Открытое окно - Анджей Пивоварчик

Выйдя из кабинета, я задержался в секретариате, чтобы поговорить с Кристиной.

– Подходят?

– Угу. – Она вынула из сумки зеркальце. – Ядя определенно лопнет от зависти, – добавила она с присущим женскому сословию злорадством. – Сколько я должна тебе, Глеб?

– Ничего. Доброе слово…

По дороге я на минуту зашел в главную канцелярию, чтобы вручить такие же клипсы Яде.

– За это вот тебе марки. – Ядя вынула из ящика стола большой конверт. – Только не говори никому, что получил их от меня, – предупредила она на всякий случай. – Кристина теперь позеленеет от зависти, даю слово…

Разве мог я предположить, что мое столь необдуманное поведение роковым образом скажется в решающий Для поимки Посла момент?

Емёла, подстегнутый приказом полковника, уже ожидал меня у дверей моего кабинета. Минут пятнадцать я объяснял ему, на что в первую очередь следует обратить внимание при обыске.

Мне, конечно, не удалось скрыть от него, что убийство и кража в Западном районе расследуются Главным управлением милиции и что три недели тому назад это дело было поручено именно мне.

– А я ведь думал, что ты и вправду собираешь марки, – не сдержал своего удивления Емёла.

Он слышал об убийстве и о том, что, «кажется, убитый или убитая собирали марки», но не обратил на это особого внимания.

– Мы с Ковальским тоже ведем одно дело, связанное с марками. Но это не имеет ничего общего с преступлением, о котором ты рассказываешь… – заметил он.

Так как он о подробностях не говорил, расспрашивать я не стал.

– Позвони, Глеб, НД и попроси, чтобы он прикомандировал ко мне химика. Ведь в комнате Трахта могут найти какие-нибудь яды. Я сейчас же туда еду! – решил он. – Только заскочу к себе. Нужно взять лупу, зубцемер, ванночку для выявления водяных знаков, каталоги… До жилья Трахта минут двадцать езды. Около полудня, возможно, я тебе уже доложу о результатах.

Я занялся просмотром своих заметок о событиях последних недель…

Я искал в сплетении происшествий в Западном районе пункты, которые не были ясны. Наконец после многочисленных вычеркиваний на листке бумаги осталась схема:

Убийство коллекционера и его жены.

Попытка убить меня. От смерти меня спасла случайно находившаяся в моем кармане справка из психиатрической больницы.

Кража «Десяти крон», коллекции «За лот» и трехсот двенадцати марок-классиков высокой стоимости, часть из которых относилась к категории редчайших марок.

Это наш пассив.

В активе после трех недель расследования (включая время моего пребывания в больнице) у меня были первая марка Норвегии и второстепенная особа – Трахт.

Остальное не представляло ни малейшей ценности. Личность Посла-убийцы, несмотря на то что он, как выяснилось, выступал одно время под именем доктора Кригера и у нас даже имелось одно из его любовных писем, была для пас совершенно неизвестна…

Около полудня мои безнадежные размышления прервала телефонистка управления.

– Вас, капитан, вчера вечером дома не было, а сюда вам кто-то звонил. Я не сообщила об этом раньше, поскольку тот человек обещал позвонить сегодня после полудня.

– А кого он спрашивал?

– Он спрашивал товарища, который «интересуется марками». Это было после восьми часов вечера. Итак, учтите, что кто-то намеревается вам сегодня позвонить…

Трахт был задержан до восьми вечера. Наши телефонистки не имели обыкновения ошибаться. Кроме Трахта, этого номера телефона я никому не давал. Номер, естественно, ни в каких справочниках не значился. Тем, кто звонил по этому номеру, отвечали: «Он в ванной» или «Он в саду» и «Куда можно вам позвонить минут через пятнадцать?» После того как через коммутатор мне называли номер телефона звонившего мне человека, я разговаривал с ним из дому или из служебного кабинета.

Телефонный звонок, о котором мне только что сообщили, был со всех точек зрения весьма любопытен.

Интересно, позвонит ли таинственный незнакомец или же после того, что случилось с Трахтом, будет молчать?

Тем временем с коммутатора сообщили, что соединяют меня с Емёлой.

– Трахт живет под Варшавой, снимает комнату у состоятельной вдовы, – информировал меня приглушенным голосом Емёла. – Дом стоит на окраине, кругом поля, сады…

– …и поют жаворонки, – прервал я его излияния. – Нашел у Трахта марки?

– Как раз перехожу к этому, – начал он. – Как раз… я нашел у Трахта марок, не считая мелочи, на сумму….

