Начало Руси - Аполлон Кузьмин

В.И. Георгиев видел косвенное доказательство теории существования балто-славянского языка в истории индо-иранской общности. Он отметил, что существование такой общности прослеживается только в древнейших письменных памятниках. Славянские языки зафиксированы на 2000, а литовский на 2500 лет позднее Ригведы и Авесты[326]. Но сравнение в данном случае все-таки недоказательно. Ригведа и Авеста появились в эпоху, когда индийские и иранские племена контактировали, тогда как позднее они практически не соприкасались. Славяне же и балты взаимодействовали как соседи, по меньшей мере, со времен Ригведы и Авесты, и надо объяснять, почему нет даже промежуточных диалектов между этими все-таки разными, хотя и родственными, языками[327].

Славяне, как и другие народы, не были однородными в расовом и культурном отношении. Вместе с тем у всех славянских народов до сих пор сохраняются элементы общей культуры, языка и внешнего облика, которые позволяют отличать славянство от других соседствующих с ним народов. В старой историографии удельный вес специфического начала обычно преувеличивался (и в положительном, и в отрицательном осмыслении), а его исторически обусловленный характер не учитывался. Но и с этими поправками существует проблема «прародины славян», т. е. вопрос о времени и территории оформления известных специфических черт, характеризующих этнический массив.

Литература о славянской прародине огромна, и рассмотреть ее полностью невозможно даже в специальной работе[328]. Принципиальное значение может иметь оценка двух подходов и представлений: один, идущий от П. Шафарика (1795–1861), именуемый иногда «романтическим», — взгляд на славян как народ, издревле занимавший обширную территорию, другой — предположение о существовании небольшой прародины, из которой происходит расселение в разных направлениях. Именно второй вариант породил множество концепций, причем не обошлось и без влияния локальных патриотических настроений. О.Н. Трубачев напомнил «мудрые слова Брюкнера, который давно ощутил методологическую неудовлетворительность постулата ограниченной прародины: «Не делай другому того, что неприятно тебе самому». Немецкие ученые охотно утопили бы всех славян в болотах Припяти, а славянские — всех немцев в Долларте (устье р. Эмс — О.Г.); совершенно напрасный труд, они там не уместятся; лучше бросить это дело и не жалеть света Божьего ни для одних, ни для других»[329].

Ни лингвистический, ни археологический материал (каждый в отдельности и оба вместе) не в состоянии пока решить вопрос в ту или другую сторону. Дело в том, что имеются данные и «за» и «против». В пользу мнения Шафарика говорит то обстоятельство, что славянские языки уже в глубокой древности распадались на ряд диалектов, что проще понять, если рассматривать славянство как одно из крупных ответвлений прежней индоевропейской общности. С другой стороны, история древности полна примеров биологических и социальных взрывов, когда тот или иной народ выбрасывает волну за волной значительные массы населения, тесня, уничтожая, ассимилируя другие народы. Один такой взрыв у славян хорошо известен по письменным источникам: он произошел в V–VI вв. Но был ли он первым — ответить трудно.

Там, где лингвистика теряет ощущение времени, а археология затрудняется в объяснении причин смены культур, большую помощь может оказать антропология. У славян, как и у германцев, длительное время господствовал обряд трупосожжения, что лишает антропологию материала как раз от того периода, когда славяне появляются на исторической арене — в источниках римских и византийских авторов. Но сопоставление современных и средневековых материалов (христианизация восстановила трупоположение) с древнейшими позволяет перекинуть мост через обрыв.

