Огонь - Анри Барбюс

Это целый склад; Вольпат пожирает его глазами, как заботливая хозяйка, и настороженно следит, чтобы никто не наступил на его добро... Я рассматриваю эту богатую выставку.

Платок, трубка, кисет (где лежат еще листки папиросной бумаги), нож, кошелек и огниво (все это необходимые предметы солдатского обихода), два обрывка кожаных шнурков, обвившиеся, как земляные черви, вокруг часов, спрятанных в потускневший от старости целлулоидный футляр; круглое зеркальце и другое - четырехугольное, правда разбитое, но наилучшего качества, с гранеными краями; пузырек скипидара, пузырек с минеральным маслом, почти пустой, и еще один пустой пузырек; бляха от немецкого пояса с надписью "С нами бог", кисть от темляка того же происхождения; завернутая в бумагу "авиастрела", похожая на стальной карандаш, острая, как игла; складные ножницы и складная ложка-вилка; огрызок карандаша и огарок свечи; стеклянная трубочка с аспирином, в которой лежат еще таблетки опиума; несколько жестяных коробок.

Заметив, что я рассматриваю его личное имущество, Вольпат дает мне объяснения:

- Вот старая офицерская замшевая перчатка. Я срезаю пальцы, чтобы затыкать дуло моего "самострела"; это телефонная проволока (только проволокой и можно пришивать к шинели пуговицы, если хочешь, чтоб они держались). А здесь что? Здесь белые нитки, крепкие, не такие, какими шиты наши солдатские вещи (те нитки вытягиваются, как макароны на вилке); а вот набор иголок; я воткнул их в открытку. Английские булавки отдельно, - вот там... А вот мои бумажки. Целая биотека!

Действительно, на выставке предметов, выложенных из карманов Вольпата, поразительное количество бумаг: фиолетовый пакетик почтовой бумаги (скверный печатный конверт истерт); солдатская книжка (переплет затвердел, запылился, словно кожа старого бродяги, обтрепался и уменьшился со всех сторон); клеенчатая облезлая тетрадка, набитая письмами и фотографиями; среди них почетное место занимает карточка жены и детей.

Из связки пожелтевших и почерневших бумаг Вольпат вытаскивает эту фотографию и лишний раз показывает мне. Я опять знакомлюсь с мадам Вольпат, пышногрудой женщиной с рыхлыми кроткими чертами; она сидит между двумя мальчуганами; они в белых воротничках; старший - худой, младший - круглый, как мяч.

- А у меня, - говорит двадцатилетний Бике, - только карточка моих стариков.

Он ставит к свече фотографию старика и старухи; они глядят на нас; у них благонравный вид, как у детишек Вольпата.

- У меня тоже есть карточки родных, - говорит другой. - Я никогда не расстаюсь с фотографией моего выводка.

- Что ж, каждый носит при себе родню, - прибавляет третий.

- Странное дело, - замечает Барк, - если слишком долго смотреть на карточку, она изнашивается. Не надо слишком часто и слишком долго глазеть на нее: не знаю, что там происходит, а только в конце концов сходство от этого пропадает.

- Правда, - говорит Блер. - Я тоже так считаю.

- У меня в моих бумажках есть еще карта этой местности, - продолжает Вольпат.

Он разворачивает карту. Она истерлась по краям, стала прозрачной в сгибах и похожа на шторы, сшитые из квадратов.

- У меня еще газета (он разворачивает статью о солдатах) и книга (роман ценой в двадцать пять сантимов: "Дважды девственница")... А вот еще клочок газеты "Этампская пчела". Не знаю, зачем я это припрятал. Наверно, была причина. На свежую голову я вспомню. А вот моя колода карт, шахматная доска из бумаги и шашки из чего-то вроде сургуча.

Барк подходит, смотрит и говорит:

- У меня в карманах еще больше разных штук. - Он обращается к Вольпату: - А есть у тебя германский зольдбух, вшивая голова? А пузырьки с йодом? А браунинг? Вот у меня есть. Да еще два ножа.

- На кой мне револьвер или немецкая книжка? - отвечает Вольпат. - Я мог бы иметь два ножа и даже десяток, но с меня довольно и одного.

- Как сказать, - возражает Барк. - А есть у тебя металлические пуговицы, эх ты, перевернутое рыло?

- У меня они в кармане! - восклицает Бекюв.

- Солдат не может обойтись без них, - уверяет Ламюз. - А то штаны не будут держаться на помочах.

- А у меня всегда под рукой в кармане набор инструментов, - говорит Блер.

Он вытаскивает их; они лежали в мешочке от противогазовой маски; он потрясает ими. Позвякивают напильники - трехгранный и обыкновенный; звенят необделанные алюминиевые колечки.

- А у меня всегда с собой веревка. Вот это полезная штука! - говорит Бике.

- Не так, как гвозди, - возражает Пепен и показывает три гвоздя: большой, средний и маленький.

