Доктор Гоа - Вероника Боде

И вот через несколько дней появляется ее папа. Боже мой, совсем ребенок сам: лет восемнадцать, наверное, борода не растет. Глаза несчастные – господи, одна трагедия… Постоял две минуты, на меня посмотрел, на эту девочку – и вышел. Я ему говорю: погоди, ты куда пошел-то? Вернись! За руку его обратно затаскиваю, он смотрит растерянно, говорит: да ты не понимаешь, она ведь тоже умрет… Я говорю: с чего ты взял, что она у тебя умрет? Он: ну, сестра ее умерла… Даже дочкой ее не называет: видно, такой у него шок. Жена, говорит, еще как-то с трудом выживает. Я говорю: слушай, иди сюда и посмотри на моего. Он: а что, у тебя нормальный ребенок… Я говорю: да? Моего ребенка только с вентиляции легких сняли: еще неизвестно, какие у него изменения в мозге, может, он как растение будет, ты понимаешь, что он еще даже не орет? А в этот момент Денис начинает, как по заказу, корчить рожи, то есть орать, но без голоса, извиваться, а он же весь в трубках и иголках, его нельзя взять на руки. Я говорю: твоя, поверь мне, орет каждые три часа, есть просит – твоя выживет!

И когда их уже выписывали, этот папа идет такой счастливый, с женой: она еще слабенькая, но выжила, выздоравливает. А он дочку несет на руках, меня не узнает сначала, а потом: ой, это вы! И жене кричит: вот, вот она, иди познакомься! Мне говорит: вы не представляете, вы же мне тогда просто дали силы, а до этого я был на грани самоубийства. Я говорю: ты офигел, что ли? У тебя вон, смотри, две девки какие: жена, дочка, с ума ты сошел!

Всякие бывают ситуации. Там очень много было отказников. Это страшно. Много симпатичных малышей. Жалко их… Они здоровые – и от них отказались… Никому не нужны… Я спрашиваю: что дальше? Говорят: в Дом малютки, а дальше – по этапу.

Родители были очень против рождения моего второго ребенка. Папа меня затерроризировал. Он очень сильный, волевой человек. Всю беременность я слышала в свой адрес много негатива по поводу того, что не сделала аборт. «Ты с двумя детьми себе никого не найдешь, и так уже второй раз развелась, твой второй муж просто всю психику тебе сожрал, он подонок, и сейчас ты себе еще одного ребенка рожаешь! Ты родишь больного, ты будешь всю жизнь с ним мучиться, что ты с собой делаешь? Ты от него отказывайся!» Чего только я не выслушала, это была жуть… Но когда он родился, они, конечно, приехали, молодцы.

Потом, когда прошло уже несколько месяцев, все стало как-то стабилизироваться, но вот этот виноватый вид папы… К племяннику моему, сыну сестры, папа весь прямо тянется, а на Дениса все время смотрит таким странным взглядом: то есть он его не может принять, чувствует себя из-за этого виноватым, и мне так его жалко… Помню, я к нему подошла и говорю: «Пап, ну слушай, правда, не вини ты себя ни за что. Я – такая, какая есть, я сделала то, что мне нужно было сделать». Он говорит: «Да ты через ад прошла…» А я: «Ну, значит, мне надо было через этот ад пройти. Пап, ну ты же начал йогой заниматься, ты же понимаешь, что дети сами выбирают родителей. Значит, и ему надо было через это пройти». И с этого момента он стал оттаивать, стал к ребенку подходить, а когда мальчику уже было месяца четыре, впервые взял его на руки. Сказал: «По-моему, я перестал его бояться». И я поняла, что у моего сильного, мощного, мудрого папы был просто страх за меня и именно он провоцировал всю эту агрессию. Я стала как-то очень позитивно говорить с ним, подходить к нему, обниматься, и он оттаял, теперь, слава богу, полностью принимает ребенка, сейчас вот очень переживает, что мы так надолго в Индию забрались.

В общем, выписали нас из реанимации, и я нашла замечательного доктора, который 10 лет был заведующим детской реанимацией. Он дорогой доктор. Помимо обычной, традиционной медицины занимается еще нетрадиционной, по славянским Ведам. Он, когда в первый раз приехал, смотрел, смотрел ребенка, а потом сказал: оставьте меня одного. Час один сидел. Я проходила мимо и видела, как с него течет пот, хотя в доме было холодно. Он вызвал моего старшего сына, его смотрел, меня смотрел. Потом опять нас выгонял, сидел один. Делал заметки, что-то рисовал. Потом позвал меня и говорит: «Я возьмусь за вашего ребенка, но ничего не обещаю. Здесь, Анастасия, все будет зависеть от вас. Только ваша энергия и ваша защита может ребенка спасти. Вы сами очень слабая, даже не знаю, каким образом вы еще тут донорствуете, но других вариантов нет». И он отменяет нам все предыдущее лечение, назначает какие-то странные микроэлементы, говорит: отныне вы следуете только моим инструкциям. Наверное, Бог мне послал этого человека, Вселенная.

