Серебряный адмирал - Владимир Шигин

Поражение у Лоустона, особенно в Голландии, обычно приписывается убитому в этом бою Обдаму. Насколько такое суждение несправедливо, показывают результаты работ комиссии адмиралов после боя; ему не только был предписан строй флота и его задачи, но даже категорически приказано немедленно вступить в бой и выражено сомнение в храбрости. Вина тут в обстоятельствах общего характера, недопустимых для ведения войны и командования. В голландском флоте недоставало настоящего вождя, способного добыть победу. Голландскому флоту не хватало де Рюйтера.

В отличие от впавшей в уныние Голландии в Англии, наоборот, исход первого морского сражения начавшейся войны отмечали радостно и шумно. По всем английским городам шли непрерывные празднества. Самоуверенность англичан дошла до того, что один из их сановников, задержанных по случаю войны в Гааге, во всеуслышание гордо заявлял, что отныне на протяжении как минимум двух лет ни один голландский корабль не посмеет выйти в море. На что ему тут же возразили:

— Участь империй и республик в руках одного лишь провидения. А оно часто определяет за внезапными успехами самые неожиданные последствия!

Впрочем, и у англичан не обошлось без скандала. Герцог Йоркский, обидевшись, что получил за одержанную победу меньшую награду, чем он рассчитывал, гордо удалился в отставку, чтобы почивать на лаврах героя среди дам высшего света. Король Карл Второй определил было командовать флотом дуумвират, принца Руперта (кузена герцога Йоркского) и графа Сандвича (Эдварда Монтегю). Но те сразу же переругались между собой, кто из них главнее. В результате этого принц Руперт тоже подал в отставку и единоличным морским вождем Великобритании стал граф Сандвич.

Поражение при Лоустоне, впрочем, не поколебало решимости руководства Соединенных провинций продолжить борьбу на море.

— Один проигрыш — это еще не поражение! — часто говорили в те дни на улицах голландских городов. — Англичанам, вне всяких сомнений, просто повезло. Рано или поздно должно повезти и нам, главное — верить в это и не опускать руки!

В то время как Англию захлестнула волна победной эйфории и шапкозакидательских настроений, в Голландии вовсю кипела напряженная и кропотливая работа. Во всех приморских провинциях занимались только одним — чинили и латали поврежденные корабли, с удвоенным усердием строили новые. Усердие не пропало даром, и уже спустя пару месяцев стало очевидно, что в скором времени боевая мощь голландского флота будет не только полностью восстановлена, но и значительно превысит прежнюю.

Однако самая большая проблема оставалась по-прежнему нерешенной — проблема нового командующего флотом.

Разумеется, периодически депутаты штатов вспоминали опытнейшего Рюйтера. Но Рюйтер был далеко в океане, к тому же от него давным-давно не было никаких известий. Время же не ждало, и приходилось выбирать из тех флотоводцев, кто был под рукой. После долгих раздумий и споров депутаты остановили свой выбор на вице-адмирале Корнелии Тромпе. Вице-адмирал, несмотря на молодость, был уже весьма опытным флотоводцем. Кроме того, именно он более всех иных отличился в битве при Лоустоне, сохранив основную часть флота от истребления. Не последнюю роль при выборе вице-адмирала сыграла и фамилия, воспринимаемая многими как символ грядущих побед. Противники Тромпа высказывали штатам сомнения в лояльности вице-адмирала, говоря о несомненной близости всей семьи Тромпов к Оранскому дому, все еще мечтающему о восстановлении монархии в Голландии и находящемуся сейчас в эмиграции.

— Можем ли мы рисковать, зная об этом, и вверять ему все морские силы республики? Как знать, не поднимет ли Тромп оранжистские флаги, едва выйдет в море? Не переметнется ли он со всем нашим флотом на сторону врага? Вспомните: ведь принц Вильгельм Оранский имеет совершенно равные права как на престол в Голландии, так и на престол в Англии? — говорил не без основания многоопытный и осторожный семидесятивосьмилетний советник-пансионер Голландии и Вест-Фрисландии Жак де Витт, старейшина большого и влиятельного семейства Виттов.

— Но кто-то ведь должен вести флот в море! — отвечал ему извечный оппонент Витта по ассамблеям губернатор Миддельбурга Жак Борсель. — А Тромп на сегодня — лучшее, что есть у нас под рукой!

