Отец городов русских. Настоящая столица Древней Руси. - Андрей Буровский

Не проявляя агрессивности, не становясь выносливым и беспощадным, скандинавский (и горский) подросток вызывал у окружающих сомнения в том, что он правильно развивается. Юноша вызывал сомнения в своей приспособленности к жизни. Вик оказывался не только доходным мероприятием, выгодным дельцем, но и важным общественным институтом, способом проверки обществом своих членов.

Только приняв участие в вике, юноша и в собственных глазах, и с точки зрения соплеменников, из «совсем большого мальчика» превращался в члена сообщества взрослых мужчин, потенциального жениха и хозяина в доме.

Набег был проверкой личных качеств скандинавов, подтверждением их общественного статуса. Во все века и у всех народов обязанностью взрослого мужчины было кормить семью. В Скандинавии умение воевать, совершать набеги на чужую землю и возвращаться, грабить поверженного врага, похищать и продавать рабов — были ценнейшими качествами хозяина, ничуть не меньшими, чем в обществе земледельцев умение быть сельским хозяином, а в современном обществе — умение выполнять квалифицированную работу.

Так вик и дренг не только оказывались важными с экономической точки зрения, но и становились краеугольным камнем для любых морально-этических оценок. Норманны всерьез, не «в порядке бреда», считали грабежи и убийства веселым молодечеством и полезнейшим видом спорта, без которого мальчик попросту не вырастет мужчиной.

В одной из скандинавских саг рассказывается, как поспорили два брата: один из них слишком часто выигрывал у другого в кости. Проигравший, девяти лет, незаметно снял со стены секиру, подкрался к одиннадцатилетнему брату со спины и разрубил его чуть ли не пополам.

Реакция отца? Вовсе не ужас — папа подхватывает сыночка на руки, поднимает к небу, благодарит богов за то, что они послали ему такого замечательного сына.

Представления о загробном мире характеризуют людей даже полнее, чем их погребальные или брачные обычаи. Викинги так своеобразно представляли себе свой рай — Валгаллу, что об этом имеет смысл рассказать особо.

Начнем с того, что в какое-то хорошее место попадают исключительно воины, павшие на поле боя. Тот, кто умер своей смертью или избегал участия в сражениях, попадает в страшную снежную пустыню — царство невероятного холода и мрака. Там он и будет вечно ютиться в хижинах из ребер гигантских ядовитых змей.

Такова судьба нидинга — то есть труса. Что же до героев, павших на поле боя, то им открывается рай — царство Одина, Валгалла. Едва воин гибнет, как к нему на белом коне слетает пышная красавица — валькирия. Она подхватывает душу павшего и уносит ее прямехонько в Валгаллу. Там убитый оказывается на пиру Одина, и собравшиеся за столом приветствуют его криками и звоном щитов.

Сам бог Один восседает во главе стола; на его левом плече сидит вещий ворон, на правом плече — другой; у правого колена — ручной волк. По знаку Одина герою подают кубок вина; с первым же глотком он становится бессмертным и садится за общий стол. Всю ночь викинги едят и пьют, а с первым лучом света вещий ворон издает крик. С этим звуком сидящие слева от Одина бросаются на сидящих справа. Весь день рубятся они, как только могут, а с первой звездой волк начинает выть. Тут раны заживают, мертвецы поднимаются, и все опять садятся за пиршественный стол. И так вечно.

Что, не понравился рай? Ничем-то вам не угодишь…

Да! В этот рай, разумеется, не допускаются ни женщины, ни дети, умершие маленькими. Исчезают ли они без следа, или тоже обречены на том свете мучиться от холода в ужасной снежной пустыне, в хижинах из костей огромных змей — не знаю. Но что в Валгаллу их не пустят, — это точно. Вот собак и боевых коней в Валгаллу берут, и они радуются жизни вместе с хозяевами.

Интересно, викинги на том свете остаются мужчинами чисто физиологически? Если да — то любопытно, кто и как удовлетворяет их половые потребности и что именно от них рождается. Впрочем, об этих интереснейших подробностях скандинавский эпос — ни гу-гу. А жаль, было бы очень интересно.

Сейчас на Западе модны «викинговские» фильмы, — что-то вроде «ковбойских», но на материале не Нового Света — Америки, а Старого Света, Европы. Кое-что временами крутится и в России. В этих фильмах викинги спрыгивают со стен высотой в 20 метров, поднимают корабли с экипажем, взбираются на башни по секирам, которые метнули с невероятной силой и ловкостью… Их приключения так напоминают действия американского сверхчеловека-Бэтмена, что источник вдохновения сразу становится понятен — это, конечно же, Голливуд.

