Блуждающие огни - Алексей Оверчук

Закоченевшие трупы складывали в «Урал». Но сначала, как я уже говорил, к каждому убитому прицепляли «кошку», отходили за броню или просто приседали и, дергая за веревку, переворачивали труп. На этот раз подложенных гранат не было. Мы с Сергеем помогали грузить погибших. Но большей частью старались поговорить с военными. Я знал, что после этого выхода они все разойдутся по своим подразделениям и хрен потом кого из них найдешь.

Бой на заводе закончился. Софринцы забегали по каким-то своим заботам. Понесли в пролом перевязочные пакеты. Что-то передавали по рации. И тут пропали с улицы местные жители. Для военных из нашей группы это послужило сигналом.

— Уматываем! По машинам! Сейчас начнется!

Техника и люди — все пришло в движение. Заревели двигатели на БМП. Стволы башен заметались по сторонам, готовые отразить нападение.

Горожане, оказывается, не только знали о наводчике, но и внимательно за ним следили. Как только боевик исчезал, горожане тоже торопились укрыться. Сейчас из какого-то тайного угла наводчик передавал боевикам информацию о подразделениях федералов на этой улице. Все ожидали обстрела или нападения. Вскоре произошло и то и другое.

Наша группа рванула по улице обратно. Сначала бегом. Потом мы сели на БМП.

— Запомни, — заорал мне в ухо какой-то военный, — всегда смотри за местными: если они вдруг исчезают, значит, сейчас начнется. И надо рвать когти! Народная примета!

И действительно началось. Вокруг загрохотало. Оглянувшись назад, я увидел, как софринцы рванули в свой подъезд. На дорогу, в то место, где мы только что стояли, посыпались минометные мины.

БМП долетели до перекрестка, встали.

— Слезай! — крикнул Кравченко.

Мы попрыгали с брони. Кравченко с группой рванул во дворы, чтобы выскочить с другой стороны перекрестка.

— Этих в десант! — указал он на нас с Серегой и скрылся среди развалин битого кирпича.

— Пошли вы со своим десантом! — заорал я. Ведь там, в десанте, я ничего не увижу!

— Полезай, мля! — заорал в ответ военный. — На броне тебя снимут, как дурака!

И нас силой затолкали в открытый люк. Потом я понял — это было действительно единственно верным решением.

Мы с Шаховым припали к триплексам. Но ничего не увидели. Развалины, стрельба… Но стрельба вообще никогда не смолкала над городом, и понять, по нашу ли душу стреляют, невозможно.

Вдруг наша БМП стала выписывать маневры. С воплем доисторического динозавра закрутилась башня и начала долбить по домам. Потом нас лихо занесло на гололеде, и машина на полном ходу вмазалась в стену. Заработал башенный пулемет. Ударила пушка. Я уже не знал, что и думать. Самое страшное — неизвестность.

— Эй! — окликнул я солдата за пулеметом. Мне была видна только его нижняя часть.

Он нагнулся к нам из-за приборов:

— Чего?

— Что там происходит?

— Да я фуй его знаю! Нашли кого-то в развалинах. Выгоняют.

Вот те, бабушка, и засада! Дорога-то у нас одна. Хрен объедешь.

— И чего мы ждем? — заорал я.

Но солдат уже приник к прицелу и не реагировал.

Задзенькали по броне пули. Наша БМП рванулась от стены, словно караулила кого за углом, и со всех стволов ударила по врагу. Вокруг заухали взрывы. Машина снова принялась выписывать виражи. Сначала подала задом, потом крутанулась вокруг своей оси, как в танце, и метнулась вбок, разбрасывая крупные очереди из башенной пушки. Мимо нас пролетел знакомый «Урал». БМП выскочила на дорогу и, пятясь назад, долбила вдоль улицы.

Значит, мы замыкающие…

По броне застучали шаги. Это группа Кравченко.

— Давай, мля!

Машина развернулась и рванула за «Уралом». Наверху зачастили из автоматов и заухали подствольники.

Как только мы миновали опасную зону, нас выпустили на броню.

— Чего было-то? — спросил я Кравченко.

— Да ничего необычного! Вовремя мы поспели. Они уже расположились нас потрепать. А мы им в тыл долбанули. Мы тоже кое-чему тут учимся.

Я понял, что Серега не рассказывает нам всего, бережет наши нервы.

— А то ты потом сюда хрен еще раз приедешь, — обронил он как-то позже.

Глава 21

Справа потянулось поле, сплошь заставленное уже вывезенной из Грозного подбитой техникой. Я попросил ненадолго остановиться. Серега Шахов хотел все это пофотографировать. Мне же хотелось просто пройтись и осмотреться.

