Плод воображения - Андрей Дашков

Соню чуть не стошнило. Можно себе представить, как потешался Барский, читая это, а затем трахая ее, пьяную, на своей шикарной даче. Но зачем он цеплял ее сейчас?

У нее желчь подступила к глотке. На что это намекал старый хрен? Если на вероятные последствия их очередной встречи, то он сильно ошибался. Может, когда-то он и был великим и ужасным, но теперь совсем другое дело. Место и обстоятельства уравняли всех. Этот городишко, перед пустым лицом которого каждый из них был никем, служил наилучшим подтверждением того, что расклад изменился. И если старый сибарит притащился сюда, значит, всё лучшее в его жизни позади. Но при этом он рассчитывал снова подняться, не так ли?

Соня была настроена решительно: или поднимется она (и в этом случае его помощь будет принята с циничной благодарностью), или не поднимется никто.

Перед тем как отправиться к Барскому, она решила выпить кофе в мастерской (под присмотром глаза со странной картины, в чем вряд ли призналась бы себе) и обнаружила, что в блокноте не хватает нескольких чистых страниц. Кто-то их небрежно выдрал, не позаботившись оборвать корешки, а блокнот остался лежать открытым на подоконнике, трепыхаясь, как подбитая птица.

И хотя ее записи не пострадали, Соня пришла в бешенство — не столько оттого, что кто-то тайком пробрался сюда в ее отсутствие, сколько от нелепости происходящего. Даже в своих романах она не позволяла персонажам, ставшим жертвами коварных интриг, погрязнуть в абсурдных мелочах. Худшим из дурных примеров для нее был Кафка. По ее скромному мнению, бедняге остро не хватало свежего воздуха и силы воли, чтобы послать всё к черту и заделаться садовником.

Она и до этого была на взводе (чего стоил один только привет от Барского, заставивший ее со стыдом взглянуть на себя как на пошлую и наивную дурочку), а теперь еще всплыл непрошеный гость, не иначе искавший бумагу, чтобы подтереться. Спохватившись, она поняла, что ее записи не так уж безобидны, особенно если уметь читать между строк, а большинство коллег, Соня не сомневалась, умели. Она подставилась, и кто-то не преминул этим воспользоваться — а поскольку не слишком заботился о том, чтобы скрыть следы своего пребывания, значит, чувствовал свое превосходство.

Хуже не придумаешь. Соне столько раз пытались продемонстрировать свое мнимое превосходство разные придурки, что она давно разочаровалась в курятнике, единственным смыслом существования в котором для многих было усесться повыше, чтобы гадить на нижних. Она всю жизнь старалась убежать от этого, а романы были для нее настоящей отдушиной. И вот теперь здесь, кажется, начиналось то же самое…

Это было вполне в духе Барского (насколько Соня разбиралась в его сущности): назначить встречу в музее и ждать в парке.

Ей оставалось одолеть последнюю четверть пути, когда она заметила его — в безлюдном городе любая фигура сразу бросалась в глаза. Он сидел на скамейке и, увидев ее, приветливо сделал ручкой. Ну прямо добрый старый приятель, решивший искупить грешки молодости на закате жизни. Впрочем, ей показалось, что поначалу он всё-таки был немного удивлен ее появлению. Это не помешало ему выглядеть так, словно он заранее знал и какой дорогой она придет, и что скажет, и на что согласится.

Она сразу дала понять, что с ней этот номер не пройдет. А он и не настаивал. После холодного «здрасте» Соня в упор спросила:

— Чем обязана такому вниманию?

— Ты считаешь, что не заслужила?

— Я много чего заслужила.

— Вот я и хотел… кое-что компенсировать.

— Ладно, начинай.

— Сонечка, почему такой тон? Я тебя чем-то обидел?

Она пожала плечами:

— Нормальный тон. Ты привык к другому?

— Вопрос не в том, к чему я привык, а в том, готова ли ты сотрудничать.

— С тобой?

— Со мной… и не только.

— А кому еще ты сделал столь лестное предложение?

— Тебе первой. Хотя, не скрою, собираюсь привлечь кого-нибудь еще. Соня, здравомыслящие люди объединяются, когда дела плохи.

— У меня всё в порядке.

— Честно говоря, сомневаюсь, но если так, рад за тебя. Возможно, ты еще не в курсе — мы здесь не одни.

— Я знаю. Кроме нас, тут еще восемь человек, не считая охраны на Периметре.

— Я имею в виду не участников проекта и не обслуживающий персонал.

Она уставилась на него пристальным взглядом и сочла, что ему явно показалось мало издевательской шутки с отрывком из ее романа.