Один за другим солдаты вступают в беседу, продолжая работать. Мы привыкаем к полумраку. Но капрал Салавер, заслуживший прозвище "золотые руки", вставляет свечку в "люстру", которую он сфабриковал из коробки от сыра и проволоки. Мы зажигаем свет, и под этой "люстрой" каждый любовно, как мать детьми, похваляется содержимым своих карманов.

- Прежде всего, сколько их у нас?

- Чего - карманов? Восемнадцать, - отвечает кто-то - конечно, Кокон, человек-цифра.

- Восемнадцать карманов! Ишь загнул, крысиная морда! - восклицает толстяк Ламюз.

- Да, да, восемнадцать, - настаивает Кокон, - посчитай-ка, раз ты такой умный!

Ламюз хочет проверить: он подносит руку к огарку, чтобы сосчитать верней, и начинает загибать свои толстые бурые пальцы: два висячих задних кармана в шинели, карман для перевязочных материалов, который служит для табака, два внутренних кармана в шинели спереди да на каждом боку два внешних кармана с клапаном. Три кармана в штанах, даже три с половиной, ведь есть еще передний карманчик.

- Я держу в нем компас, - объявляет Фарфаде.

- А я шнур от трута.

- А я, - говорит Тирлуар, - маленький свисток. Его мне прислала жена; она написала мне так: "Если тебя ранят в сражении, свистни, чтобы товарищи прибежали спасти тебе жизнь!"

Все смеются над этой простодушной фразой.

Тюлак вступает в беседу и снисходительно говорит Тирлуару:

- Они там в тылу не знают, что такое война. А если ты заговоришь о тыле, ты тоже понесешь околесицу.

- Ну, этого кармана мы считать не будем: он слишком мал, - говорит Салавер. - Итого десять.

- В куртке четыре. Пока всего только четырнадцать.

- Еще два кармана для патронов; это новые карманы; они держатся на ремнях.

- Шестнадцать, - объявляет Салавер.

- Эх ты, растяпа! Да погляди на мою куртку! А эти два кармана? Ты их не считал? Чего ж тебе еще нужно? Ведь это настоящие карманы, там, где полагается! Это штатские карманы: дома ты держишь в них платок для соплей, табак и адреса, куда тебе нужно отвезти товар.

- Восемнадцать! - объявляет Салавер торжественно, как аукционист. Восемнадцать! Правильно! Присуждено!

В эту минуту кто-то спотыкается о каменный порог; раздаются гулкие шаги, как будто конь бьет копытом землю, фыркает и... чертыхается.

После короткого молчания кто-то зычным голосом повелительно орет:

- Эй, вы там!.. Укладываетесь? Смотрите, чтоб к вечеру все было готово и чтоб свертки были прочные! Нынче идем на передовые позиции, и даже, может быть, дело будет жаркое!

- Ладно, ладно! - рассеянно отвечают несколько солдат.

- Как пишется: Арнесс? - спрашивает Бенэк. Он стоит на четвереньках и выводит карандашом адрес на конверте.

Кокон диктует ему по буквам имя: "Эрнест", - а унтер смывается и повторяет то же самое распоряжение у соседней двери. Блер берет слово и говорит:

- Слушайте, ребята! Всегда держите флягу в кармане! Уж я пробовал держать ее то тут, то там, но удобней всего в кармане, верьте мне. Если ты в походе, в полном снаряжении, или в окопах, налегке, все равно, она у тебя всегда под рукой, на всякий случай: бывает, у товарища есть винцо, и он хочет тебе добра, и говорит тебе: "Дай-ка твою флягу", - или, скажем, по дороге попадется виноторговец. Слушайте, друзья, что я вам скажу, и вы будете всегда довольны: держите флягу в кармане!

- Как бы не так, - отвечает Ламюз, - никогда я не положу флягу в карман. Это чепуха на постном масле, ни больше, ни меньше; лучше привесить ее на крючке к ремню.

- Нет, лучше привязать ее к пуговице шинели, как противогазовую маску. А то снимешь снаряжение и вместе с ним флягу, и вдруг как раз можно купить винца...

- У меня немецкая фляжка, - говорит Барк. - Она плоская; ее можно держать в боковом кармане; она отлично входит и в подсумок, если патроны выбросить или пересыпать в сумку.

- Немецкая фляга никуда не годится, - возражает Пепен. - Она не держится стоймя. Только занимает место.

- Погоди, морда, - говорит Тирет, не лишенный сообразительности, если мы пойдем в атаку, как сказал унтер, ты, может быть, найдешь немецкую флягу, вот будет здорово!

- Унтер, правда, это говорил, - замечает Эдор, - но он не знает.

- В немецкой фляге больше четверти, - заявляет Кокон, - а точная вместимость четверти отмечается у них чертой пониже горлышка. Всегда выгодно иметь флягу побольше: ведь если твоя фляга вмещает ровно четверть кофе, или вина, или святой водицы, или чего другого, ее надо наполнять до краев, а это никогда не делается при раздаче, а если и делается, все равно ты сам прольешь.