В антропологической литературе имеются два разных опыта решения проблемы славянского этногенеза. Один из них принадлежит Т.А. Трофимовой, другой — Т.И. Алексеевой. Опыты эти существенно разнятся между собой как по подходам, так и по выводам. Интересная и насыщенная статья Т.А. Трофимовой отправлялась от господствовавших у нас в середине XX столетия автохтонистских концепций и нацелена против индоевропейской компаративистики. В результате, отметив наличие разных компонентов в составе славянства, автор не сочла возможным «рассматривать какой-либо один из этих типов как исходный праславянский тип»[330]. Если учесть, что те же типы входили в состав германцев и некоторых других народов, то антропология практически исключалась из числа наук, способных принять участие в решении проблем этногенеза. Работы Т.И. Алексеевой выходили с 60-х гг., когда ограничительные рамки автохтонизма и стадиальности в основном были преодолены. Учет миграций племен и бесспорных положений компаративистики резко поднимает значение антропологии в уяснении истории возникновения народов. Антропология становится не только средством проверки положений лингвистики и археологии, но и важным поставщиком новой информации, требующей определенного теоретического осмысления. По мере накопления материала антропология дает и будет давать в возрастающих масштабах ответы на вопросы: когда и в каких соотношениях соединялись или расходились древние этнические образования?

Одно из существенных расхождений в выводах Т.А. Трофимовой и Т.И. Алексеевой заключается в оценке места в славянском этногенезе населения культуры ленточной керамики. У Т.А. Трофимовой это население оказывается одним из основных компонентов. И именно отправляясь от ее вывода, В.П. Кобычев связал исходный славянский тип с этой культурой[331]. Между тем, как это показано Т.И. Алексеевой и подтверждено рядом других антропологов, население культур ленточной керамики могло входить в состав славянства либо в качестве субстрата, либо в качестве суперстрата. Зато в составе германцев этот компонент был определяющим.

В количественном отношении наиболее представительным в составе славянства является тип населения шнуровой керамики. Даже наличие в славянском этносе узколицых долихокранов (или мезо-долихокранов) объясняется вхождением этой части населения в Центральной Европе в зону культур шнуровой керамики[332]. Именно типичное для культур шнуровой керамики широколицее длинноголовое население сближает славян с балтами, создавая подчас непреодолимые затруднения для антропологического разделения славян и балтов[333]. Наличие в составе славянства этого компонента указывает, однако, на территорию гораздо большую, чем область, скажем, балтской топонимики, поскольку родственное население занимало в эпоху неолита и бронзы значительную часть левобережья Украины, а также северо-западного побережья Европы. Сюда же следует отнести и зону распространения динарского антропологического типа, который отражается в современном населении Албании и республиках бывшей Югославии (особенно у черногорцев, сербов и хорватов) и который как будто идентифицируется с древними иллирийцами.

Заметное участие в сложении славянства приняли также племена с погребениями в каменных ящиках и культуры колоколовидных кубков (также хоронивших умерших в цистах)[334]. Поскольку они складываются на базе «североевропеидной, долихокефальной, светлопигментированной расы и южноевропейской брахикефальной темнопигментированной» [335], брахикефалы населения колоколовидных кубков должны привлечь особое внимание. Но эта культура слабо изучена. Обычно отмечается, что она распространяется из Северной Африки через Испанию. Но ее истоки находятся в противоположном районе средиземноморского бассейна, где-то в Передней Азии. (Предание ирландских саг о движении кельтов «из Скифии» от «Mare ruad», то есть «Чермного» — «Красного» моря — нынешнего Черного и движение через Северную Африку и Испанию вполне совпадает с этапами движения племен колоколовидных кубков). По-видимому, в родстве с этим населением находились хетты и пелазги или пеласги, (во всяком случае, их переселение шло в рамках этой индоевропейской волны). Именно с этой волной увязываются лигуры, которых в некоторых древних сообщениях отождествляют с западной ветвью пелазгов.

Темнопигментированными брахикефалами были и приальпийские лапоноидные племена, по-видимому, ассимилированные пришельцами. В давней литературе существовало мнение, что славяне и кельты восходят к этому альпийскому расовому типу[336]. Положение это всегда вызывало сомнение, поскольку длинноголовое североевропейское население среди славян преобладает. Однако проблема этим не снимается. Цепь топонимов, идущая от испанской Лузитании через Северную Италию до Прибалтики, принадлежит индоевропейскому населению, причем той его ветви, в которой корни «луг» и «вад-ванд» служат для обозначения долины и воды.