Проклятая игра - Клайв Баркер

Но все как сквозь землю провалились. Марти блуждал по опустевшему дому, словно попал в полуденную воздушную яму. Тишина и остатки головной боли заставляли его нервничать. Он чувствовал себя путником на улицах мертвого города. Наверху оказалось еще тише, чем внизу. Шаги на этих коврах звучали так легко, будто Марти не имел никакого веса; однако он все равно старался идти крадучись.

Посередине пути на лестнице — лестнице Уайтхеда — проходила невидимая граница, которую было запрещено пересекать. В этой части дома находились личные апартаменты старика и спальня Кэрис. Интересно, где ее комната? Марти уже пробовал понять это, осматривая дом снаружи и пытаясь сопоставить внешний вид с коридором внутри; однако недостаток воображения не позволил ему угадать, какая из запертых дверей ведет в комнату Кэрис.

Но не все двери оказались заперты. Третья справа была слегка приоткрыта, и из нее (Марти настроил уши на самый низкий уровень слышимости) доносились тихие звуки. Очевидно, девушка там. Марти пересек невидимую границу запретной территории, не думая о наказании. Он изнывал от желания увидеть лицо Кэрис и, может быть, поговорить с ней. Он подошел к двери и заглянул внутрь.

Кэрис была там. Она полулежала на кровати, уставившись прямо перед собой. Марти уже приготовился войти и заговорить, но тут в комнате зашевелился кто-то еще, скрытый от него дверью. Марти понял, что это Уайтхед, прежде чем раздался его голос.

— Почему ты так обращаешься со мной? — спрашивал Уайтхед почти шепотом — Ты же знаешь, как мне больно, когда ты вот так ведешь себя.

Кэрис ничего не сказала. Если она слышала, то не подавала виду.

— Я не прошу слишком много от тебя, правда? — настаивал Уайтхед, и она мельком посмотрела на него. — Ведь правда?

Она наконец соблаговолила ответить, и ее голос был таким тихим, что Марти едва разобрал слова:

— Тебе не стыдно?

— Когда кто-то нуждается в тебе, Кэрис, это не самая плохая вещь. Есть и похуже.

— Я знаю, — ответила она, отводя глаза.

В двух словах — «я знаю» — звучали такая боль и такая покорность, что Марти внезапно почувствовал болезненное, страстное желание подойти и прикоснуться к девушке, попытаться исцелить эту неведомую боль. Уайтхед пересек комнату и присел рядом с ней на край кровати. Марти отпрянул от двери в страхе, что его поймают, но внимание Уайтхеда было поглощено заданной ему загадкой.

— Что ты знаешь? — спросил он. Его мягкость внезапно испарилась. — Ты что-то скрываешь от меня?

— Только сны, — ответила она. — Все больше и больше.

— О чем?

— Ты знаешь. Все о том же.

— Твоя мать?

Кэрис кивнула — едва заметно.

— И остальные, — добавила она.

— Кто?

— Они никогда не показываются.

Старик вздохнул и посмотрел в сторону.

— И что же происходит в твоих снах? — спросил он.

— Она пытается заговорить со мной. Она пытается что-то сказать мне.

Уайтхед не стал допытываться дальше, словно у него не осталось вопросов. Его плечи опустились. Кэрис смотрела на отца, чувствуя его поражение.

— Где она, папа? — спросила она его, впервые наклоняясь к нему и обнимая за плечи.

Этот жест был умышленным: она использовала близость, чтобы получить желаемое. Много ли она позволяла себе или получала, когда они бывали вместе? Ее лицо приблизилось к Уайтхеду.

— Скажи мне, папа, — заговорила она снова. — Как ты думаешь, где она сейчас?

Марти почувствовал, что в ее невинном вопросе заключена некая насмешка Что это означало, он не понимал Весь диалог о равнодушии и стыде был ему неясен. Отчасти он даже радовался тому, что не знает подоплеки событий. Но притворно ласковый вопрос уже задан, и Марти должен дождаться ответа старика. Где же она сейчас?

— В снах, — ответил Уайтхед, отворачиваясь от Кэрис. — Всего лишь в снах.

Она убрала руку с его плеча.

— Не смей мне лгать, — холодно сказала она.

— Это все, что я могу тебе сказать, — проговорил он почти жалобно. — Если ты знаешь больше, чем я… — Он повернулся и взглянул на нее, его тон стал нетерпеливым — Ты знаешь что-нибудь?

— Ох, папа, — прошептала она с упреком. — Снова тайны?

В их разговоре было столько уловок и уверток, что это озадачивало Марти.

— Ты же не подозреваешь меня? — настаивала Кэрис.

Уайтхед нахмурился.

— Нет, ни в коем случае не тебя, дорогая, — отозвался он. — Не тебя.

Он протянул руку к ее лицу и наклонился, чтобы прижать свои сухие губы к ее губам. До того, как они соприкоснулись, Марти отступил от двери и скользнул прочь.

Есть вещи, на которые он не мог заставить себя смотреть.

25

Машины начали подъезжать к дому, едва наступил вечер. Марти узнавал знакомые голоса. Должно быть, соберется обычная компания, предположил он, в том числе Оттави, Куртсингер и Двоскин. Он слышал и голоса женщин; гости привезли с собой жен или любовниц. Интересно, какие они? Наверное, некогда прекрасные, а сейчас прокисшие и обделенные любовью. Мужья, без сомнения, навевали на них тоску, поскольку думали только о деньгах. Марти ловил отзвуки женского смеха, а позже, в коридоре, запах духов. У него было отличное обоняние. Саул гордился бы им.

Около половины девятого он спустился в кухню и подогрел равиоли, оставленные для него Перл, затем вернулся в библиотеку, чтобы посмотреть несколько видеозаписей боксерских поединков. Дневные события все еще беспокоили его. Как ни пытался, он не мог выбросить из головы Кэрис, и не поддающиеся контролю эмоции угнетали его. Почему он не похож на Флинна — тот покупает женщин на ночь, а утром уходит прочь? Почему его ощущения всегда столь туманны и он не способен отличить одно от другого? Поединок на экране становился все более кровавым, но Марти едва ли мог оценить вес победы. Перед глазами стояло непроницаемое лицо лежащей на кровати Кэрис, и он вновь и вновь пытался найти объяснение увиденному.

Оставив комментатора бормотать за экраном, он опять пошел в кухню, чтобы прихватить из холодильника пару банок пива. В этой половине дома ничто не намекало на происходящую рядом вечеринку. Наверное, столь изысканное общество должно вести себя тихо. Лишь легкий звон бокалов и беседы об удовольствиях богачей.

Ну так и пошли они подальше — Уайтхед, Кэрис и все прочие. Это чужой мир, и Марти не хотел оттуда ничего. Он получит любых женщин в любое время, стоит лишь снять трубку и поговорить с Флинном. Никаких проблем. Пусть богачи играют в свои дурные игры, ему это неинтересно. Он осушил первую банку пива, стоя в кухне, затем взял еще две и отправился к себе. Сегодня он хочет по-настоящему отключиться. О да. Он напьется и забудет обо всем. Особенно о ней. Потому что ему наплевать. Ему наплевать.