Москва-Ростов-Варшава - Ирина Горбачева

– Куда все бегут. На завод где папки наши работают.

Максим, Славка с ватагой ребят, кинулись к заводоуправлению электровозостроительного завода. Подбегая к железнодорожному полотну, ребята остановились. Большая толпа людей преградила путь поезду «Саратов – Ростов-на-Дону», чем остановила движение поездов на этом участке. Многоголосый шум людей и гудки поездов напугали ребят. Они взбились в кучку и испугано озирались вокруг. Максим увидел, как на вагоне поезда, какой-то мужчина большими печатными буквами что-то дописывал краской.

– Хру-щё-ва на мя-со! Смотри, Славка, что он написал! Хрущёва на мясо. А это тот Хрущёв, про которого ты рассказывал?

Площадь перед заводоуправлением Электромеханического завода не вмещала всех бастующих людей. На одной из опор железной дороги виднелись плакаты: «Мясо, масло, повышение зарплаты!», «Нам нужны квартиры!». Рабочие и жители посёлка всё приходили и приходили на площадь.

Славку и Максима чуть не раздавила толпа возбуждённых и кричащих людей, но вдруг Максима кто-то поднял вверх и буквально закинул на ветку дерева. Таким же образом оказался на дереве и Славка. Так же поступили со многими мальчишками, оказавшимися в тисках неуправляемой и растекающейся по площади людской массы.

– Ничего себе. Народу сколько! – Славка присвистнул от удивления!

– Страшно как! – Максим прижался спиной к стволу дерева.

– Довели народ до ручки. На зарплату ни одежды не купить, ни за квартиру не заплатить, – слышались отовсюду недовольные возгласы, измученных нищетой людей.

– Какая квартира? Одежда? Детей кормить нечем! Вермишель и та по карточкам, да ещё в очереди за ней постой.

– Да хоть бы посочувствовали, а они ещё издеваются! Курочкин – директор завода, зараза, что заявил? Жрите, говорит, пирожки с ливером. Это как? Мы вкалываем, без продыху, а хвосты, да кости нам, и то не всегда, а мясо им?

– Смотрите, милиция приехала!

На машинах со стороны города Шахты прибыло около сотни милиционеров. Милиционеры стояли в шеренгу по двое. Толпа стала медленно надвигаться на них. Видя такое, шеренга рассыпалась. Милиционеры стали догонять медленно двигающиеся с заводской территории грузовики и на ходу забираться в кузова автомобилей.

Из толпы послышались предупреждения.

– И не суйте свои носы к нам!

– Мы работаем и вас ещё кормим!

– Кто наших детей кормить будет?

Между забастовщиками то там, то тут снуют «люди в штатском». Они одеты в простую одежду, а некоторые в рабочие спецовки, но им тяжело слиться с общей массой работяг, что-то неуловимое, выдаёт в них чужаков.

Вскоре прибыли первые отряды воинских подразделений Новочеркасского гарнизона. Они приблизились к толпе людей, и тут же смешались с людской массой. Забастовщики и солдаты, плача и целуясь, стали обнимать друг друга. Офицеры, матерясь сорванными и охрипшими голосами, с трудом вытаскивали своих подчинённых из массы людей и силком уводили их от забастовщиков.

На балконе заводоуправления показался первый секретарь Ростовского обкома партии и городские чиновники.

– Товарищи! Товарищи рабочие! – кричал он в рупор, но его никто не слышал и не собирался слушать.

– Тамбовский волк тебе товарищ, – только и донеслось до слуха высокого начальства.

– Да, что же это такое? Товарищи! Послушайте! – в ответ послышится свист, матерные слова. И вдруг на балкон полетел шквал камней, послышался звон разбитых стёкол. Первый секретарь обкома партии еле успел увернуться от летящей угрозы.

На площади появились бронетранспортеры с офицерами. Масса людей кинулась к ним и стала раскачивать машины с военными из стороны в сторону. Бронетранспортёры так же покинули площадь. А людская масса бастующих всё стекалась и стекалась. Вход на завод им преградили вооружённые военные. Железная дорога вдоль завода и сам завод оцеплен солдатами с автоматами наперевес. Вдоль завода стоят танки. На одном из них офицер кричит в мегафон. Митингующие двигаются в город к горкому партии. К ним присоединяются студенты, служащие города, женщины с детьми.

Но на их пути встаёт кордон из двух танков и вооружённых солдат кавказской национальности. Дети, шедшие впереди колоны, облепили танк. Грянул холостой выстрел. Из окон близлежащих домов посыпались стёкла. Солдаты пустились в перебранку с демонстрантами. Вдруг, один из них, разбивает стекло и бьёт женщину прикладом по лицу. Один из солдат замахнулся на рабочего автоматом. Рабочий выхватил у него автомат, но другой солдат стреляет в рабочего. Толпа не выдерживает и своим напором сметает его со своего пути. Горком был полностью захвачен демонстрантами.