В конце концов Тромпа привели к присяге на верность республике, а после того как он присягнул, присвоили звание лейтенант-адмирала Маасского адмиралтейства, вместо павшего Кортенара. А чтобы за ненадежным командующим был хороший пригляд, вместе с ним в море было решено послать трех полномочных представителей, которым Тромп должен был быть подчинен и с которыми обязан был согласовывать все свои решения. Нельзя сказать, что Корнелий Тромп был весьма обрадован такими ограничениями, которые грозили в быстро меняющейся обстановке привести к самым тяжелым последствиям, но он принял все условия и стал усердно готовиться к выходу в море.

Впрочем, вскоре на флоте произошло событие, весьма поколебавшее лояльность премьер-министра правительства Голландии Иохана де Витта к новому командующему. В один из дней на флагманском корабле Тромпа вспыхнул бунт. Матросы выкрикивали имя принца Оранского и грозились поднять его флаг, крича, что пойдут в бой только под этим знаменем. Капитану и офицерам стоило большого труда их успокоить. Однако спустя пару часов бунт вспыхнул с новой силой. На этот раз матросы ворвались в капитанскую каюту, бросив ему в лицо котел с провонявшейся ячменной похлебкой, требуя готовить им обеды из более качественной пищи. На борт пришлось вызвать солдат. Наиболее активных крикунов заковали в железо и на следующий день вздернули на рее. Однако по всему флоту сразу же пошли разговоры, что этот бунт неспроста и за всем этим стоит прооранжистски настроенный адмирал Тромп. Занервничали, узнав об этом, и в Гааге. Однако менять командующего пока было все равно не на кого, и Иохану де Витту пришлось смириться с кандидатурой Тромпа. Вскоре Тромп мог уже доложить, что флот полностью снаряжен и готов покинуть Тексель, чтобы вновь попытать счастья в драке с англичанами.

Тем временем английский флот в составе семидесяти кораблей под командой адмирала Монтегю (лорд Сандвич) сторожил возвращавшуюся из океана эскадру Рюйтера. Увы, эта операция завершилась для англичан ничем. Со специально высланного ему навстречу галиота Рюйтер был оповещен о последних неудачах и, взяв курс далеко к северу на норвежский Берген и умело используя туманы, оставил своих сторожей ни с чем.

8 августа 1665 года в Гаагу из маленького северного голландского городка Дельфцил, что расположен при впадении Эмса в Фивель, пришло известие. Туда наконец-то пришла эскадра Михаила Рюйтера. Новость эта вызвала бурю восторга по всей Голландии.

Сам Рюйтер доносил Генеральным штатам, что из двадцати кораблей его эскадры девять готовы к выходу в море хоть сейчас. Остальные нуждаются в некоторой починке, но тоже вполне боеспособны, хотя по причине долгого плавания имеют весьма обшарпанный вид. Им необходимо только заменить паруса. Команды находятся в прекрасном состоянии, больных нет. Однако из-за того, что все утомлены долгим и трудным плаванием, матросов и офицеров необходимо хоть немного освежить береговым воздухом.

С собой Рюйтер привел пять больших призовых судов, доверху забитых слоновой костью и золотом. Остальные двадцать шесть захваченных им судов были или утоплены, или проданы во время экспедиции. Кроме всего прочего, Рюйтер привез и украшенную бриллиантами и изумрудами золотую корону. Эту корону послал на Золотой берег тамошнему царьку д'Ардру в подарок герцог Йоркский, как залог дружбы с Англией, но подарок, увы, до места своего назначения так и не прибыл, а был перехвачен крейсерами Рюйтера. Восхищение от свершенного Рюйтером еще более усилилось, когда от рыбаков стало известно, что англичане давным-давно ждали прихода крейсерской эскадры и всеми силами старались ее перехватить.

Вот сохранившееся описание обстановки вокруг кораблей Рюйтера после их прибытия: «При слухе о его (Рюйтера. — B. Ш.) возвращении невероятное множество народа всех стояний столпилось в Дельфциле. Порт вмиг наполнился любопытными: любовались адмиральским кораблем, на корме которого развевалось множество английских флагов. Дворянство, простой народ, поселяне, знатные женщины, мещане и деревенские теснились насладиться сим прекрасным и славным для нации зрелищем С нетерпением садились в перевозные лодки, чтоб быть на адмиральском корабле. Всякий полагает счастьем увидеть сего великого человека. Присутствие его рассеяло ужас, нанесенный неудачею, храбрость каждого оживилась. На Рюйтера взирали как на ангела-покровителя, и с его появлением уже не верили, что можно было чего бояться. Такой прием, конечно, есть славная награда генералу за труды и беспокойства. Он должен бы быть предметом каждого, кому вверяется на море или на сухом пути судьба нации. Эту награду заслужил РЮЙТЕР, и — получил».