились коричневыми. Но я была счастлива, так как в течение пары недель должен был прийти снег, и тогда уже не будет электричества и воды совсем, только снег, чтобы его растапливать.

Ошо часто говорил с прессой два раза в день, а мы сидели снаружи, слушая его на фоне звуков мчащейся реки с бледным светом солнца на наших лицах. Я слышала, как он говорил: "Вызов делает тебя сильным".

Его терпение с теми, кто его интервьюировал, было огромным. Многие индийские журналисты прерывали его, когда он говорил, чтобы согласиться или не согласиться. Я никогда не была свидетелем подобных вещей, и иногда эти взаимодействия были уморительно забавными.

Нилам и ее дочка Прия прибыли из Раджнишпурама. Они были с Ошо пятнадцать лет, с тех пор, как Прия только что родилась, и это были прекрасные женщины, которые выглядели как сестры. Они были двумя из многих индийских учеников Ошо, которые были совершенной смесью Запада и Востока. Нилам подавала Ошо обед и сопровождала его на прогулке в тот день, когда мы, девять человек, уехали, чтобы получить продление наших виз у мистера Неги, начальника полиции в Кулу.

У нас была прекрасная встреча с ним, он предлагал нам бесконечные чашки чая, и, видимо, ему было приятно иметь живую аудиторию, которой он мог рассказывать истории о туристах, которые были съедены медведями. Он уверил нас, что не будет никаких проблем, мы пожали друг другу руки и счастливые вернулись назад в Спан.

На следующий день десятого декабря я была в моей комнате, когда вошел Деварадж и сказал мне, что продление наших виз отменено. Я почувствовала тошноту и села на кровати. Как такое возможно? Эффективность индийского иммиграционного офиса очень беспокоила. Я думала про себя, что это должен быть серьезный и важный случай для них, я никогда не видела, чтобы индийские власти делали что-нибудь быстро. В это время было трудно даже сделать телефонный звонок, потому что этому препятствовала зима.

Погодные условия ухудшались, и рейсы в Дели начали регулярно отменяться.

Связь с Хасией в Дели стала такой трудной, что однажды она решила, что быстрее сесть на самолет и приехать к нам, чем пытаться говорить по телефону.

В тот же день полиция прибыла в Спан, вызвала всех иностранцев и поставила штамп в их паспортах: "Приказано покинуть Индию немедленно". Вивек, Деварадж, Рафия, Ашу, Мукта и Харидас разминулись с ними буквально на минуты, потому что они уехали в Дели, чтобы попробовать еще раз подать на продление виз. За день до отъезда Вивек в Дели я слышала, как она разговаривала с Нилам и говорила ей, что Ошо сказал, что если нас всех депортируют, он тоже уедет. Вивек попросила Нилам: "Пожалуйста, не позволяй ему следовать за нами, потому что, по крайней мере, в Индии он в безопасности".

Хасия и Анандо были заняты в Дели, встречаясь там с официальными лицами. Арун Неру был тогда министром внутренней безопасности, и он был в центре этой проблемы, но встречи с ним постоянно отменялись.

Когда они все-таки встретились с ним, им было "доверительно" сказано, что им нужно посмотреть внутри своей группы, чтобы увидеть, откуда идут проблемы.

Выяснилось, что Лакшми написала в министерство по внутренним вопросам и дала полное описание всех иностранных учеников, и ее слова повторяли нам: "Нет необходимости, чтобы иностранные ученики заботились об условиях жизни Ошо".

На самом деле это было необходимо, потому что для Ошо его работа была более важна, чем его жизнь, и для этого нужны были западные люди. Ошо говорил: "Мои индийские ученики медитируют, но они не сделают ничего для меня. Мои западные ученики сделают все для меня, но они не медитируют". Я не понимала этого в то время, но скоро я научилась.

В тот день, как раз перед тем, как Ошо собирался пойти на прогулку вдоль реки, были большие беспорядки перед главными воротами в Спане. Я пошла посмотреть, что происходит, и увидела, что администрация Спана была в безнадежной борьбе с группой выпивших сикхов, которые прибыли на автобусе и агрессивно кричали об Ошо и о том, что они хотят его видеть. Я бежала по газонам и зигзагам между коттеджами к веранде, на которой уже стоял Ошо, собираясь пойти на прогулку. Он был виден с дороги, и я сказала ему, пожалуйста, войди внутрь, потому что там автобус выпивших сикхов, которые становятся агрессивными.

