Операция «Жизнь» продолжается… - Аркадий Бабченко

— Если резервист не идешь, Саакашвили четыре год дает. Турьма.

— А что вы должны делать? Приказ какой?

— Приказ кто дал? Он. Саакашвили.

— Сам? Или грузинский офицер, наверное, приехал?

— Да, да.

— Где он, этот грузинский офицер, Заза? Когда он приезжал?

— Прошлый год.

— С прошлого года резервисты?

— Да.

— И оружие вам выдали?

— Да.

— Ну и где ваше оружие, ребят?

— Там оставили. Не дома, там. Где был. Офицер.

— А офицер где живет?

— В городе.

— А как называется город?

— Ну, это… Гори, или как там. Терани (неразборчиво)… Там осталось. Он был, я не был резервист.

— А танки где, Заза?

Говорят по-грузински.

— Он говорит, не было танков.

— Не было танков? А что же нас сегодня, горохом из трубочки обстреливали? У вас приказ какой был?

— Ну, как стройбат, такой войска примерно.

— А что строили?

— Ну, так, работали, лопата.

— Траншеи рыли?

— Окоп, да.

— А где рыли?

— Не знаю. Он резервист. Один неделя был. И назад. Он говорит, нету в американской форме. Никто в село не приезжает.

— Нет, ребят… Не хотите вы говорить. Слушай, Заза, мы же завтра вперед пойдем, да?

— Да.

— А ты думаешь, ты здесь останешься? Бока в «Камазе» отлеживать?

— Да.

— Нет, дорогой. Ты первым пойдешь. Наши солдатики завтра пойдут на штурм, а ты перед ними пойдешь. На первом танке. Будете нашими проводниками. Мы тебя привяжем к носу БМП, тебя и Тамаза, и вас свои же первыми и сожгут. Видел, как сегодня танк горел?

— Да.

— Вот завтра в таком же танке ты гореть будешь. Вот до рассвета несколько часов осталось, вот вам несколько часов и жить. Хочешь этого?

— Да, да!

— Правда хочешь?

— Да! Хочу!

— Ну, завтра пойдем.

Понятно, что никто их никуда привязывать не будет. Представляю, какая была бы картина по всему миру — русские прикрываются щитом из заложников — мирных жителей. Хотя провалятся сутки со связанными руками в кузове при плюс тридцати тоже то еще удовольствие.

Комедия начинается по новой: «Ну, так, где танки, Заза?» «Лопата Саакашвили дал» Все ржут в полголоса. Какая-никакая, а развлекуха. Впрочем, мне надоедает:

— Оружие в селе есть?

— Да.

— Какое?

— Пулеметы, гранатометы, автоматы.

— Сколько?

— У резервистов.

— Завтра опять стрелять будут?

— Да.

— Где огневые точки? Окопы где?

— Нет окопов. Там деревья. На деревьях эта… стояли. Поселок.

— Откуда стреляли?

— Поселок.

— Резервистов сколько?

— Триста.

— И у всех оружие?

— Да.

— Мне кажется, ты врешь…

— Поселок. На деревья. Там.

Ладно, никакого толку здесь не будет. Снегу они и так уже рассказали все, что знали — а не знали они, похоже, ни черта — и больше из них ничего не вытянешь. А Снег информацией делится, не будет. Он вообще к прессе настороженно относится.

Решаю все же попробовать поспать. Слышу, как пленных связывают обратно:

— Не туго?

— Нет.

— Точно нормально? А то смотри, без рук останешься.

— Нормально. Хорошо.

Тамаз осмелел настолько, что решается попросить водки — похмелье у него, видимо, дикое. На что ему отвечают, что он совсем уже обнаглел. Живой, иголки под ногти никто не загоняет, сигарет дали, свитер дали, так сиди не рыпайся. Все-таки ваши по нам сегодня весь день долбили. И завтра еще будут.

Триста резервистов с гранатометами… Однако…

Танки стягиваются в село всю ночь. А под утро идут на нас. Свет прожекторов, дергаясь, ползет по улице к перекрестку и выползает на мост. А на мосту какая-то сволочь стоит и машет им фонариком. Долбаные резервисты! Какую подляну затеяли!

Вскакиваю и бегу куда-то. Навстречу бегут ямадаевцы. Разворачиваюсь и бегу с ними. Кто-то залегает и занимает оборону. С автоматом. Бегу обратно. Броуновское движение нарастает. Оружия нет. Про танкистов как-то не вспоминается. За дорогой уже наверняка резервисты со своими гранатометами.

Первый танк, ревя всеми своими движками и гусеницами, поворачивается в нашу сторону.

Хватаю две «мухи». Тут же бросаю. Нельзя мне, нельзя, я ж, блин, дитя света теперь, я не могу больше брать в руки оружие! Где Юра? Он может!

