А ЧЕМ РОССИЯ НЕ НИГЕРИЯ? - И. СМИРНОВ

1 См.: Чернышёв И.В. Аграрно-крестьянская политика России за 150 лет. Крестьяне об общине на­кануне 9 ноября 1906 года. К вопросу об общине / предисл. П.А. Кудинова. М.: Фонд экономиче­ской книги «Начала», 1997. (Переиздание книги, впервые вышедшей в 1918 г.)

П.А. Столыпин начал свои преобразования тоже с аграрной реформы. До сих пор не перевелись противники его курса. Вот и г-н Паршев утвержда­ет, что принявший в годы столыпинской реформы массовый характер уход крестьян на хутора будто бы не подходит для России. Якобы «предлагавшая­ся Столыпиным "хуторская система" (по опыту Виленского края) в России не прижилась — далековато получалось жить. Россия — Россией, но и дру­гие народы Восточной Европы тоже что-то хуторами не живут, а всё до­вольно большими сёлами» (с. 398).

Однако жизненность хуторского расселения убедительно доказали годы нэпа. Тогда власти отнюдь не насаждали хутора (как иногда случалось при Столыпине), но и не препятствовали их возникновению. И переход крестьян на хутора во многих губерниях принял массовый характер. Хуторян стало ед­ва ли не больше, чем в царское время.

Что касается расселения крестьян в средней полосе России «довольно боль­шими сёлами» и деревнями, то оно отнюдь не изначальное. Историки давно до­казали, что с древнейших времён и по XVI век жители средней полосы в ос­новной массе селились малыми деревнями в 1-3 двора. По сути, это хутора, хо­тя в средневековой Руси именно такие малые поселения назывались деревнями. Положение коренным образом изменилось в XVII веке. Малые деревни вдруг почти все исчезли, и возникли довольно крупные сёла. Что это? Победа начал общинности и соборности? Увы, всё гораздо проще и гораздо хуже. В конце XVI века в России установилось крепостное право, окончательно узаконенное Соборным уложением 1649 года. Крестьяне перестали распоряжаться своей судьбой. За них теперь всё решали помещики. А барам было куда удобнее над­зирать за мужиками, собранными вместе в одно большое село рядом с господ­ской усадьбой. Так произошла первая в русской истории коллективизация. Так же как и позднейшую (и куда более разрушительную) большевистскую коллек­тивизацию, её произвела внешняя по отношению к крестьянству сила.

На Русском Севере, где крестьяне остались вольными людьми, расселение малыми деревнями, иногда — хуторами, сохранялось долго. Во многих местах на Севере малые деревни и хутора пережили даже сталинскую коллективиза­цию. Их добил Хрущёв. С 1955 года он начал кампанию по укрупнению дере­вень. Она велась принудительными и чисто варварскими методами. Жителей «неперспективных» деревень просто насильственно выселяли на центральные усадьбы колхозов. Побудительные причины этой кампании ничем не отлича­лись от мотивов помещиков XVII века: чиновники хотели держать крестьян под более пристальным надзором и при этом не ездить по бездорожью в отда­лённые малые деревушки.

Так что идея Столыпина потому и оказалась жизненной, что предполагала возврат к естественному для лесной зоны Евразии типу расселения. Но мы от­влеклись от основной темы — аграрных реформ как стержня любых глубоких социально-экономических преобразований.

Особенность Японии 1945 и ряда последующих лет состояла в том, что инициаторами реформ выступали американские оккупационные власти. Неиз­вестно, до чего додумались бы сами американцы. Свойственная им прямоли­нейность очень часто к добру не приводит. Но, к счастью для японского наро­да, правительство США догадалось поручить проведение аграрной реформы в Японии изгнаннику из России Вольфу Исааковичу Лодыженскому. (Он был не эмигрантом, а именно изгнанником, высланным из Советской России на

«философском пароходе» в 1922 году.) Лодыженский действовал быстро и ре­шительно. Помещичье землевладение было ликвидировано сразу и без остат­ков. Все излишки земли сверх максимального надела в 3 гектара подлежали изъятию и раздаче безземельным и малоземельным крестьянам. Результаты ре­формы сказались очень быстро. Ещё в конце 1940-х годов значительная часть японцев по-настоящему голодала, но уже в 1955 году страна полностью обес­печила себя продовольствием. Современные японцы неохотно вспоминают имя Лодыженского. Для них это напоминание о поражении и последовавшей затем оккупации. Но без нашего бывшего соотечественника никакое «эконо­мическое чудо» не могло бы состояться.

Не составляет исключения из общего правила и Западная Европа первых лет после Второй мировой войны. Её восстановление началось с программ возрождения сельского хозяйства, в основу которых была положена стабиль­ность продовольственного рынка и обеспечение промышленности сырьём.

И в Китае путь наверх из глубокой ямы, в которую страна угодила вслед­ствие «большого скачка» и «культурной революции», начался опять-таки с аграрных преобразований. Упразднение «красных коммун» (это китай­ская, притом ухудшенная, разновидность советских колхозов) и возврат к единоличному крестьянскому хозяйству начались по инициативе снизу. Но её сразу же поддержал один из высокопоставленных деятелей компартии Китая Чжао Цзыян, а затем и фактический руководитель партии и государ­ства Дэн Сяопин. Для упразднения «красных коммун» во всей Поднебесной хватило двух-трех лет. И ещё примерно столько же понадобилось для рез­кого увеличения урожаев и перехода к самообеспечению страны продоволь­ствием.

В России 1990-х годов необходимость коренных изменений в аграрном строе вроде бы и доказывать было не надо. Раз страна зависела от импорта продовольствия и притом не имела средств его оплачивать, значит, надлежало действовать, и действовать быстро.

Но наши «радикальные реформаторы» почему-то считали иначе. Они на­чали с того, что посадили на сельское хозяйство генерала А. Руцкого. Гене­рал этот, вообще-то, ничем, кроме неоднократной сдачи в плен, не просла­вился. А его взгляд на сельское хозяйство оказался и вовсе бесхитростным. Руцкой считал колхозно-совхозный строй совершенным и ничего не желал менять. То есть неизвестно, что он думал на самом деле, да и думал ли вооб­ще. Речь ведь идёт о классическом тушинском перелёте, который сегодня го­ворит одно, а завтра — прямо противоположное. Но что бы генерал ни думал, факт состоит в том, что он ничего не делал. Впоследствии Руцкой этим очень гордился. Если его послушать, выходило, что именно он спас колхозно-сов­хозную систему от погибели, которую ей якобы готовили треклятые рефор­маторы.

Однако эта похвальба гроша ломаного не стоит. С октября 1993 года Руц­кой утратил всякую власть и на короткое время даже угодил в кутузку. И что? Началось реформирование сельского хозяйства? Да как бы не так!