И разумеется, бесконечно романтические разбойники ничуть не больше похожие на исторических викингов, чем индейцы из вестернов — на реальных сиу и могауков.

Но так же неточны и представления о викингах как о примитивных грабителях. После Второй мировой войны «разоблачение» викингов стало идеей фикс для некоторых российских ученых и писателей — в дренге викингов им явственно мерещилась грозная поступь группы армий «Центр», атаки эсэсовцев, бомбежки Смоленска и Москвы. Прозрачных аналогий очень много хотя бы в книге В. Иванова — вплоть до попыток приписать викингам расовую теорию [77].

Но наивно считать норманнов средневековыми национал-социалистами, эдакими примитивными рационалистами: шли — чтобы грабить. И все. Нет… Все несравненно сложнее.

Находя в болотах клады времен викингов, ученые долгое время делали выводы: клады золотых и серебряных монет, драгоценных камней и золота оставляли на «черный день», закапывали между походами. Наверное, слишком многие викинги, оставив клад, просто не имели возможности его выкопать, потому что погибали на чужбине…

Постепенно ученые стали замечать — клады часто захоронены так, что их при всем желании нельзя извлечь при жизни хозяина. Да и какой смысл захоранивать клад, если его содержимого хватило бы на всю жизнь владельцу и осталось бы детям и внукам.

В сагах викинги достаточно откровенно объясняли, почему они делали такие клады: добыча для них вовсе не была только материальной ценностью. Боги послали добычу; тем самым они показали, что наделяют владельца добычи удачей, выделяют его из других людей. Для викинга было еще неизвестно, что важнее — потратить добытое или навеки сохранить его так, чтобы знак удачи викинга, его связи с богами навсегда остался с ним — так, чтобы никто и никогда не смог отнять.

Даже для гораздо более поздних и цивилизованных времен, для Средневековья Франции XI–XIII веков ученые приходили к выводу — феодал дарил сокровища не просто как дорогие и ценные вещи, но как знак его собственной удачи, мистического превосходства. Дарились знаки этой удачи, разделялось мистическое могущество [45. С. 20–27]. Так священник не просто кормит прихожан хлебушком и поит вином, а совершает великое Таинство.

…Какое же здесь тупое стяжательство? Тут сложнейшая система ценностей, очень далекая и от современной, и от системы ценностей Века Рационализма — XVIII и XIX столетий.

Среди викингов огромным уважением пользовались люди, которых называли берсерками, или берсеркидерами. Эти викинги опьянялись самым фактом боя, а чтобы опьяняться повернее, пили пиво в невероятных количествах, жевали мухоморы.

Перед боем и в бою берсерки грызли края щитов и металл мечей, выли страшными голосами и выкрикивали строки из саг. Они не жалели себя и не хотели сохранения собственной жизни — и потому с такой яростью бросались на врагов. Им было безразлично, что их ранят, искалечат или убьют — лишь бы добраться до врагов. А врагов они рубили на части, прямо на поле боя рассекали им вены и пили теплую кровь еще живых людей или вырезали и поедали дымящуюся печень.

Некоторые берсерки были так ужасны, что плавали в отдельных ладьях — их боялись даже свои: никто не знал, что именно и когда придет в голову берсерку.

Все первобытные люди уважают сумасшедших как провозвестников воли высших сил. Но на Руси почитали мудрых волхвов или блаженненьких юродивых, в мусульманском мире — не вполне вменяемых дервишей; в Китае — отшельников; в католическом мире — стигматиков, у которых на руках и ногах возникали язвы: в тех самых местах, где были вбиты гвозди в тело Христа.

А скандинавы ценили именно таких сумасшедших: предельно свирепых и опасных. Наверное, берсерки казались им отмеченными какой-то высшей силой, возлюбленными детьми Вотана и Одина, которым в Валгалле сидеть ближе всех к богам и пить больше всех самого лучшего пива.

Это ведь тоже не признак страшной рациональности.

Казни в историческом прошлом — особая и не слишком приятная тема. Но можно ли представить себе преступника на Руси или в Европе, который попросил бы вместо повешения посадить себя на кол или вместо отрубания головы — четвертовать.