Чудесная ошибка (СИ) - Волшебная Елена

Ника ходила по комнате, обдумывая, как именно она собирается подсунуть зелье. Девушка могла бы налить его в стакан с чаем, но Бог мог догадаться. А вот случайно пролить его на кожу было довольно неплохой идеей, по мнению Ники. Мысли о том, как Харрин повалиться без сознания на пол, успокаивали нарастающую панику.

Когда на улице стало светлее, девушка переоделась в более удобный наряд, пряча в карманах платья несколько бутылочек с зельем. Она должна быть готовой ко всему, ведь Ника не была уверена, насколько хорошо и быстро подействует зелье. Выйдя из своей комнаты, девушка направилась на кухню. Харрина нигде не было рядом, и это радовало. Нике нужно было немного успокоиться, чтобы быть сосредоточенной, но паника не отпускала. Она своими водами топила. За каждый вздох она брала двойную плату, не давала нормально сконцентрироваться, выбивала воздух из лёгких. У землянки руки дрожали от страха настолько, что она не была уверена, что сможет открыть бутылёк со снотворным зельем, когда придёт время.

— Ты уже проснулась? — голос Харрина был так близко, что девушка подпрыгнула на месте, разбивая чашку с чаем, в который добавила немного снотворного средства.

Ника испугалась настолько, что её затрясло сильнее, и Харрин это заметил.

— Всё в порядке, это всего лишь чашка, — произнёс он с улыбкой в голосе, не понимая истинных причин страха ученицы, — прости, что напугал тебя.

Харрин движением руки стал собирать осколки с пола, образовывая из него разбитую чашку. У Ники сердце колотилось всё сильнее и сильнее, пока Бог подходил к ней. Успокаиваться не получалось, даже когда от этого зависела собственная жизнь.

— Всё в порядке, — сказала Ника скорее себе, чем Харрину. Она улыбнулась ему, давая понять, что не врёт. И пусть улыбка вышла корявой, наигранной — Бог поверил в неё.

— Я так рад, что ты наконец-таки моя, — шепнул Харрин, подойдя к ней. — Я всегда получаю то, чего хочу, и ты не стала исключением.

Поднимая на руки, он усадил Нику на стол. Харрин долго смотрел и изучал глазами девушку, довольствуясь тем, что она была в его полной власти. С первых секунд он хотел ею обладать, и теперь его желание было исполнено. Руки парня скользнули по бёдрам Никы, обжигая каждым прикосновением, даже через ткань одежды. И если все Боги этого мира были такими, то Ника готова была отречься от любой веры, лишь бы не знать всей их жестокости. Она крошилась внутри от мерзости реальности. Ей казалось, что от каждого касания Бога остается шрам. Но как бы ей ни было тошно и страшно, она должна была притвориться, дать понять, что не обманывает Бога, что сломалась и теперь принадлежит ему. Улыбка Харрина была отвратительной, таила в себе нечто пугающее и отталкивающее, на что Ника лишь попыталась отвезти взгляд.

— Поцелуй меня, — тихо прошептала она, и каждое слово лезвиями впилось под кожу девушки. Она саморучно стёклами выписала на своей душе приговор, оставляя глубокие раны, которые не затянутся ещё долго.

Ника чувствовала каждой клеточкой, как она ломается от ситуации. Поцелуи обжигали, беспощадно резали раз за разом губы девушки. Но она не брыкалась, не пиналась и не пыталась спихнуть прижимающего её к себе Харрина. Губы парня мазали по ключицам, целовали и плавили тело. Её от каждой секунды, проведённой с Богом, выворачивало наизнанку. Хотелось стереть каждое касание в кровь, чтобы вычистить себя хоть таким образом. Пальцами вцепившись в него, Ника сжала крепкие руки Бога, буквально вонзая ногти в кожу парня. И если ему показалось это игрой, то для девушки это было ужасающей пыткой. Она закрывала глаза вновь и вновь, чтобы не видеть сцены своего самоуничтожения. Нике хотелось резать себя, чтобы перебить боль моральную болью физической.

