Выход в свет. Внешние связи (СИ) - Хол Блэки

Мелёшин поглощал завтрак, игнорируя присутствие раздражителя в виде Вадима, и делал вид, что того не существует на белом свете.

— Среднестатистические висоратки высокого мнения о себе, — сказал парень, сложив руки на груди и поглядывая на меня. — Они считают, что достойны большего, хотя не представляют собой ничего особенного, кроме избалованности и детских капризов. Куда вольготнее общаться с обычными девушками без дефенсоров. Они знают, чего хотят от жизни, их преданность читается в глазах и в мыслях.

— Вадим, если узнаю, что путаешься с горничными, уволю их, — предупредил Севолод, отставляя опустевшую чашку в сторону. — Пожалей девушек.

— Уж и пофилософствовать нельзя, — подосадовал парень. — Ладно, пора отчаливать. Скучно с вами, а репетиция не ждет. Бывай, родственничек.

Мэл пропустил мимо ушей прощальные слова, уткнувшись в свой кофе, и Вадим вышел из столовой вслед за горничной.

Я чуть не возмутилась вслух, вникнув в странную логику дядюшки Мэла, пригрозившего уволить любую из несчастных девушек, если парень вздумает домогаться. Мне было понятно молчание горничной, пока Вадим лапал её в столовой. Девушка боялась потерять работу, не угодив хозяйскому родственнику, ведь непросто устроиться на новое место с подмоченной характеристикой. Парень лип к бедняжке практически прилюдно, а ей оставалось терпеливо сносить приставания и держать язык за зубами. Возможно, Вадим не обошел вниманием и других горничных.

Подумав, что своим возмущением могу осложнить жизнь работающих в доме девушек, я с ненавистью посмотрела вслед ушедшему виновнику их бед, и тут меня потрясла очевидная мысль — Севолод знал! Как глава обеспеченной висоратской семьи, в которой практиковался найм невидящих в качестве прислуги, он не мог не знать о похождениях парня, потому что без защиты дефенсоров жизнь невидящих видна как на ладони.

— Эва, постарайтесь что-нибудь съесть, несмотря на отсутствие аппетита, — напомнил мужчина. — Сливочное масло снимет раздражение в воспаленном горле.

— Хорошо, — согласилась я вяло, откусив от щедро умазанной булочки.

Теперь дядя Мэла виделся мне в новом, цинично-лицемерном свете. Уважение к врачебному профессионализму Севолода померкло на фоне неожиданного открытия и разочарования им как личностью.

— Вот список лекарственных средств, — мужчина протянул листочек. — При имеющихся благоприятных результатах поберегите себя во избежание неожиданностей. Бывает так, что видимое улучшение вскорости оборачивается тяжелейшими осложнениями. Прислушивайтесь к своему организму. Желательно обратиться в медпункт института, чтобы вас некоторое время понаблюдали амбулаторно.

Всенепременно. Кларисса Марковна прослезится от счастья, увидев меня, а когда узнает о пожелании Севолода, придет в неописуемый восторг.

У Мэла зазвонил телефон, и, отложив нож с доброй порцией повидла на лезвии, он ответил на вызов.

— Да, это я… В порядке… Сейчас ответит. — Протянул мне телефон. — Это Аффа. Готова покалечить меня на расстоянии. Если тебя стесняет, можешь поговорить в гостиной, она напротив. Хочешь, провожу?

Я замахала рукой, мол, не ребенок, сама найду, и выскочила с телефоном в коридор.

— Аффа, привет, — сказала на ходу, открывая дверь в гостиную.

— Привет! — закричала на том конце девушка. — Точно шибану Мелёшина чем-нибудь по голове! Он передал, чтобы ты позвонила?

— Передал, — подтвердила я, усевшись на широкий подоконник в окружении узорных штор. — Было некогда.

— Как самочувствие? Вчера я согласилась уехать в общагу после того, как Мэл пообещал вернуть тебя здоровой и невредимой. Слушай, ты заметила, какие хоромы у Мелёшинского дядьки? А почему голос охрипший?

Словесный поток дезориентировал меня, и я не сразу осмыслила заданные вопросы.

— Со мной все в порядке. Севолод оказался отличным специалистом. Это фарингит.

— Значит, скоро приедешь? — несколько разочарованно спросила Аффа. — А Мелёшин теперь носит тебя на руках? В машине он так сладко пел — заслушаться можно. Помнишь?