Второй и, кажется, третий танки ломят через сады прямо на штаб Ямадаева. Там все тихо. Залегли.

Первый танк взревывает и дергается вперед.

Между каналом и дорогой метров двадцать земли. Даже стрелять не надо. Подавят все гусеницами к чертям собачьим.

Залегаю в какой-то ямке. Рядом Артур с пулеметом. Лицо растеряно, но не в ужасе. Становится чуть полегче — все-таки пулемет, все-таки хоть что-то… хоть что-то…

Второй танк вылезает из садов, вползает на бровку и останавливается.

Никто не стреляет.

На перекрестке раздаются маты. Откидывается люк, кто-то спрыгивает на землю. К нему идет человек с фонариком. Русская речь.

— Танкисты?

— Да, да…

Обнимаются.

Свои.

Эти пять танков оказались из той, первой части колонны, которую вчера отрезали в селе. Это они обозначали себя из пулеметов, а наши светили им ракетами и выводили по рации. Первый вывел сержант Савранский. Остальные майор Виктор Баранов.

Село пустое, грузинская армия ушла, если кто и остался, то только резервисты в казармах, но и они не подают признаков жизни. Десантников тоже нет. Но где-то в селе еще гуляют пять наших БМП.

Баранов потом рассказывал:

— Крутились по полям. Нашли колонну. Пристроились в хвост. Едем. Колонна вдруг останавливается, с головного танка спрыгивает командир и идет ко мне. Смотрю, а он в натовской форме. Даю команду навести на головной, сам вскидываю автомат и беру его на прицел. Тот все понял. Стал на колени, автомат положил и крестится. Один танк я успеваю сжечь, а дальше — Герой Советского Союза посмертно. «Значит так, — говорю. — Ты направо, я налево, и мы друг друга не видели».

С рассветом выходят и бэхи. Переправляются через канал по броду.

Утром, как только взошло солнце, приехала разведка 71-го полка и сразу ушла в село. Пока они там, завтракаем. Крайний раз я ел… У миротворцев и ел. Позавчера вечером — тарелку гречки и яйцо.

Кто-то притаскивает натовский сухпай. Вкусно, но бестолково. Основных блюд два, ризотто с овощами и овощное рагу. Вегетарианские. Мяса ни грамма. В дополнительных пакетиках какой-то шоколад, джем, печенье, конфетки, сладости. По жаре еще нормально, а зимой этим не прокормиться.

Впрочем, есть почти не хочется. А вот пить… Жара началась сразу с восходом и каждую минуту температура только поднимается. В России воды больше, чем суши, а наполнить пару водовозок почему-то нельзя.

Смотрю, что наснимали на мой фотоаппарат. Отдавал его вчера кому-то, и краем уха слышал: «Подними голову! Голову подними!» Да и сам потом пару раз щелкнул. Не знал, как чеченцы отнесутся к моему поступку, поэтому, когда Сулим сказал, что резать никого не будет, пошел к пленным, присел на корточки, громко вякнул: «Голову подними!» и стал снимать, а сам шепотом: «Меня слушай. Убивать вас не будут. Не бойтесь».

Ну, так и есть. Пленные грузины крупным планом: лежащие на животе связанные люди с задранными в объектив лицами. В глазах полная обреченность. Ясно, что перед расстрелом.

С такими карточками только в плен попадать. Какой я к черту журналист. Иду на броне с одной из сторон, одет в форму, штаны в крови, в фотоаппарате расстрелянные. Какая тут к чертям беспристрастность.

Срочно все удаляю. Хотя и жалко, конечно — Пулитцеровская премия, не меньше.

Рядом Хитрый. Чистит автомат. За ночь веселость с него сошла.

— Только бы без танков сегодня, — говорит он. — Не люблю я танки. Тошнит меня от них.

Смотрю на него.

— Есть что-нибудь белое? — спрашиваю.

Он протягивает тряпочку, которой чистит автомат.

Повязываю.

Вода, вода, вода… На небе ни облачка. Стрекочут цикады. Жара не такая угнетающая, как в Чечне, но градусов под тридцать пять все же. В канале мутная грязная жидкость. Вверх по течению коровник. В воде валяется труп теленка. А, по фигу уже. Пьем из канала, заполняем бачки и баклажки. Надо было все же взять у медиков обеззараживающие таблетки. В селе наверняка есть колодец. Скорей бы уже…

Повторного штурма не было. Колонна развернулась и пошла обратно на Цхинвал. Настроение у всех радостное. Домой! Пехота лыбится. На бэхах трофеи — на фары-искатели нацеплены натовские пластиковые каски.

Оказалось, опять поворот проскочили. Километра через два вновь развернулись и попылили прямиком на Гори. Черт…

Идем опять по-походному. Без разведки. Без авиации. Без нихрена.