— Барский, скажи прямо, зачем тебе это?

— Не твое собачье дело, дорогая, — ответил он очень мягким тоном. Потом тон изменился. — Представь себе, что мы на корабле и посудина тонет. Сейчас не время выяснять, кто зачем купил билет. Если не выберемся отсюда, все пойдем ко дну.

— Ты знаешь, меня это почему-то не пугает.

— Понимаю. Только здесь не клуб самоубийц. Если ты в позе «мне терять нечего», то и говорить не о чем.

— Почему же не о чем… Можем поговорить о том, зачем ты выслал мне кусок моего опуса.

— Я ничего такого не высылал. А когда ты получила?.. Она смотрела на него иронически.

— Полтора часа назад.

— По электронной почте?

— Ага.

Он бросил взгляд на свои часы.

— Извини, если разочарую, но мой компьютер уже три часа как сдох. А с новым эти недоумки что-то не торопятся.

— Что значит «сдох»?

— Это значит сломан. Разбит. Непригоден для использования… И ты выглядишь просто очаровательно, когда делаешь вид, что тебе это не известно.

Она почувствовала, как кровь предательски приливает к щекам.

— Ты считаешь, что я имею к этому отношение?

— А что я должен думать, если это дело рук твоей «креатуры»? Или он действовал по собственному усмотрению?

— Барский, иди к черту. На хрена мне разбивать твой компьютер?

— Чтобы вывести меня из игры хотя бы на несколько часов. Могу назвать еще пару причин.

— Да мне по фигу, в игре ты или нет.

— Сонечка, прелесть моя, я тебя не узнаю. Какая-то базарная речь… Неужели это обстановка повлияла? Или новые друзья?

— Не твое собачье дело… А сообщение я получила с твоего адреса. Так что не еби мне мозги.

Барский долго смотрел на нее со странным выражением. Она не сразу поняла, что это, скорее всего, сожаление.

— Хм, — наконец произнес он. — А ты, оказывается, еще проще, чем я думал. Видимо, придется разжевать… Тебя водит за нос твой здоровяк.

— Хочешь сказать, что это он посылал мне сообщения с твоего компьютера?

— Сообщения? Сколько их было?

— Два.

— Первое действительно от меня — то, что отправлено в шесть с небольшим. Я ушел около семи. Он пробрался в музей в мое отсутствие. Когда я вернулся, всё уже закончилось.

— Ты оставил ящик открытым?

— Какой ящик? — Он очень достоверно изобразил непонимание.

— Мы, кажется, говорили про электронную почту.

— Хм-м, по-моему, да. Но это не важно. Для него взломать ящик не проблема.

Соня рассмеялась.

— Этот болван с трудом отличает компьютер от пишущей машинки.

— Ошибаешься. Этот, как ты выразилась, болван, действительно имеющий не совсем интеллигентную внешность, на самом деле отлично разбирается в предмете. Лучше, чем когда-либо удастся разобраться тебе. И никакой он не Гоша. Его зовут Шварц Александр Маркович. — Произнося это, он неотрывно следил за ее лицом.

Она выглядела немного растерянной — и только.

— Откуда ты знаешь?

— В отличие от тебя я не поленился навести справки.

— И тебе их дали?

— Мне — да. Тебе вряд ли дадут. Это еще одна причина, по которой ты только выиграешь, если примешь мое предложение.

— Ты его видел?

— Кого?

— Шварца, твою мать!

— Соня, давай-ка без вульгарности, я этого не люблю. Твою «креатуру» я не видел — подозреваю, что к счастью для себя, иначе разделил бы участь ноутбука.

— Тогда откуда ты знаешь, что это он? Справку дали?

— Нет, просто взял тебя на понт.

— Ты же не любишь вульгарности.

— А тут иначе и не скажешь. Сонечка, в одиночку ты не выберешься. Поверь, только мое доброе к тебе отношение…

— Вот этого не надо, ладно? Что ты предлагаешь конкретно?

— Золотые слова, деточка. Для начала скажи мне вот что. Ты знаешь, где его… ну, где он остановился?

— Нет.

— Я так и думал. Жаль. Теперь уже я мечтал бы добраться до его компьютера. А что здесь? — Он извлек из кармана диск без опознавательных знаков.

— Откуда мне знать?

— Впервые видишь? Ладно, верю. Он оставил это в дисководе. Не знаю зачем. Очень хотел бы узнать, что тут записано.

— Можем пойти ко мне, — предложила она после секундного колебания.

— Это далеко?

— С полчаса.

— Далековато, Сонечка, для пожилого мужчины. Проклятая одышка… Возьми, если хочешь, — он протянул ей диск. — Потом расскажешь.