Книги, годы, жизнь. Автобиография советского читателя - Наталья Юрьевна Русова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Да, защита прошла успешно и даже с некоторым блеском. Но особого материального благополучия мне новенький диплом кандидата наук не принес: кроме ученой степени нужно было получить еще вожделенную соответствующую должность. В конце концов все необходимое пришло, но в поисках разумного заработка я начала репетиторствовать. И никогда об этом не пожалела. Именно репетиторство позволило мне сравнительно благополучно пережить нелегкие 1990-е, и отказалась я от него лишь после защиты уже другой диссертации – докторской.
Уроки репетиторства
Занималась я только с ребятами из старших классов, готовя их к выпускным и вступительным экзаменам – к сочинению, изложению и диктанту. Общение с юностью было и допингом, не позволяющим стареть, и неиссякаемым источником наблюдений над сдвигами в изменяющемся времени, и ни с чем не сравнимым удовольствием видеть, как в результате общения с тобой растущий человек задумывается, начинает осознанно ценить свой язык и свою культуру, тянется к неизвестным ранее книжным страницам.
Сын Алексей, до которого из соседней комнаты постоянно доносились мои диалоги с учениками, как-то сказал мне: «Мам, а ведь ты с ними не занимаешься – ты с ними общаешься!» Что ж, наверное, это было недалеко от истины.
Конечно, главным оказалась борьба с безграмотностью, уровень которой угрожающе рос от года к году. «Привить» ученику грамотное письмо за девять месяцев (с сентября по май) – задача непростая, но вполне решаемая.
Диагностику грамотности я каждый год проводила не только в школьных, но и в студенческих аудиториях, особенно во время своей работы в Нижегородском педагогическом университете (1990–2017 годы), предлагая третьему, четвертому и даже пятому курсу филологов (!) написать проверочный диктант. Разумеется, тексты для диктовки выбирались достаточно трудные, усложненные моими вставками, но все опасные места можно было объяснить с помощью правил, освоенных в рамках школьной программы. Обычно я заключала с ребятами пари: если из группы найдется хоть один человек, сделавший не больше 15 ошибок (напоминаю: двойки по министерским нормативам заслуживало уже 9), я «ставлю» аудитории коробку конфет. В противном случае конфеты выигрываю я… За все 30 без малого лет я проиграла только один раз.
Печально.
Собственно, мой ужас перед шквалом безграмотности не угасает до сих пор. Это неуважение к своей культуре, это отсутствие чувства собственного достоинства, это агрессивное языковое хамство по отношению к грамотному собеседнику или читателю удручают и не перестают удивлять. Неужели понадобится еще одна ликвидация неграмотности во всероссийском масштабе, подобная уже состоявшейся – тоже в 20-е годы, но прошлого века? А ведь вполне реальная перспектива.
На вступительной лекции к своему курсу «Методика преподавания русского языка» я говорила студентам: «Главная ваша задача – научить своих питомцев читать, писать и говорить, и именно в этой последовательности». Казалось бы, просто, но в каждом поименованном глаголе скрыто достаточно сложное и глубокое содержание. Умение читать, разумеется, не сводится к умению складывать буквы в слова, а слова в предложения (этим навыком владел, как известно, еще гоголевский Петрушка). И учителям, и неравнодушным родителям стоит вдуматься в компоненты читательского мастерства.
– Учить читать необходимо на материале не только и не столько художественных текстов (ведь вашим подопечным придется иметь дело в первую очередь не с ними), сколько текстов публицистических, научных, деловых, текстов разных стилей и жанров, в том числе и текстов, представленных в электронной репрезентации (интернет!).
– Главная задача читающего – извлечь из текста информацию, и способ этого извлечения в значительной степени определяется ее семантикой: научная информация коренным образом отличается от художественной; социальная информация не совпадает с бытовой; существует и феномен информации эмоциональной – результата знакомства с эмоциональным опытом человечества.
– Извлеченную информацию каждый структурирует в соответствии со своими личными потребностями, и это тоже во многом определяет характер чтения: человек по-разному читает учебник для подготовки к уроку; газету или новостную ленту для ощущения пульса времени; инструкцию к новокупленному гаджету; наконец, «Евгений Онегин» и «Записки о Шерлоке Холмсе» тоже читаются по-разному.
– И напоследок главное. Если чтение не доставляет радости, удовольствия или хотя бы удовлетворения, задача воспитания читателя никогда не будет решена. Все мы помним пушкинское: «Над вымыслом слезами обольюсь». Но заплакать от эмоционального потрясения можно и над научной статьей, и над журнальным очерком.
Несколько слов о своих занятиях по подготовке к сочинению. Безусловно, первой задачей было заставить прочитать необходимый минимум произведений: учителя на уроках литературы этого добивались далеко не всегда. У меня много претензий к школьной литературной программе, но XIX век в ней представлен очень и очень неплохо, особенно проза. (Поэзию стоило бы репрезентировать по-другому, особенно в жанровом отношении. Скажем, для подростков количество предлагаемой пейзажной лирики чрезмерно и совершенно не соответствует их психологической структуре.) Пробуждать интерес к классике приходилось самыми разными способами: и чтением вслух небольших отрывков, и советами посмотреть соответствующую экранизацию или спектакль, и ссылками на авторитет известных личностей, и показом иллюстраций… Но больше всего помогал просто живой разговор о книге и пробуждение в душе ребенка всевозможных ассоциаций: с уже знакомыми ему книгами, произведениями искусства и культурными фактами; с окружающей действительностью; с недавней историей страны; наконец, с его собственной жизнью, жизнью родных и близких, с ним самим как личностью.
Помню, никак не удавалось заинтересовать одного парнишку текстом «Вишневого сада». А на дворе стоял конец 1980-х, перестроечное время, горячее и живое. Я рассказала ему об одной московской постановке чеховской пьесы, где Аня красовалась в красной рабочей косынке, а ее дуэт с Петей Трофимовым ощутимо окрашивался в грозовой цвет 1905 года, со всем романтизмом и жестокостью последнего – вплоть до того, что у Пети обнаруживался припрятанный револьвер. Мальчишка оценил многозначность чеховского текста, заманчивые возможности разных интерпретаций, и задачка решилась: прочел.
Но прочитать – полдела. Нужен анализ прочитанного! Правда, здесь уже легче, потому что у подростка включается азарт личного поиска. Главное для репетитора, успевшего завоевать доверие ученика, не испугаться неожиданных толкований и не оттолкнуть подростка высокомерным пренебрежением, даже обнаружив что-то наивно-смешное или неприемлемое для себя. Однажды, например, я услышала следующую трактовку образа Катерины из «Грозы» Островского: «Наталья Юрьевна, а в чем трагедия? Чего ей не хватало? Муж есть, любовник есть, материально все благополучно… Зачем было в Волгу-то сигать?»
Пожалуй, высший пилотаж в искусстве обучения интерпретации – научить не только