Когда я зашел в глубь рядов из подбитых машин, то просто физически почувствовал всю ту боль и отчаяние, которое испытали бывшие на этих машинах люди. Сколько смертей видела эта техника? Для скольких солдат и офицеров башни танков и десанты БМП стали могилой? Через открытые люки десанта я видел окровавленные бинты, оплавленные шлемофоны, пустые магазины, прогоревшие цинки с патронами, рыжие от огня пулеметные ленты, куски бушлатов и пустые тюбики с обезболивающим.

Мне стало плохо, и я поспешил к ожидающей нас БМП.

Кравченко внимательно посмотрел в глаза:

— Впечатлился?

— Это ужасно.

— Я тебе еще ужасней покажу. Сегодня вечером. Двигай! — Он ударил башмаком по броне.

БМП дернулась, и под лязг гусениц мы покатили на базу.

Благодаря дневальным наш вагончик пыхал жаром. На столе уже открытые консервы и нарезанный хлеб. Я достал из наших рюкзаков водку.

— Ну, чем еще вас занять, ребята? — спросил Кравченко.

— А что тут у вас есть?

— Я же обещал тебе показать еще кое-чего. Закончим есть и пойдем, посмотрим.

— Далеко? — Мне не хотелось никуда ехать. Особенно в город.

— Нет, тут рядом.

Когда мы вышли из вагончика, вокруг уже сгустилась тьма. Вдали летали одиночные трассирующие выстрелы БТР.

Мы пошли какими-то тропинками среди сугробов. Кравченко иногда включал на секунду фонарик, чтобы проверить курс, и мы двигались дальше. Я достал пачку сигарет. Меня тут же известили о вреде курения. Я удивился. Уж кто бы говорил!

— Рядом снайперы боевиков шляются. Так что схлопотать пулю — как нечего делать, — объяснили мне.

— Разве мы так близко к зоне боев?

— Ну, корреспондент! Ты чего, еще не понял?

Где-то в стороне, через снежное поле темнела стена леса.

— Вон оттуда они и выползают по ночам. Тут по кромке стоят наши секреты, так что иногда, когда они пытаются подлезть поближе, происходят стычки.

Вскоре мы набрели на палатки. Они стояли в полной темноте. Вокруг ни души.

Кравченко откинул полог одной из палаток:

— Заходи.

Ой, ничего хорошего там меня не ожидает. Но все же заставил себя войти.

Вдоль стен стояли солдатские койки. Под одеялами лежали в кровавых бинтах умершие. Те, кого не смогли спасти в медсанбатах. Гробовая тишина, и лунный свет сквозь пустые окна палатки. Убитые словно спят в жутком холоде.

Мне стало плохо. Я выскочил наружу.

— А хочешь посмотреть на кусок человека? — спросил меня кто-то из офицеров.

Группа двинулась дальше. Похоже, нашего согласия никто не ждал. Мы подошли к «Уралу». Офицеры откинули брезентовый полог. Весь кузов от края до края был загружен человеческими останками. Вперемешку окровавленные руки, ноги, головы.

Я отшатнулся.

— Вот это и называется мясорубкой войны, журналист. Кто эти люди, из каких они подразделений — мы не знаем. Собираем, что есть…

Сергей-фотограф сделал несколько кадров, и группа снова зашагала в полной темноте.

Через несколько минут мы оказались на одной из улиц огромного палаточного городка. Отовсюду веяло теплом и жратвой. Сновали солдаты и офицеры. Кто-то курил, прикрывая огонек ладонью. Голоса приглушенные. Изредка у какой-нибудь палатки откидывался полог, падал на снег треугольник желтого света и снова пропадал. Все явственней долетал до нас запах кухни.

Кравченко откинул полог, и мы вошли в офицерскую столовую. Здесь были те же демократичные правила харчевания. Люди занимали свободные столики, ели и уходили. Как только мы сели за стол, солдаты сразу же принесли нам первое. После недавней «экскурсии» есть не хотелось. Но желудок нещадно урчал, и волей-неволей приходилось работать ложкой и челюстями. Разговор не клеился. Поминутно в столовую заглядывали офицеры и громко спрашивали, кто командовал таким-то подразделением или экипажем. Из-за столиков иногда откликались.

На мой вопросительный взгляд Сергей ответил:

— Тут все больше сборные команды воевали. Подразделения комплектовали наспех. Экипажи танков зачастую знакомились перед самым выходом в Грозный. Мы, офицеры, еще более-менее друг друга знаем, а солдаты — вообще никого. Так вот, если кто и успевал познакомиться перед этой бойней, теперь методом тыка выясняем личность погибших. Сам видел, сколько их тут — неопознанных.

Зашел очередной офицер:

— Кто-нибудь помнит, кто был в экипаже девятой машины?

Из-за соседнего столика откликнулся другой офицер:

— Я на восьмой шел. С девятой все погибли. Там наш прапорщик рулил. Кого ему дали — не знаю. Спроси у моих солдат. Они ведь одним этапом сюда прибыли. Может, подскажут?