От Крыма до Рима(Во славу земли русской) - Иван ФИРСОВ
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Русский посол Обресков с ходу отверг предложения турецкой стороны. Мирные переговоры на этом закончились, время перемирия истекло. Слово для разрешения спора между соседями в дальнейшем предоставлялось пушкам…
* * *
Обычный ледовый покров у берегов Азовского моря и в Керченском проливе сходит на нет к середине марта. Но еще задолго до этого Сенявин приказал начать вооружать суда флотилии. Теперь нет-нет да называл он подопечные морские силы флотом. И в самом деле, к весне 1773 года на Керченском рейде собралась внушительная сила. Шесть фрегатов, десяток переделанных для плавания по морю и подновленных «новоманерных» кораблей, палубные боты, полтора десятка разведывательных и транспортных судов.
Как и прежде, перед началом кампании Сенявин собрал офицеров. Такое собрание, где пояснялись цели и задачи предстоящих действий на море, знакомило всех офицеров с намерениями флагмана, проясняло, чем будут заниматься соседи ближние и дальние, наконец на нем флагман, пользуясь случаем, представлял офицеров, вновь прибывших на флотилию для прохождения службы. Чаще всего офицеры, как правило, уже знали, кто и откуда перевелся, но добрая половина знала о них понаслышке.
Первым Сенявин назвал прибывшего с Балтики, не по годам тучного, контр-адмирала Баранова, человека средних лет. Некоторые офицеры знали его по совместной службе на эскадре и отзывались о нем с похвалой. Вторым Сенявин назвал никому прежде незнакомого офицера, иностранца, принятого на русскую службу.
— С Дунайской флотилии определен к нам Адмиралтейств-коллегией флота капитан второго ранга Кинсберген Иван Генрихович, прошу любить и жаловать.
Из первого ряда приподнялся молодцеватый, тоже средних лет, но стройный, с щегольскими усиками офицер, слегка поклонился и сел.
— Для сведения в виду имейте, што службу нашу Иван Генрихович знает, четверть века с лишком в известном вам флоте голландском обретался, а как будет на деле, кампания выявит.
Сразу же Сенявин изложил цели предстоящей кампании, пояснил, кто, где и как будет противостоять неприятелю.
— Наши супротивники на дальней стороне Черного моря все еще мнят себя хозяевами всей акватории. Предстоит нам и собратьям в море Средиземном доказать, что оное суждение ложно, и показать султану, что права наши издревле остаются незыблемыми. Сенявин подошел к развешанной на стене карте:
— Генеральная задача флотилии нашей — не допустить неприятеля к берегам крымским и, упаси Бог, допустить прохода турецкой эскадры Керченским проливом в Азовское море.
Сенявин ткнул указкой в карту:
— Контр-адмиралу Баранову с одним фрегатом, четырьмя «новоманерными» кораблями и в придачу палубным ботом надлежит крейсировать от Кафы до Цемесской бухты. Там турки устроили базу свою для эскадры. Капитану первого ранга Сухотину с четырьмя же «новоманерными» кораблями закрыть наглухо пролив Керченский подле мыса Тузла. Капитану второго ранга Кинсбергену надлежит с фрегатом о тридцати двух пушек, двумя «новоманерными» кораблями и в придачу ботом «Куриер» крейсировать от Кафы вдоль крымского берега до Балаклавы, дабы обезопасить сии места от десанта турецкого. Соответственно вышесказанному все командиры получат надлежащие приказы мои и инструкции. Сенявин оперся об указку:
— На сем, господа офицеры, закончим, и памятуйте, што лучшая оборона от неприятеля есть нападение на него и лихая атака…
В середине мая все три отряда заняли исходные позиции и приступили к крейсированию в заданных акваториях. Но не прошло и недели, как случилось несчастье. Во время похода на шканцах фрегата «Первый» флагмана отряда, контр-адмирала Баранова, сразил намертво сердечный приступ. Сенявин без промедления назначил вместо него Сухотина, а сам принял командование отрядом в Керченском проливе.
Отправляя Сухотина в плавание, Сенявин предупредил:
— Поимей в виду, ежели в Цемессе обнаружишь эскадру турок, немедля дай мне знать. Тебе одному не под силу совладать с линейными кораблями. Блокируй выход из бухты, а там я с Кинсбергеном подоспею на помощь.
Отправляясь в крейсерство из Кафы, Сухотин начал с обследования Тамани, то ли острова, то ли полуострова, лежащего к югу от Керченского пролива, на берегу, занятом турками и ногайскими татарами.
Весной, в половодье, когда вешние кубанские воды переполняют все лиманы в дельте Кубани, южный, Ки-зилташский лиман превращается в самый настоящий залив с выходом в Черное море. Правда, он весьма мелководный и практически недоступен для морских судов.
