Война в Малой Азии в 1877 году: очерки очевидца. - Григорий Градовский

В это время все войска скрылись уже из глаз, только кавалерия, исчезнувшая было внизу, снова показалась и узкой ленточкой вытягивалась влево, в направлении, почти противоположном неприятелю, во всяком случае, отдалявшем от него. Обходное движение началось. Говорили, основываясь на показаниях офицера Генерального штаба, что дорога эта, хотя и кружная, но более удобна, нежели ближайшая.

Мингрельцы, подаваясь вперед, завязали, между тем, перестрелку с неприятелем. Турки палили непрестанно и скоро все ложементы их правого фланга засветились синевато-белым дымком. Еще недавно безмолвные, как пустыня, высоты точно ожили. Людей не видно было, почти незаметны были и ложементы, но непрерывная трескотня ружей и не исчезавшие вспышки порохового дыма громко и ясно свидетельствовали о присутствии неприятеля.

— Господи, турки уходят, снимают палатки! — сказал кто-то, наблюдая в бинокль.

— Я говорил, что не выдержат, — добавил другой.

Но турки не уходили. Некоторые палатки, действительно, были приняты, но, взамен их, можно было заметить, как подходили резервы, все гуще и гуще занимая окопы. Вместе с тем, на правом фланге неприятеля ружейный огонь все более и более усиливался; в центре же и на левом фланге турки открыли орудийный огонь против наших батарей. Очевидно, что мингрельцы уже лезли на неприятеля, тогда как центральная наша колонна еще была далеко. Генерал Гейман послал сказать начальнику этой колонны, г-ну Комарову, что он пошел не по той дороге, взяв слишком влево. Потом, как бы недовольный, генерал Гейман потребовал коня.

Полагая, что начальник отряда едет к войскам, чтоб ближе и непосредственнее руководить боем, и опасаясь опустить самый интересный момент сражения, я подошел и попросил у генерала Геймана позволения следовать за ним.

— Но я не веду сегодня колонн; здесь и без того довольно генералов, нужно же им дать случай отличиться.

Несколько «осаженный» в своем рвении, я еще более убедился, что генерал Гейман не придает особого значения нынешнему делу и считает его пустяком сравнительно с Ардаганом, когда он принимал такое видное, личное участие в бою. В это время и командующий корпусом велел подать лошадь, чтоб избрать более близкий пункт наблюдения. Я последовал за ним.

Спустившись с «горы совещаний» и взяв немного влево, мы пересекли дорогу, по которой еще недавно проходили войска, и взобрались на возвышенность, где первоначально остановилась и открыла огонь четвертая батарея. В настоящую минуту батареи этой здесь уже не было. После нескольких выстрелов, убедившись в чересчур дальнем расстоянии этой позиции даже от ближайших неприятельских укреплений, четвертая батарея спустилась версты на две ниже, наискосок правого неприятельского фланга, и отсюда начала бить по турецким окопам, пуская в ход разрывные гранаты. Проехав место первоначального расположения четвертой батареи и подавшись несколько вправо, мы остановились на овальной, обрывистой горе. С этой горы, которую можно назвать «горой наблюдений», была довольно ясно видна вся картина боя.

Направо от нас, через овраг, несколько впереди, стояли наши 24 девятифунтовых орудия, поддерживая нечастый, но неумолкаемый огонь. Ввиду дальности расстояния, они могли стрелять только обыкновенными гранатами, так как разрывные можно пускать лишь с дистанции не более 800 сажен. Левее от нас виднелись восемь четырехфунтовых орудий четвертой батареи. Турки отвечали преимущественно с центральной и конусообразной батарей, направляя, главным образом, огонь на первую, вторую и третью наши батареи. Неприятельские снаряды очень ловко ложились то впереди, то сзади орудий, но не причиняли особого вреда. В гранатах их количество разрывного состава невелико и разрывная трубка устроена так, что прежде взрыва снаряд успеет довольно глубоко войти в землю, так что осколки оттуда летят вверх, почти не разбрасываясь по сторонам. Случалось, что турецкие гранаты падали у самого хобота орудия и не причиняли никакого вреда. Только один неприятельский выстрел был для нас особенно несчастлив, перебив лошадей в зарядном ящике и положив несколько артиллеристов. Наоборот, на четвертую батарею турки направляли, главным образом, ружейный огонь с самых дальних расстояний. Вообще, следует заметить, что в зевинском сражении турки оборонялись более всего ружейным огнем; орудий же у них было сравнительно немного; наоборот, наша артиллерия во всех отношениях преобладала над турецкой и могла играть самую видную роль в бое, как и при взятии Ардагана. К сожалению, она лишена была возможности выполнить эту роль.

Прямо против нас, по спуску, верстах в четырех, между горных расселин виднелась подошва зевинской позиции. Тут шла упомянутая уже дорога и узкой ленточкой блестел Хыны-чай, через который перекинут был мост. Далее, в завороте ущелья, виднелись живописные развалины старого замка и селение Зевин. Выдававшиеся здесь вперед возвышенности нашей позиции застилали дальнейший вид на Зевинское ущелье. Зато ясно была заметна крутизна подъемов на турецкие укрепления. Конусообразная батарея была от нас по направлению вправо.

В то время, когда мы остановились на «горе наблюдений», ружейная перестрелка на левом нашем фланге с каждой минутой разгоралась все сильнее и сильнее. Видно было, как батальон мингрельцев поднимался на гребень, бывший против четвертой батареи; два другие их батальона карабкались еще левее против крайней неприятельской высоты, стараясь, по-видимому, охватить их правый фланг. Еще один батальон мингрельцев стоял в резерве, прикрывая, вместе с тем, четвертую батарею. Центральная колонна стояла еще внизу у моста, не доходя селения Зевин.

—Что ж они не начинают? — спросил корпусный командир. Ведь этак мингрельцы одни останутся! — и послал к генералу Комарову приказание поддержать мингрельцев.

Я оглянулся, отыскивая глазами генерала Геймана. Оказалось, что он уехал. Голубой значок его спускался по направлению к крайнему нашему левому флангу, где, как муравьи, ползли вверх мингрельцы. Пока посланный достиг центральной колонны, генерал Комаров двинулся уже вперед; головные части его колонны пришли уже в Зевин и стали подниматься на почти отвесные высоты. Только тут были сняты ранцы с людей, в то же время мингрельцы поднялись и, прогнав неприятеля с первого гребня, бывшего впереди четвертой батареи, залегли на высоте, поддерживая огонь с турками, залегшими в ложементах, бывших впереди лагеря. Через головы мингрельцев перелетали разрывные гранаты четвертой батареи и целыми букетами разрывались над турецкими ложементами. Иногда видно было, как турки, не выдержав нашего огня, быстро подавались назад, во вторую линию окопов, но, гонимые офицерами, под покровом дыма, снова занимали только что оставленные ложементы. Другие части Мингрельского полка, бывшие левее, тоже остановились и залегли на занятых местах. Им вменено было в обязанность поддержать кавалерию, а кавалерия еще и не показывалась!