Мужская работа - Михаил Нестеров

Руководил операцией командир «Алькора» майор Аднан Аль-Хадиси. Тщеславие – не самое худшее качество – понуждало Аднана верить, что курдов окажется больше. Что его элитарное подразделение, имеющее собственное имя и символику на шевроне, подняли по тревоге не напрасно.

Когда командиры подгрупп доложили о готовности, майор отдал приказ на штурм.

Запертая дверь комнаты, ставшей временным пристанищем Тихомирова, слетела с петель. Разбиваясь на пары, в просторный зал ворвались шестеро «алькоровцев», одетых в черные штурмовые комбинезоны и бронежилеты. Красноватые пятна лазерных целеуказателей метались по комнате, готовые в любой момент замереть на цели.

Двое курдов спали – один на тахте, второй в кресле, беспечно отложив оружие в сторону. Другую пару стремительное вторжение спецназовцев застало за игрой в нарды.

Штурм вызывает лишь две крайности – либо ожесточенное звериное сопротивление, либо шок и полное бездействие. Находясь в ступоре, сидящий за столом курд буквально зубами поймал пулю, вторая и третья разворотили ему глазницу. Его товарищ, сидящий к штурмовикам спиной, вначале ощутил жгучую боль в плече и дернулся так, словно хотел схватить автомат. И достаточно резко для того, чтобы стрелок промахнулся: командир этой группы спецназа, получивший приказ взять одного курда живым, хотел обездвижить его, но второй выстрел оказался роковым для обоих – пуля попала в основание черепа и на выходе образовала безобразную брешь в районе переносицы.

Лучше бы ему обездвижить спящих...

Но то были несбыточные мечты: его товарищи отработали по дремлющим курдам на совесть. На тех местах, где замирали пятна целеуказателей, образовывались аккуратные отверстия, будто проделанные не пулей, а лазером.

На втором этаже распахнулось окно, и снайпер, получивший приказ стрелять во все, что движется и одето иначе, нежели бойцы «Алькора», потянул спусковой крючок винтовки. Ладонь стрелка удобно вписывалась в пистолетную рукоятку полуортопедической формы, со сменным грузиком, что дает оптимальную балансировку; приклад с регулируемым резиновым затылком и подщечным упором едва ли не повторял линию плеча. И стрелок просто не мог промахнуться. Он наповал сразил хозяина обувной мастерской, который бездумно отреагировал на серию выстрелов, раздавшихся, как ему показалось, и с улицы, и из-за двери.

Следующие две минуты прошли в относительной тишине.

Только работа снайпера на этом не кончалась. Он проглотил ком, подступивший к горлу, и скосил глаза на хроникера, который остановил запись. Затем чуть опустил ствол и увидел в оптический прицел голову генерала Тихомирова...

Майор Аль-Хадиси проводил бывшего узника этого ненадежного острога, которого стерегла беспечная охрана, в полуподвал. А вот и сама комната – уже без двери, с распахнутыми окнами и решеткой, которая все так же опиралась одним краем о подоконник.

– Здесь вас держали, господин генерал? – Аднан уважительно относился к Тихомирову и считал его толковым офицером.

– Да, здесь, – ответил он, не понимая, к чему этот майор затеял столь скорые следственные действия: раны на телах курдов еще не перестали кровоточить, едва развеялся пороховой дым, а спецназовцы с возбужденно подрагивающими ноздрями продолжали ощущать на себе короткие мгновения штурма.

Ответ на этот вопрос знали несколько человек, включая командира «Алькора» и генерала Аль-Махджуба. Последний разумно посчитал, что несколько пленных диверсантов ГРУ, уничтоживших двенадцать бойцов из личной гвардии Саддама и посягнувших на резиденцию президента страны, стоят одного генерала. В штабе тот занимался боевым планированием, однако ощутимой пользы от него справедливо ждать не приходилось – такой громкий успех, что сопутствовал ему во время «Бури в пустыне», дается лишь раз в жизни.

Ко всему прочему выявилась и была пресечена деятельность одной из курдских группировок в Багдаде, тесно связанной с разведслужбами и силовыми структурами России. Что можно посчитать и заговором, и предательством, но никак не преследованием Россией своих интересов в этом неспокойном регионе.

Только мертвый – точнее, убитый во время штурма – генерал Тихомиров давал Багдаду возможность нанести скрытый, но ощутимый удар по Москве и преподать ей урок. Живой – он либо добровольно давал показания, либо под давлением, что срывало планы диверсионной группы и ответственных за операцию.

