Грозные годы - Джурица Лабович

Налетел снежный вихрь и засыпал протоптанную в снегу тропу, словно ее и не было. Мелкий колючий снег облеплял лицо, забивался за шиворот. Порывы ледяного пронизывающего ветра ударяли в грудь, валили с ног.

Пали уже шесть коней. Партизаны сняли с них поклажу и понесли на своих плечах.

— Ну вот, а еще говорят, что конь выносливее человека! — проговорил Божо Божович, веселый, добродушный командир взвода, с которым Гаврош познакомился еще в Рогатице и к которому сразу привязался, почувствовав его простоту и дружелюбие. Этого человека отличали оптимизм и неизменное чувство юмора.

— До вершины уже немного осталось, — бросил Шиля, подняв глаза кверху.

— Откуда ты знаешь? Ведь ее не видно, вершину эту!

— А ты что, думаешь иначе?

— Утром будет полегче, — сказал Гаврош.

— Конечно, когда взойдет солнце, станет теплее.

— Мне иногда кажется, что оно уже никогда не взойдет!

— Кого-то оно и сейчас греет!

— Солнце светит для всех, — сказал Гаврош. — Меня всегда удивляло, как это солнечные лучи сохраняют свое тепло, ведь они проходят огромный, невообразимо огромный путь, прежде чем достигают нашей Земли...

— Завтра у нас будет горячий обед, — мечтательно зажмурившись, проговорил Лека.

— И рюмка ракии для согрева! — добавил Вучко.

Подъем был крутым, и колонна сильно растянулась. Бойцы шли тяжело, то и дело скользя и падая. Гаврошу показалось, что сзади кто-то стонет. Он обернулся, чтобы посмотреть, кто это, но разве можно было что-либо разобрать ночью в такую метель?!

Снова послышался стон... Гаврош не мог понять, действительно ли кто-то стонет или это ему только кажется. Он остановился, прислушался. Нет, ничего не слышно... Оглянувшись, он увидел, что Хайки нет рядом с ним, наверное, ушла вперед. Вдруг до его слуха донесся приглушенный женский голос, который, похоже, звал на помощь...

— Ты что остановился? — положил руку ему на плечо Лека. — Так недолго и отстать.

Гаврош, не ответив, снова посмотрел в сторону вершины Игмана.

— Гаврош, из-за тебя вся колонна остановилась! — крикнул Шиля.

— Сзади кто-то зовет, — сказал Гаврош.

— Никого там нет. Пошли, нельзя долго стоять на таком морозе, — подтолкнул Гавроша Лека. — Пошли. Вперед, товарищи! Не останавливаться!.. Только вперед!

Извиваясь, как огромная черная змея, колонна ползла по крутым склонам Игмана, то сжимаясь, то растягиваясь.

Гавроша нагнал Шкрбо Лабович, пулеметчик из горняцкой роты.

— Что, тяжело? — спросил Гаврош, пропуская его вперед.

— Пулемет все плечо оттянул.

— До пастушьей избушки осталось уже немного... Там нас ждут боснийцы, — послышался чей-то голос, и Гаврош узнал Зеку Войводича, партизана из 1-го батальона.

Зека отличился еще в первом бою с немцами. Зайдя в тыл наступающей немецкой роте, он неожиданными бросками гранат нагнал на немцев страшную панику и заставил их в беспорядке отступить.

— Какая там пастушья избушка! До нее еще топать и топать, — возразил Шиля.

— Ерунда! Игман по сравнению с моим Комовом — это все равно что котенок рядом со слоном! — бросил Зека.

— Мои ребята тоже из тех краев, — вставил Шкрбо.

— Ничего, как-нибудь заберемся, — сказал Гаврош. — В конце концов, боснийцы тоже не по воздуху туда прилетели.

— Верно, — поддержал его Войводич. — Раз смогли они, сумеем и мы.

Разговор утих. Гаврош отыскал глазами Хайку, которая теперь шла впереди, и ему вспомнились ее недавние слова о Рите. Он усмехнулся, подумав, что Хайка ревнует... Снова послышались какие-то неясные звуки, похожие на стон. Гаврош решил, что это, наверное, просто тихо перекликаются идущие сзади бойцы.

— Наверху находится дом старого Мозера. Этот немец поселился здесь после первой мировой войны да так и живет до сих пор, разводит чернобурых лисиц, — раздался чей-то голос.

— Не болтай зря, ни о каких чернобурых лисицах здесь никто и не слышал.

— Что вы заладили, лисицы да лисицы?! Какое нам до них дело? Наша задача — дойти. Выдержать.

— У меня глаза слезятся от ветра и снега.

— Ничего, это можно вытерпеть.

— Скоро мы останемся совсем без боеприпасов для минометов. Только что еще один конь сорвался в пропасть, а он как раз вез боеприпасы.

— Отобьем у немцев!

