Пятнадцать ножевых. Том 2 - Алексей Викторович Вязовский

— Скорее всего, в ЦКБ проведут, у них есть такая практика. Кто мы такие, чтобы ради нас в горкоме комиссию собирать?

Расспросить его особо не получилось — вальяжный Шатерников открыл собрание группы, быстро просмотрел фотографии бактерии, коллектива, забрал копию статьи на английском и попыхивая трубкой умотал. Передав бразды правления Антонине Васильевне. И та, помня свой позор, отыгралась на нас с Морозовым за все. И документы у нас заполнены не должным образом, и все наши задумки с презентаций — ерунда полная, стыдно показывать иностранцам. Короче попила крови.

— Надо отцеплять эту бабу от нашего поезда, — резюмировал я, когда мы с Морозовым вышли после собрания. — Втравит нас в Вене какую-нибудь историю!

— Я бы на твоем месте насчет характеристики побеспокоился, — Игорь Александрович ломая спички закурил сигарету. — Тонька в твой деканат звонила, я слышал через дверь. Ей там про какие-то жалобы на тебя рассказали. Ты и правда порнографию смотрел с однокурсникам?

— Ложь и поклеп, — отмазался я. — Прошел слух, что еду в Вену, вот и проснулись завистники. Ну ничего, есть у меня на них управа!

— Думаешь иностранцы защитят? Потребуют второго соавтора докладчиком?

— Нет, на этих надежды мало. Хотя Чазов обещал все ускорить с «Ланцетом», уже завтра статья будет в Лондоне с оказией.

— Неделю им прочитать, неделю-две рецензенты дадут заключение, — стал загибать пальцы Морозов. — Нет, никак не успеваем к Вене. Если в наших журналах очередь до лета, то уж у англичан...

— Мы же это обсуждали! Нам не надо, чтобы статью опубликовали — надо, чтобы ее приняли к публикации и тем самым признали наш приоритет! Хорошо бы припугнуть «Ланцет»... Мол, еще в «Нейчур» отослали — кто успел, тот и съел! Эх, не догадался Чазов и никто не посоветовал...

Глава 11

Лебензон поймал меня на скорой в субботу часа в три дня. Специально в выходной приехал? Что за срочность такая? Не торопил ведь, обозначал только общую заботу, без спешки. Небось, Льва Ароновича вызывали на беседу опера и там мягко намекнули, что он может при желании следователя быстро стать свидетелем по делу, а будет давать неправильные показания, так и в подельники запишут. Это просто делается, было бы сказано. Соответственно, и стремление решить вопрос с максимально возможной скоростью только возросло.

— Ну что там, Андрей? — спросил он, едва я закрыл за собой дверь в его кабинет.

— Что мог — сделал, — ответил я. — С нужным человеком поговорил, при мне звонили, просили разобраться. Надеюсь, всё решится в ближайшее время.

— Точно? Извините, на нервах из-за этой ситуации. Как на иголках весь.

Ну сто процентов, пригрозили Аронычу, вот он и взвелся, вон третий раз руки платочком вытирает. Понятное дело, и в тюрьму мужику не хочется, и начальника топить по чужому приказу неохота.

— Я пойду тогда, Лев Аронович? — спросил я, когда пауза стала слишком длинной.

— Вы не подумайте только, что я пытаюсь присвоить себе заслугу... — путано начал Лебензон. — Николай Михайлович... мы с ним еще в тринадцатой больнице... столько лет...

Оказывается, и Каверин, и Лебензон — бывшие психиатры? Вот это совпадение! Ну да, если сто лет знакомы, да еще и общаются близко...

Томилина ждала в коридоре. Будто я потом не ответил на животрепещущие вопросы.

— Зачем вызывал? — спросила она, хватая меня за пуговицу на халате. Чтобы сбежать не пытался.

— Личный вопрос, не могу рассказать, — съехал я с темы. — Семейное.

— Ну как знаешь, — чуть обиженным голосом протянула она.

— Ты мне лучше ответь на два вопроса, — я тоже взял Елену за пуговицу. Какого лешего ты закрыла больничный и что там с твоей машиной?

Правильно, первый вопрос — для затравки, второй — глобальный. Возможные покупки, особенно крупные, они мозг не только дамам прочищают.

— Надоело дома сидеть и повязка эта дурацкая. Представляешь, я ее на ночь снимала, так проснулась как-то, а у меня рука вверх сама поднялась. Соскучилась по нормальным движениям.

— Получишь привычный вывих на растянутой суставной сумке, будут тебе движения.

— Ну не ворчи, Андрей, я же осторожно, — Томилина придвинулась на пару сантиметров ближе. Мелочь вроде, а рабочее настроение как корова языком слизала. — А насчет машины... Говорят, надо с собой специалиста брать, чтобы не напороться на сюрприз какой-нибудь. А у меня таких знакомых нет. Ты не знаешь случайно?

— Знаю. Это я. Летчик-космонавт, мастер спорта по стрельбе из лука, майор Гиви Абрамович Чингачгук.

Лена засмеялась. Анекдот про хитрого любвеобильного грузина появился недавно и свежести еще не утратил.

— Так давай я позвоню, а мы после работы поедем.

— Вроде на завтра особых планов у меня нет. Заскочим только ко мне, надо взять в чем под машину лезть и фонарь на всякий случай.

Но позвонить прямо сейчас нам помешала диспетчерская, отправившая нас на вызов. Плохо. Это повод такой. Посмотрим, кому там хуже, чем остальным. Фролов традиционно молчал и думал о своем, шоферском. Привез, остановился у подъезда, и сразу уселся поудобнее, прикрыв глаза. Может, даже похрапывать начнет, у него с этим никаких проблем. Всю жизнь завидовал вот таким людям — чуть что, умостился и дрыхнет уже через минуту.

Открыл нам явно похмельный мужик. Но не запойный, одет чисто, побритый, причесанный. Но выхлоп от него... Смесь водки с пивом придает особый оттенок вашему дыханию. А если на старые дрожжи...

— Здрасьте. Вон, супруга моя, — махнул он рукой куда-то вглубь квартиры, — легла и не встает. Говорит еле-еле, а ей на смену в ночь... — тут он опасно икнул и я на всякий случай отступил в сторону.

— Давно такое? — спросила Лена, проходя вперед. — Ведите, показывайте.

— Так уж больше часа, наверное.

Женщина ближе к пятидесяти, лежит, сопит.

— Свет включите, — попросил я, подступая с тонометром и термометром.

Не нравится она мне. Дышит поверхностно как-то, голова с подушки скатилась, ей явно неудобно, а не ляжет нормально. Следы небрежно вытертой рвоты на халате.

Короче, кое-как удалось выяснить, что плохо ей стало к обеду, трижды рвота была, послабило тоже пару раз, хотя с утра уже тошнило и она не ела ничего. Это вчера началось, вон, и сыну