Начинаем давать микроэлементы. А Денис постоянно орет, просто сутками. Он вообще не спит, плачет, плачет, плачет, все время на руках находится: у меня, у няни. И, опять-таки, я не спала. Няня, баба Лена, по ночам по несколько часов на улице с ним гуляла, чтобы я поспать могла хоть чуть-чуть. А сын спал, только лежа на теле: на мне или на Лене. То есть он все время должен был ощущать тело, его нельзя было спускать с рук, это один из основных методов, которые доктор наш, Сергей Александрович, применял. Он объяснял, что мы сейчас можем давать любые лекарства, но, если он не будет постоянно чувствовать себя защищенным, его психика не справится, он сойдет с ума. Ведь его месяц держали в реанимации, оторвав от мамы, а это нарушает психику.

Естественно, няня Лена – она его просто обожает. Может быть, она его даже больше, чем я, любит. Она – единственный человек, который меня поддерживал всю беременность, кто говорил: раз Бог дал, значит, все будет хорошо. И ее непробиваемая вера в это очень мне помогла. Лена с нами уже 11 лет живет. Денис ее зовет «баба Лена». А она так его любит – это просто сумасшествие какое-то… Она один раз сказала (и я в это верю), что она готова какашки его есть. А ведь у нее есть свои дети, внуки…

Постепенно все начинает приходить в норму, Денис уже понемножку спит, хотя все равно с перерывами, с плачем, с криком. И вот ему уже восемь месяцев, я начинаю заниматься ремонтом квартиры, и тут у подруги на дне рождения знакомлюсь с одним мужчиной. Он дико в меня влюбляется, безумно. И я тоже жутко влюбляюсь. Это с моей-то кучей проблем: живу за городом, квартира в Москве, ремонт, ребенок маленький – я не приспособлена для того, чтобы встречаться с кем-то, у меня и поспать-то времени нет. Но этот мужчина, Миша, тут же предоставил мне джип, начал закрывать все бытовые вопросы. Он настолько занял все мое пространство, что у меня остался ребенок и он: даже и ремонтом уже он занимался. К тому моменту, как мы познакомились, он с женой не жил уже полгода. У них двое детей: старшему было лет шесть или семь, а младший – еще меньше моего.

Он ухаживал, а я поначалу думала: ну, есть он – и есть, слишком была занята. А потом он очень много времени стал проводить со мной, со всей моей семьей подружился, каким-то образом нашел подход к родителям… Ну, короче, я к нему очень сильно привязалась. Влюбилась, как кошка просто. Начала понимать, что если есть мой мужчина на свете, то вот – этот человек. Он настолько гармонично мне подходил… Когда в какой-то момент я осознала, что влюбилась, было поздно, я уже начала зависеть от него, от его настроений.

Миша стал оставаться ночевать, мы переехали в соседний с родителями домик. И вот, помню, в одну из ночей я укачала Дениса, а потом, видимо, уснула на полу. Открываю глаза – ночник горит, я лежу на ковре, у меня какая-то подушка под головой, а он ходит и качает малыша, поет ему песенку. Уже сделал смесь и кормит его из бутылочки. А я на него смотрю и понимаю: боже мой, у него же жена с двумя маленькими детьми… И он с ней сейчас разводится через суд, потому что младшему еще нет года. Я понимаю, что его жена сейчас, может быть, еще более уставшая, чем я, и она сейчас одна, а я забираю у нее мужчину. Мне стало так страшно от того, что я делаю, на меня просто паника напала…

Это была моя первая паническая атака. До того я не знала, что это такое, даже не читала никогда об этом. А это страшная штука. Я выбежала из домика на снег, я не могла дышать, начала гореть. Миша: что с тобой, что с тобой? – а я задыхаюсь и не могу ничего сказать… Это было что-то абсолютно иррациональное. Я ведь ни в чем не виновата, они с женой разошлись до меня, это их отношения развалились. Но почему-то я вдруг увидела, что это все настолько… ну, если сказать по-религиозному, то «от дьявола», а если по-другому, то этого нельзя делать, это вообще против всего…

В конце концов я уснула, в первый раз выпив тогда феназепам. Мне эти таблетки дал Сергей Александрович, сказал: вообще-то это очень стремное лекарство, но, если у тебя будет срыв, выпей его. Он, как потом выяснилось, предвидел этот срыв, считал, что любой сложный момент мог явиться катализатором. И вот после того срыва я позвонила нашему доктору. Он приехал, сидел, смотрел на меня, смотрел, а потом спрашивает: ты хоть раз плакала за все это время? И я поняла, что вообще ни разу не плакала. Он говорит: ну, вот на этом, считай, у тебя и начался процесс. Честно говоря, теперь у тебя постоянно будут срывы: ты слишком долго держала свою психику в ежовых рукавицах. И тут я ему рассказываю про Мишу: так, мол, и так, есть жена. Он: ну, мы с тобой затрагивали уже эту тему в славянских Ведах. Так делать нельзя. Я не могу советовать: если ты так любишь этого человека и тебе так с ним хорошо, то, может быть, я и ошибаюсь. Но, судя по тому, что я знаю, могу только сказать, что тебе сейчас Вселенная дала возможность осознать, какое ты зло творишь.