Максим и Славка, как настороженные воробьи сидели на дереве на площади у заводоуправления НЭВЗа и наблюдали за происходящим. Вскоре на площади перед митингующими появилось оцепление солдат. Перед ними встал офицер. – Солдаты! Я получил приказ стрелять в безоружных людей! Но я не могу, не имею права отдать вам такой приказ! Мы должны быть на страже народа, а не стрелять в него!

Офицер замечает, как со всех сторон к нему бегут люди в штатском, он быстро вынимает пистолет из кобуры и стреляет себе в висок. Подбежавшие люди в штатском быстро уносят окровавленный труп офицера. Перед солдатами тут-же появляется другой командир.

– Слушай мою команду! Предупредительным в воздух – пли!

Толпа отхлынула.

– Они стреляют холостыми! – кто-то крикнул из толпы.

Толпа опять подалась вперёд. Раздались выстрелы по деревьям.

С деревьев, словно переспелая вишня посыпались убитые ребятишки.

Максим услышал свист пули у себя над головой и от испуга и непонимания всего происходящего спиной чуть не вдавился в ствол дерева. Он видел, как Славка, только что рядом сидевший на корточках и державшийся рукой за ветку, камнем слетел вниз на головы толпящихся в ужасе людей. Мужчины подхватили маленькое безжизненное тело, подняли его над головами, и лавина людей ринулась навстречу солдатам. Навстречу автоматным очередям.

– Они по детям стреляют!

– Они стреляют в детей!

Над площадью застрекотал вертолёт. Из него по громкоговорителю к рабочим пытается обратиться Микоян и прибывшие с ним из Москвы деятели КПСС.

Около дерева, на котором он сидит, Максим замечает прибежавшую, всю в слезах маму.

– Максим! Максим!

Она стоит около дерева. Обескуражено смотрит как, не обращая на неё внимания, двое мужчин быстро уносят труп какого-то мальчика. Под соседним деревом лежат ещё два маленьких трупа мальчишек восьми – десяти лет.

Мать Максима поднимает голову вверх, крестится.

– Матерь Божья, вразуми безумных!

Максим не может вымолвить, ни слова. Всё его тело пронизывает мелкая дрожь. Наконец женщина замечает сына, протягивая к нему руки, пытаясь остановить рыдания, она просит ребёнка спуститься. К ней подходит мужчина.

– Успокойся, успокойся мать. Сейчас я достану твоего птенца. Что же ты его сюда допустила? Эх, жизнь!

Мужчина проворно вскарабкался на дерево и передал на руки матери испуганного мальчишку.

– Максик, как же ты так? – мать прижала сына к груди, – сынок, да у тебя виски поседели.

Несмотря ни на что, Максим хорошо знает, что такое настоящее счастье. Он часто вспоминал всё, что оставила ему память ребёнка. Где-то он прочитал что, почему-то больше всего запоминаются моменты горя, предательства, несчастья, да и вообще зло запоминается надолго, а вот добрые поступки, как впрочем, и люди, сделавшие тебе добро, забываются, стираются из памяти. Но Максим уверен, что это не так. Возможно, внутренне подсознание постоянно ему подсказывает, что стереть из своей памяти, а какие моменты из прожитой жизни запечатлеть надолго.

Он помнит больницу, куда привела его мамина подруга – их соседка по двору, Лена. В палате на кровати лежала очень исхудавшая мама Максима.

– Максик, нагнись ко мне. Сынок, скоро вы останетесь совсем одни. Чтобы не случилось, всегда будь с Катей рядом. Помни, ты старший брат, – мама еле говорила.

– Мамочка, почему мы будем одни? Ты умрешь? – испуганно спрашивал её Максим.

– Не плачь, сынок. Я пойду искать папу. Но ты не переживай, я всегда буду рядом с тобой.

Мама умерла быстро, сгорела за несколько месяцев от какой-то страшной болезни. Маленький Макс не успел даже осознать всего произошедшего. Ему казалось, она там, в больнице, куда её увезли. Скоро она поправится и вернётся. Он не был на её похоронах, потому, что его тоже вскоре поместили в больницу с невесть откуда-то взявшейся скарлатиной.

После долгого беспамятства, Максим открыл глаза. Он не понял, где находится, но узнал по голосу Лену, которая сидела рядом с ним и тихо разговаривала с медсестрой, сделавшей ему только что укол.

– Где же вы такую скарлатину подхватили? – спрашивала она Лену.

– Да, кто ж его знает, где?