Всплытие невозможно - Сергей Зверев

– И что ты об этом думаешь? – проговорил Боцман, когда Николай рассмотрел находку.

– Если бы сам не видел, а ты бы мне рассказал, то не поверил бы.

– Аналогично, – согласился Саблин. – Идем вперед, только проберемся сбоку, через заросли.

Товарищи углубились в лес, осторожно раздвигая ветки, прошли метров сто и снова свернули к тропинке. Вскоре они уже могли рассмотреть через растительность три тела в камуфляже, лежащие на земле в неестественных позах. Тропинка здесь расширялась. Деревья на другой стороне росли высокие, пространство просматривалось неплохо.

– Вроде нигде и никого, – произнес Боцман не слишком уверенно.

– Не сами же они себя перебили, – проговорил Зиганиди, всматриваясь в лес. – Тебе не кажется, что за нами наблюдают?

– Есть такое чувство, – пришлось согласиться Боцману. – Только не подавай виду, что ты это ощущаешь.

– А толку? Все равно мы засветились. Вот только перед кем?

Саблин вышел на тропинку. Николай нервно водил стволом из стороны в сторону, готовый среагировать на любой шорох, но лес отзывался только голосами птиц да шумом ветра. Все трое военных были убиты тем же способом, что и их сержант. Разнились лишь раны. У одного бамбуковый дротик торчал из глаза, второму он вошел в сердце, третьему – в затылок.

– Похоже, что стрелял не один человек, – прикинул Виталий. – Вот только из чего стрелял?

Зиганиди только успел наморщить лоб, как в зарослях что-то щелкнуло, прозвучали зловещий свист, а затем последовал удар по дереву ровно между Боцманом и Николаем. Из ствола торчал и еще вибрировал короткий бамбуковый дротик, точно такой, как и те, что унесли жизни четырех корейцев. Зиганиди и Боцман мгновенно бросились ничком на землю. И тут же еще три дротика вылетели из зарослей, вонзившись в деревья. После чего наступила тишина, словно невидимые стрелки давали возможность российским диверсантам задуматься о случившемся.

– Ты видел, как метко их пустили? – процедил сквозь зубы Боцман.

– Если бы хотели убить, попали бы в нас с первого раза, – отозвался Николай.

– И это обнадеживает. Враг моего врага должен быть моим другом. – Боцман кивнул на мертвецов, еще поводил стволом, но потом опустил его и приподнялся. – Эй! – негромко крикнул он, после чего поднялся во весь рост, забросил оружие за спину и показал пустые руки.

В ответ не прозвучало ни звука. Поднялся и Зиганиди. Выждали с минуту.

– Как-то неуютно стоять здесь, – проговорил Николай, поглядывая на мертвых корейцев. – Пошли, что ли? Раз не хотят с нами общаться, то и не надо.

Но только Зиганиди сделал шаг вперед, как в зарослях вновь что-то щелкнуло. Дротик просвистел, рассекая воздух, и воткнулся в ствол дерева впереди по курсу. Словно таинственный стрелок предупреждал, что идти дальше не стоит.

– Так… – задумчиво промолвил Николай. – А если пойти назад?

Он сделал несколько шагов, возвращаясь. Никаких действий не последовало. Пели птицы, шумел лес.

– Стой, – остановил товарища Боцман. – Побудь здесь, а я сейчас, – проговорил он и решительно двинулся к зарослям – туда, откуда только что стреляли.

Это сдвинуло дело с мертвой точки. За спинами у Николая с Виталием зашелестели ветви, и на тропинку ступил странный тип. Худощавый кореец-старик с жидкой седой бороденкой был одет в выцветшую полевую советскую военную форму образца пятидесятых годов. На голове пилотка с дыркой от красневшей на ней некогда звездочки. В руках он сжимал странную конструкцию, в которой угадывался самодельный арбалет с деревянным прикладом и с металлической пластиной вместо лука. В направляющем желобке виднелся бамбуковый дротик с наконечником из автоматной пули.

Старик жестом показал на заросли, явно намекая, что он не один – там еще есть стрелки. Он не изъявлял желания, чтобы Виталий с Николаем сложили оружие. Выглядел спокойным, в его узких глазах не читалось страха или злости. Старик просто делал то, что считал нужным.

– Советские? – спросил он по-русски, глянув на «АКМ» в руках Зиганиди.

– Русские, – осторожно поправил его Саблин.

– Ненавижу русских, – без тени эмоций промолвил старик.

– Это почему же? – поинтересовался Боцман.

– А что они нам хорошего сделали? Страшно ненавижу, – проговорил кореец в ответ.

Ледокольный буксир «Витязь» медленно дрейфовал, подгоняемый восточным ветром. На палубе виднелись два крупнокалиберных зенитных пулемета, чьи стволы были направлены в слегка затянутое облаками неприветливое небо. Силовая установка бездействовала, и оттого было слышно, как волны плещут в борт судна.