— Господи! — воскликнул кто-то. — Может ли кому-нибудь быть хуже, чем нам сейчас?

— Помогайте друг другу! — закричал командир батальона. — Как там раненые?

— Плохо. Им ведь тяжелее всего. Но мы сделаем все возможное, чтобы живыми доставить их в Фочу.

Тревожные мысли все больше одолевали партизан. Кто знает, дойдут ли они? А если и дойдут, то что ждет их там, на другой стороне Игмана?

Хайка опять упала... Поднявшись и отряхнув снег с одежды, она, как показалось Гаврошу, растерянно оглянулась, словно не зная, куда идти дальше.

В эту минуту мимо них пробежал командир батальона, поторапливая бойцов: скоро начнет светать.

— Откуда у него еще берутся силы бегать? — бросил кто-то из партизан.

— Да, промчался, будто не по горам лазил, а несколько дней отъедался и отсыпался!

Хайка между тем вновь заняла свое место в колонне. Гаврош теперь шел рядом, готовый в любую минуту подхватить ее — ему показалось, что она вконец обессилела и едва держится на ногах.

Неожиданно кто-то толкнул Гавроша в спину. Оглянувшись, он увидел Леку, который, словно только что очнувшись от сна и не понимая, где находится, растерянно уставился на Гавроша.

— Что с тобой? — спросил Гаврош.

— Веки страшно отяжелели, глаза сами собой закрываются. Наверное, я задремал на ходу, вот и налетел на тебя.

Идти становилось все труднее. У Хайки уже не осталось сил. Ей хотелось опуститься прямо на снег и, закрыв глаза, хоть несколько минут посидеть не двигаясь. Но она знала, что, если это случится, она уже не сможет подняться, а больше всего Хайка боялась стать обузой для своих товарищей. Она находилась в полузабытьи, ей казалось, что вокруг нее в воздухе извиваются противные скользкие щупальца, в любой момент готовые схватить и задушить ее. В ушах ее вдруг раздались какие-то незнакомые голоса, чей-то хриплый смех, протяжные стоны. Затем все это так же неожиданно исчезло, и перед ней возникла картина из такого далекого теперь, довоенного прошлого. Было это два с половиной года назад. Она только что с отличием окончила гимназию, и родители отправили ее отдохнуть в чудесный пансионат, находившийся на берегу живописного горного озера. В тот день она шла по берегу и рвала цветы, радуясь их необыкновенной красоте и пьянящему аромату. Вот там-то она и встретила Гавроша... Через несколько дней, когда они вместе гуляли у озера, слушая веселый стрекот кузнечиков, им повстречались две девушки. Одна была небольшого роста, смуглая, темноволосая, с маленьким шрамом на лбу и родинкой возле губы; вторая — высокая, стройная, белокурая. Гаврош, видимо, уже знал этих девушек. Поздоровавшись с ними, он подвел Хайку:

— Познакомьтесь, это моя невеста!

Девушки с любопытством посмотрели на нее.

— Меня зовут Хайка, — протянула она им руку.

— Значит, невеста? — переспросила высокая.

Хайка покраснела от смущения.

— Вас ждет счастье. Вы оба такие красивые, — улыбнулась другая девушка. — Только...

— Что? — встрепенулся Гаврош.

— Только, если хотите сохранить свою любовь, уходите от этого озера!

— Почему? — удивленно спросила Хайка.

— А потому, что оно обращает в лед самый жаркий огонь любви.

Хайка посмотрела на нее с недоверием.

— Видишь вон ту гору, на вершине которой никогда не тает лед? Такой же лед покрывает сердца тех, кто приходит на берег этого озера, — серьезно сказала белокурая девушка.

— Зачем же вы сами шли сюда? — спросил Гаврош.

Девушки переглянулись, а потом смуглая ответила:

— Раньше, когда наши любимые были рядом с нами, мы сюда не ходили. И теперь, как видите, пришли одни. Дело в том, что наших женихов забрали в армию, а когда девушки разлучаются с любимыми, они, по нашим обычаям, приходят сюда и разговаривают с озером. Оно утешает их в трудную минуту. Только надо приходить в полнолуние. Видите, какое это странное озеро...

— И озеро с каждой разговаривает? — спросил Гаврош.

— Только с теми, кто верен своей любви.

— А как же оно... разговаривает? — поинтересовалась Хайка, не отводя взгляда от гладкой поверхности воды.

— Если оно спокойно, значит, все хорошо, тот, кого ты ждешь, жив и здоров, тоскует по тебе, ну а уж если вода волнуется, бурлит, то ничего хорошего не жди — беда идет... — очень серьезно ответила девушка с белокурыми волосами.

— А почему тогда озеро убивает любовь? — спросила Хайка.

— У нас говорят, что любовь — начало и добра и зла, — задумчиво произнесла темноволосая.