А дальше можно было ожидать чего угодно: отказа от диверсии, поскольку охрана дворца увеличится в несколько раз, а самих химиков переведут в другое место; совместных действий Москвы и Вашингтона на уровне взаимодействия их разведок: британско-американская группа связи получит от русских «достоверную» информацию (а на деле дезу) о размещении в резиденции «Хранитель пустыни» или ядерных боеголовок, или ОМП. Немедленная реакция Пентагона, и ракетно-бомбовый удар сровняет «хранителя» с пустыней. Они в обычные РЛС мечут бомбы, а тут...

Но это самый крайний вариант.

Перекрестье оптического прицела на винтовке снайпера поделило голову Тихомирова на четыре части. Стрелку казалось: попади пуля в центр, и голова генерала распадется, как разрезанный апельсин, на равные доли. Усилие спуска снайпер отрегулировал под себя давно, сейчас оно составляло не больше одного килограмма, однако палец едва справлялся с давлением. Трудно стрелять по заказу, а в генерала – особенно. Стрелок едва свез этот непомерный груз неожиданно занемевшим пальцем. Отдача сдвинула панораму, но через несколько мгновений та вернулась. Все на месте: распахнутые окна с пыльными стеклами, гордый профиль с седоватым виском, кожа под которым вдруг расползлась...

Майору Аль-Хадиси показалось, что генерал кивнул ему: хватит валять дурака, пошли отсюда. И со склоненной к плечу головой рухнул на грязный пол.

Тихомиров ждал, но так и не дождался вопроса – как выглядят российские диверсанты, хотя бы двое из них, чьи лица врезались ему в память. Ему не дали времени сообщить, что диверсанты интересовались не только резиденцией Саддама, но и бункерами – с техникой и пустыми – на пути от Кербелы до Эн-Наджафа.

Генерал Махджуб еще раз предупредил командира «Алькора»:

– Не дай тебе господь переоценить свои силы, Аднан. Сто раз подумай, прежде чем принять решение. Меня не простят за твои ошибки, а я не пощажу тебя. Если сомневаешься – откажись, я пошлю другую группу спецназа.

Аль-Хадиси позволил себе улыбнуться: имея оружие «раннего предупреждения», обезвредить диверсионную группу могло любое подразделение спецназа. Главное – как, с каким качеством и показателями. И он разрешил себе еще одну вольность, промолчав в ответ на немой вопрос генерала.

Глава 11

«Убить пересмешника»

35

Кербела, Ирак, 18 декабря, среда

Полина Ухорская, задремавшая было под шум вертолетных двигателей, снова смотрела в иллюминатор. «Ми-8», пилотируемый экипажем компании «Роснефтегаз», летел низко над землей. Мимо проносилась унылая панорама: песок, песок и снова песок. Лишь изредка бесконечную желто-красную массу прорезали полосы дорог, обезображивали огромные нефтяные лужи, уродовали заброшенные насосы, походившие на гигантских железных аистов; наверное, они издавали какие-то тоскливые звуки, обдуваемые с четырех сторон горячими ветрами. В стороне оставались небольшие поселки – заброшенные, как старые колодцы, пришло сравнение.

Визит к опальному генералу Аль-Хазраджи не принес ожидаемых результатов. В начале беседы тот откровенно уходил от ответов, сыпал, обдумывая предложения военной разведки, значимыми и незначимыми цифрами. Когда-то и он, пытающийся играть роль оппозиционера Саддаму Хусейну, был значимой частью иракской армии, насчитывающей четыреста тысяч солдат, четвертая часть которых служит в элитарных подразделениях. «Саддам может нанести удар по американским войскам, Израилю и арабским союзникам США ракетами „скад“ с химической или бактериологической начинкой», – сказал он.

У него были живые глаза, седые усы, тяжелый подбородок, полные яркие губы, высокий лоб и почти не тронутые сединой волнистые волосы. Вокруг глаз заметные коричневатые тени. На вид Хазраджи было пятьдесят-шестьдесят лет. На пальце левой руки обручальное кольцо.

Полина грамотно ставила вопросы, заставляя бывшего начальника Генштаба иракских ВС раздувать ноздри, едва проскальзывало имя ненавистного Саддама, который спит и видит бунтаря на перекладине.

Бывший военный атташе в Москве, Хазраджи хорошо говорил по-русски. «Что вы можете предложить мне?» Он понимал, что Вашингтон, ведя с ним переговоры, поставил перед собой практически невыполнимую задачу: освободить Хазраджи из-под домашнего ареста и попутно заверить мировую общественность в демократическом выборе иракского народа. То есть выбор народа – обвиняемый в геноциде генерал Низар Аль-Хазраджи! Да ему с такой характеристикой прямой путь в Гаагу, в соседнюю камеру с Милошевичем.