К нему-то и подошел в предрассветной дымке 26 мая младший флагман, капитан 1-го ранга Сухотин со своей эскадрой. Как развивались дальнейшие события, на основании рапорта Сухотина, красочно описал в донесении Адмиралтейств-коллегий старший флагман, вице-адмирал Сенявин из Таганрогского порта две не дели спустя.
«…В то его крейсерство г. капитан 1 ранга Яков Сухотин 26 мая усмотрел в казылташской пристани, что при реке Кубань, в дальнем от них расстоянии суда под парусами, коих для дествительного досмотра посылал он бот «Темерник» и через оный как получил рапорт, что при той пристани имеется 6 больших судов и немалое число малых, то ко оным он с эскадрою хотя последовал еще 27-го числа, но за переменными и противными ветрами пред ту пристань пришел 29-го числа, где по уменьшающейся глубине, будучи в незнаемом ему месте, принужден был с фрегатом за глубоким его ходом, остановиться, и для остановки тех неприятельских судов, послал он корабли «Новопавловск» и «Азов», да бот «Темерник», препоруча их под команду из тех корабельных командиров старшему капитан-лейтенанту Ивану Баскакову, который с теми двумя кораблями и ботом палубным, с моря заперши ту пристань, начал действие кораблей из гаубиц и вскоре зажег одно из неприятельских судов, брошенною от него, Баскакова, с корабля «Новопавловска» бомбою, от коего зажжения, как он предусмотрел что неприятель пришел в замешательство и люди с больших судов посредством бывших при них тумбасов и шлюпок побежали на берег, а малые суда рекою вверх, то он, Баскаков, послал за бегущими в реку вслед им шлюпку с вооруженными матросами лейтенанта Александра Макарова, который и силился бегущие неприятельские суда догонять, в чем и преуспел более навесть им страха, от которого они, поставив паруса, и употребя всю силу своих весел и бежали по реке Кубани, за коими он не оставил бы своей погони, но случай ночной темноты и неизвестность ему реки, далее оных преследовать не допустила; и возвращаясь от погони из реки осмотрел, что горевшее судно имело 8 пушек, а прочие 5 имели по 2 пушки, снабженные ядрами и порохом на которых он уже, кроме одного спрятавшегося в интрюме от турок, грека, никого других людей не нашел, и наперве он хотя и старался те суда вывести из бухты, но крепость противного ветра, темнота ночная и течение в том ему воспрепятствовали, почему он и принужден был их брошенными на оные гранатами с огнем зажечь, после чего сам со шлюпками возвратился на эскадру благополучно. И по тому сожжению 6-ти неприятельских судов, 30-го мая корабли «Новопавловск», «Азов» и бот «Темерник» возвратились в эскадру и того ж 30-го числа по приказу помянутого г. Сухотина за усмотренными им идущими с противного берега к Тамани двумя неприятельскими судами делал корабль «Морея» погоню и по возвращении того корабля командир оного лейтенант Францис Денисон рапортовал, что он одно одномачтовое судно нашел на якоре без людей и отправил его к эскадре со своими людьми, а другое двухмачтовое и с людьми, взяв в плен, привел в эскадру, из коей те оба судна отправлены в Керчь, куда я писал дабы весь экипаж переписали и взяли в магазины, а те суда отправили бы в таганрогский порт, взятых же на втором судне людей 81 человек, из коих турок приказал отослать к г. таганрогскому коменданту в работу, а татар крымских переправить в Крым и отпустить».
Одержав первую победу в кампании, Сухотин крейсировал с эскадрой к пристани Суджук-Калев в Цемесской бухте. Неприятеля там не оказалось, и эскадра легла на обратный курс. 8 июня на подходе к Кызыл-ташскому лиману марсовый матрос закричал:
— К осту на видимости два десять парусов под берегом!
Сухотин перешел на правый борт, вскинул подзорную трубу. «Так и есть, видимо, турки ночью опять пробрались до Кызылташа».
— Поднять сигнал «Модону!» Атаковать неприятеля!
Шестнадцатипушечный «новоманерный» «Модон» не заставил себя ждать. Спустя четверть часа раздался первый, пристрелочный выстрел. Ядро подняло всплеск воды, показав недолет. Осторожно лавируя на мелководье, «Модон» приближался к пристани. На турецких судах, еще не спустивших паруса, забегали люди, лихорадочно рубили якорные канаты, транспорта разворачивались в сторону Кубани. Второй залп сразу накрыл крайние два судна, и на их палубах заполыхало пламя, обдавая огнем паруса. Было видно, как с бортов в панике бросались в воду люди и плыли к берегу. «Все бы ладно, — сожалел командир «Модона», — жаль, остальные утекли, за отмелью к ним не пробраться».