Я задержал дыхание.

– …пятьсот тридцать шесть франков по каталогу Цумштейна.

Пятьсот тридцать шесть франков, тогда как стоимость украденных марок достигала нескольких десятков тысяч долларов или, согласно каталогу Ивера, нескольких сотен тысяч франков!

– Но, к сожалению, – продолжал Емёла, – здесь нет ни одной марки из того списка, который я получил от тебя.

– Марки не трогай, а перед жильцами извинись за недоразумение.

– Химик тоже не нашел ничего интересного, – добавил обескураженный Емёла.

Я прекратил разговор.

Не было никаких оснований для ареста Трахта. Ничего нового не выявилось и в другом месте. В этом я убедился, позвонив коменданту комиссариата Западного района.

На вилле царило спокойствие. Наблюдатели видели, как наследница, сидя за письменным столом, не отрываясь, составляла опись марок.

– Надеюсь, я все же получу от тебя ордер на арест Трахта, – сказал комендант.

– Может быть, получишь… – ответил я не очень уверенно.

Следовало задержать Трахта хотя бы до полудня, до моего разговора с неизвестным, которому никто, кроме Трахта, не мог дать номер моего телефона.

Зазвонил телефон.

– Я имею честь говорить с гражданином, который в воскресенье обменивал в клубе марки и приобрел в числе прочих серию испанской «Корриды»?

Действительно, во время безумных сделок в воскресенье я приобрел серию испанской «Корриды».

– Моя фамилия вам ничего не скажет. Я хотел только спросить, не интересуют ли вас иностранные классики?

Я заколебался.

– В общем, да, – начал я осторожно. – А где их можно было бы посмотреть?

– Не будете ли вы случайно сегодня вблизи Старого Мяста?

– Возможно, буду. А в какое время?

– Мне было бы удобно в пять часов. А вам?…

– Позвоните мне, пожалуйста, минут через десять…

Так начался мой разговор с неизвестным собеседником.

Время приближалось к половине четвертого. НД уже дважды в течение дня спрашивал, не звонил ли незнакомец. Я сразу же соединился с НД.

– Слушай, – сказал он через минуту, – я прочитал в газетах, что в пять часов открывается выставка картин Хель Энри. Это польская художница, проживающая в Париже. Выставка недалеко от Старого Мяста. Договорись с ним встретиться на выставке, а там мой человек его сфотографирует.

Я тоже решил позаботиться об агенте-наблюдателе, который пойдет за незнакомцем после того, как наше свидание закончится.

– Значит, опять что-то начинается, – высказал предположение мой шеф, давая разрешение направить нашего агента.

Через десять минут коммутатор снова соединил меня с таинственным собеседником:

– Итак, сможем ли мы сегодня встретиться? – спросил он.

– Да, охотно с вами увижусь. Я собираюсь на выставку картин Хель Энри. Буду там в четверть шестого, а потом мы можем зайти в кафе.

– Согласен… Только, прошу вас, захватите с собой дублеты.

Его настойчивость с дублетами дала мне пищу для размышлений. Ведь самое интересное уплыло из моего альбома во время идиотских воскресных сделок в клубе…

Я поторопился домой, чтобы привести в порядок служебный кляссер. Мамы дома не было. Наскоро пообедав, я приступил к работе.

Раскладка «служебных» дублетов оказалась делом невыполнимым. За час невозможно было разобраться в беспорядочной массе марок. Волей-неволей пришлось, отобрав десятка полтора марок в отдельный конверт, этим ограничиться.

Когда я подъехал к выставочному залу, фотограф, которого прислал НД, как раз согласовывал свои действия с агентом. Я незаметно махнул им рукой.

Демонстративно вынув из кармана газету (поскольку незнакомец просил об этом, так как якобы не помнил моего лица), я вошел в выставочный зал. В зале было полно народу. Почтенные мужчины и женщины, среди которых было немало знакомых художников и писателей, направлялись в противоположный конец зала, где сидела щуплая седая женщина лет восьмидесяти. Это и была Хель Энри, она приехала из Парижа, чтобы показать родному городу свои широко известные картины…

– Какая прелесть! Посмотри, посмотри, какие чудесные краски! – щебетали у стен варшавские модницы.

Хотя я не принадлежал к числу поборников абстракционизма, а мой «модернизм» кончался на французских экспрессионистах, несмотря на то, что я прибыл сюда с целью, не имеющей ничего общего с искусством, я почувствовал, что картины почтенной бабуси могут сказать что-то и мне.