В одном из отсеков трюма томилась, не ведая о своей дальнейшей судьбе, команда буксира. Почти сразу же после захвата «Витязя» корейцы, выдававшие себя за китайских пиратов, согнали людей вниз и заперли. Хотя обычно в таких случаях пираты оставляют в своем распоряжении тех, от кого зависит живучесть судна: радистов, моториста, штурмана. Таким образом, о том, что эти пираты не те, за кого себя выдают, догадывалась уже вся команда.

Лампочки под потолком не горели. Свет проникал в трюм сквозь единственный небольшой, наглухо задраенный иллюминатор под самым потолком. Сквозь него было видно немногое – лишь клочок неба, по которому изредка пролетали морские птицы. В бездействии время тянется бесконечно долго. В голову приходят нехорошие мысли, и поэтому люди в неволе пытаются найти себе хоть какое-то занятие.

Пара матросов играла в крестики-нолики. Игровыми полями уже была исчеркана на высоте полутора метров одна из переборок. Кто-то читал оказавшийся в трюме прошлогодний глянцевый журнал с последними вырванными страницами. А вот штурман с капитаном нашли себе интересное занятие.

В углу помещения стояла забытая всеми старая механическая лебедка. Ею уже не пользовались несколько лет. Металлический трос, намотанный на барабан, разлохматился, топорщился острыми стальными жилками. Отыскалась здесь и пара гаечных ключей, забытых кем-то, кому понадобилось снять с лебедки несколько гаек с шайбами. Штурман, пыхтя, налегал на накидной гаечный ключ, пытаясь сорвать намертво приржавевшую гайку с одного из валов.

– Черт, ничего не получается, словно монолит. Было б у нас хоть какое-то масло, полили бы – гайка за ночь и отошла бы.

– Чего нет, того нет, – напомнил капитан, двумя руками державший ключ, фиксирующий приржавевшую гайку с другой стороны вала. – Ты, Петрович, попробуй ее на зажим крутануть, а вот тогда уже отворачивай.

Штурман, негромко матерясь, рванул что было сил ключ к себе. Раздался негромкий хруст, и штурман просиял:

– Поддалась.

Теперь уже в четыре руки капитан и штурман раскручивали вал. Ржавые крепления поддавались с трудом, противно скрипели. И тут капитан тревожно произнес:

– Тихо.

Все бывшие в помещении замерли. Из-за металлической двери явственно слышались шаги жестких подошв по металлу.

– Идут.

Капитан со штурманом, спеша, вытерли руки ветошью и, завернув в нее ключи, сунули тряпку под лебедку. Когда после грохотов запоров дверь отворилась, капитан и штурман уже сидели, прислонившись к переборке, делая вид, будто дремлют.

– Что, пайку принесли? – вскинул голову один из матросов.

В дверном проеме стоял кореец с непроницаемым лицом. Люди, захватившие буксир, по-прежнему носили рыбацкую одежду.

– Всем на месте, – предупредил попытку капитана подняться и подойти к двери корейский сержант.

За его спиной виднелись трое автоматчиков. Стволы угрожающе смотрели на пленников. Пальцы лежали на спусковых крючках. Так что поспорить никому из членов команды не хотелось.

– Есть, – коротко произнес сержант и поставил на затоптанный пол помещения небольшой мешок с сухарями и ведро с пресной водой.

– Надо бы горячего, – произнес штурман. – Неужели тяжело чай заварить? Ведь вы за нас полмиллиона долларов получить хотите.

Сержант оставил замечание без ответа, осмотрелся и, не увидев ничего подозрительного, закрыл за собой дверь. Громыхнул засов.

– Уроды, – проговорил капитан.

– Точно. Форменные уроды, – заявил штурман и вытащил из-под лебедки ветошь с ключами. – Давайте гайки крутить. – Он осмотрел почерневший вал с увесистой шестерней на одном из концов. – Какое-никакое, но все же оружие. Типа булавы. Саданешь по голове – и готово.

– Надеюсь, не придется, – слегка скривил губы капитан. – Их же на судне два десятка. Пусть даже одного или двух мы и кончим. Пусть даже автомат захватим. Но выбраться отсюда не успеем. Трап к люку узкий, крутой. Они нас или перестреляют, или гранату бросят. Так что я гайки кручу только по одной причине – чтобы руки занять и мысли отключить. От нас здесь мало что зависит. А вот чайку б не помешало. От этих сухарей с водой у меня уже изжога начинается.

Вновь заскрипели ключи, туго пошли гайки.

– Теперь сюда они не сунутся до самого вечера. – И он с тоской во взгляде посмотрел в мутное, словно протертое мыльным раствором, стекло иллюминатора под самым потолком.