Иногда дурман окутывал сознание Ники, подступая с разных сторон, но она сражалась и выныривала из него, вновь глотая воздух, содержащий в себе тысячи игл. Эти иглы останутся в душе девушки навсегда, они будут кошмарами сниться ей. Но Нике было легче пережить мысли о сломленном будущем, чем понимание, насколько она может быть ещё унижена грязными руками Бога. От этого хотелось разорвать себя на куски, чтобы не позволить касаться и обладать собою, но Ника терпела, одной рукой пытаясь найти бутылёк. Пальцы дрожали, и она убрала руку, вцепившись в ладонь Харрина, раздвинувшего ноги девушки.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Её терпение было на исходе, а лава вот вот должна была вырваться на свободу. Она сожгла всё внутри девушки. Ника чувствовала, как каждая клеточка внутри неё болит в сто крат хуже, чем специально оставленные на её руках шрамах. Внезапно она ощутила необъяснимое чувство — странная энергия, бурлившая в ней последние минуты, буквально стала разрывать. Ника тяжело дышала, спихивая всё на очередную панику, но эта энергия была сильней. Она в секунду прошлась по всем нервам девушки и выплеснулась наружу, заставляя вскрикнуть от нереальных ощущений. Не сразу поняв, что произошло, она увидела Бога в нескольких шагах от неё. Он буквально отпрыгнул в этот момент, и теперь на том месте, где были ладони девушки, красовались красные отметины и черные, как от сажи, точки.

— Ты офигела? — спросил Харрин, осматривая раны. — Что ты делаешь?

— Я не знаю, — Ника сидела на столе, поражённая случившимся, — я сама не поняла, как это произошло. Прости, я случайно, я просто ещё не знаю, как это всё контролировать, а тут ещё ты, я просто…

Ложь текла потоком из уст Ники, и она бы продолжила говорить ерунду, если бы не знакомый голос, раздающийся откуда-то из залы. Девушка застыла, узнавая того, кому он принадлежит.

— Алиса? — звал Ронан девушка. — Кто-нибудь дома? — раздалось снова.

Не успела она открыть и рта, как Харрин сделал какое-то движение, напуская на неё руну. Крик потонул где-то в сознании, не вырвавшись на свободу. Ника поняла, что Бог наслал какое-то заклятие, лишившее её речи. Теперь у неё не было способности говорить, кричать, просить о помощи у того, кто был буквально в десяти метрах от неё. Единственный шанс на спасение утекал из её рук как вода.

Стало ужасно страшно. У неё сердце сжалось до маленького размера и разорвалось в одну секунду невыносимой болью по всему телу. Не контролируя себя, Ника вскочила с места и побежала к выходу.

Харрин крепкой хваткой схватил девушку, пытавшуюся вырваться на свободу, чтобы добежать до Ронана.

— Значит, ты притворялась, — с разочарованием в голосе сказал он. — Стой на месте, Алиса, не двигайся и не смей выходить из этой комнаты, — голос приказывал и управлял, — я разберусь с одной проблемой, а потом поговорим с тобой.

Харрин вышел из кухни, проговорив быстро ряд каких-то заклятий. У Ники сердце разбивалось вновь и вновь, когда она видела, как Бог уходит из комнаты, лишая её последнего шанса на побег. Но только Харрин не понял одного — она могла двигаться. Магия не подействовала так, как должна была. Девушку не звали Алисой, у неё было другое имя. У неё получалось шептать и двигаться, но заклятие, произнесённое Богом, не позволяло выйти из комнаты. Она слышала, как Харрин лжёт, что не видел землянку, и как не доволен тем, что маг зашёл к нему без спроса. Харрин что-то долго твердил, обманывал, и у Ники все мосты сжигались с каждым его словом. Если бы она могла, то задохнулась от паники и боли, да только Ника была уверена — Харрин бы ей этого не дал. Она воском плавилась, но не собиралась сдаваться.

Тихий звук двух бутылочек, ударявшихся друг о друга, придавал уверенности Нике. Пора было действовать, и у девушки было преимущество. Харрин не знал, что она могла двигаться, и только заклятие, не выпускающее её, сдерживало Нику. Она знала, что другого шанса не будет, поэтому встала на своё место, готовясь к атаке. Девушка слышала, как уходит Ронан, раздосадованный тем, что не смог обнаружить Нику у Хоррина.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Ника знала, что будет, когда маг уйдёт, а она останется с Богом наедине.

Она не была послушной, она не стала той, кем хотел видеть её сумасшедший шляпник. Ника не желала быть игрушкой и была готова сражаться за свою свободу до последнего. Рвать зубами, если придётся. И если нужно, то она была готова убить саму себя, лишь бы не принадлежать, лишь бы не стать безвольной, тряпичной куклой.