Мы вошли внутрь, и я задернула занавески в гостиной. Снаружи начался дождь, в комнате потемнело, и когда я посмотрела на Ошо, он сказал: "Сикхи! Но я никогда не говорил ничего о сикхах. Какая глупость! Чего хотят эти люди?". И потом он сел на край дивана, ссутулился и сказал: "Этот мир безумен, какой смысл жить?" Я никогда не видела Ошо в каком-нибудь другом состоянии кроме блаженства. В период тюрьмы и разрушения коммуны он оставался незатронутым. Сейчас он не был в печали или гневе, просто усталый. Он выглядел усталым, когда он сидел и смотрел в никуда, а я стояла в нескольких футах от него, не способная двигаться. Все, что я могла сказать, было бы поверхностным, любой жест, который я могла бы сделать, был бы бессмысленным. В моем уме проплыла мысль, что это его свобода чувствовать так, и нет ничего, что я должна была бы сделать, чтобы вмешаться.

Мы оставались застывшими в нашем положении, а звуки падающего дождя наполняли комнату, и я чувствовала, как будто я стою на краю пропасти, вглядываясь в темную глубину. Как много прошло времени, я не знаю, но краем глаза я увидела луч солнца, который проник через занавеску. Я пересекла комнату и отдернула занавески - дождь прекратился. Я посмотрела наружу, там было тихо. Сикхи уехали.

"Ошо, ты хотел бы пойти на прогулку?" - спросила я. Когда мы гуляли вдоль реки, я чувствовала такую переполняющую радость, что я с трудом удерживала себя от того, чтобы не затанцевать вокруг него, как щенок, когда он шел.

Он улыбался и ждал у поляны, где несколько санньясинов пришли приветствовать его. Среди них были старые друзья, Кусом и Капил, супружеская пара, которые были из первых людей, которые приняли санньясу, с их выросшим ребенком, которого Ошо не видел с тех пор, как он родился. Он с любовью коснулся мальчика и болтал с ним на хинди долгое время. Я гуляла по воздуху. Это был первый день моей жизни, все было таким новым и свежим. С этого дня всегда, когда я окружена темнотой и безнадежностью, я останавливаюсь тихо и жду. Я просто жду.

Ночью я читала для Ошо. Я читала Библию, или скорее Сексуальную Библию, написанную Беном Эдвардом Акирли. Это была только что опубликованная книга, которая состояла из трех сотен страниц, взятых прямо из Библии, без всяких подделок. Эти страницы были чистой порнографией, и это была одна из самых больших шуток для меня, что, видимо, даже Папа не читает Библию, иначе он бы сошел с ума.

Когда мы покинули Раджнишпурам, каждый из нашей маленькой группы оставил свои драгоценности для продажи. Ошо подарил мне ожерелье, кольцо и часы, и посмотрев на мое голое запястье однажды в Кулу, он спросил меня, где мои часы. За несколько дней перед этим Кусом и Капил подарили Ошо браслет из золотой цепочки, и он сказал мне, чтобы я пошла и взяла браслет, который лежит в его спальне на столе, он мой. Я была тронута, потому что у него тоже ничего не было, и это был первый подарок, который он получил после того, как он оставил все позади в Америке.

Он сказал: "Пожалуйста, пусть Кусом не видит этого, потому что это может ее расстроить". Мои глаза наполнились слезами, когда он после этого продолжал: "Однажды, когда все успокоится, я смогу подарить каждому подарок".

Я увидела, как однажды утром прибыла полиция, и когда они вошли в здание администрации, я побежала, чтобы сказать Ошо, и объявила их прибытие в очень цветистых выражениях.

"Для чего они здесь?" - спросил он. "О, они просто еще одни актеры в драме", - сказала я, театрально взмахнув рукой. Он посмотрел на меня взглядом, который сказал мне, что он определенно НЕ нуждается в эзотерическом ответе от меня. Он хочет знать, что действительно происходит, так что чувствуя себя немного глупо, я побежала к Нилам, чтобы узнать плохие новости. Мы должны были уезжать - немедленно. Полиция уехала, и Ашиш, Нирупа и я упаковывали наши сумки. Мы успевали на самолет в Дели.