— Нет, не помню, — промямлила я и посмотрела на раскрасневшееся отражение в стекле, а потом перевела взгляд на соседние небоскребы. — Хожу своими ногами. Спрошу, подбросит ли до института. Если не захочет, поеду на автобусе.

— С ума сошла? — закричала девушка. — Ну, кто тебя родил такую простую? Скажи Мелёшину: "Ах, я слаба телом, вези меня до общежития и донеси на руках". И будь увереннее. Он должен пылинки с тебя сдувать!

Ничего себе, слаба телом, — вспомнила я активное времяпровождение в спальне.

— Ладно, Аф, как приеду, поговорим. Спасибо за беспокойство, — поблагодарила я девушку. Ведь она тоже приняла весомое участие в моей судьбе, ушибленной двойным заклинанием.

— Какое "спасибо"? — возмутилась Аффа. — Я виновата в том, что потащила тебя в клуб, хотя не следовало. Не зря ты рьяно отказывалась. Мне не следовало настаивать, но почему-то интуиция на этот раз подвела. Думала, получится особенный вечер, а вышло безобразие с рукоприкладством. У Мэла, наверное, физиономия опухла.

— Держи карман шире. Дядя полночи делал косметические маски и прикладывал огурчики на его фингалы.

— Правда, что ли? — удивилась соседка, а потом рассмеялась, поняв шутку. — Ладно, увидимся. Будь смелее, не позволяй Мэлу управлять тобой.

Хороший совет, но пока не получается. Вернее, не очень-то сопротивляюсь.

Разговор с Аффой взбодрил и поднял настроение, упавшее после общения в неприятной компании Вадима. Вскочив с подоконника, я оглядела очередной стерильно-шаблонный дизайнерский шедевр. Хоть сейчас фотографируй гостиную и выкладывай на развороте глянцевого журнала.

На стене, рядом с высоким фикусом, висела картина с изображенными на ней членами семьи Севолода. Полотно смотрелось чопорно и консервативно в массивной золоченой раме. В центре холста сидела в высоком кресле ослепительно красивая белокурая женщина. Или она действительно была молода, или художник приукрасил реальность, но женщина выглядела свежо, благоухая очарованием юности. По бокам от красавицы стояли Севолод и Вадим, оба в костюмах и при бабочках. В ногах женщины на маленьких скамеечках сидели дети, встретившиеся мне на винтовой лестнице.

Рассудив логически, я пришла к выводу, что в центре картины главенствовала тетушка Мэла. Стало быть, Вадим оказался старшим сыном Севолода и по совместительству кузеном Мелёшина.

Что ж, висоратская семейка получилась на славу с запечатленными в веках аристократическими лицами. Одни драгоценности тетушки чего стоили: каждый камешек тройного ожерелья на лебединой шее масляной красавицы был тщательно прорисован и наверняка сверкал не хуже оригинала.

Снова приглядевшись к Севолоду, я не могла отделаться от впечатления, что на меня с картины смотрел повзрослевший Мэл. Неуловимое и необъяснимое сходство заключалось не в одинаковом расстоянии от крыльев носа до мочек ушей и не в высоте породистого лба. Кровные родственники Мелёшины смотрели одинаково — надменно и оценивающе, имели одинаковый наклон головы и одинаково заявляли права на принадлежащее им. И пусть с первого, поверхностного взгляда, зрители сошлись бы во мнении, что Севолод — подкаблучник, позволивший жене править в доме и на картине, после второго, вдумчивого взгляда, разглядевшего руку мужчины, властно лежащую на плече красавицы, становилось ясно, кто в действительности контролирует жизнь семьи.

Вадима изобразили на полотне в некотором отдалении от родственников. Почему-то между ним, Севолодом и Мэлом не чувствовалось той незримой связи, что протянулась между дядей и племянником. У Вадима и нос был сплюснутым, как у утки, и надбровные дуги выступали сильнее, и лицо казалось круглее и щекастее, лоснясь от хорошей жизни.

Наглядевшись на высокохудожественный холст, я вспомнила, что пора вернуться в общество. Подойдя к приоткрытой двери в столовую, услышала:

— Она девочка милая и простая в манерах, не морочь ей голову, Жорик.

Я остановилась. Севолод вернулся к неформальному общению с племянником и говорил обо мне. Что за простые манеры? — подумала со злым интересом. Наверное, нужно есть омлет ножом и вилкой, чтобы показать сложность приобретенных культурных навыков.