Утешение для изгнанника - Кэролайн Роу

— Чего не забыть, сеньора Ракель? — спросил недоумевающий мальчик.

— Принести все, что нужно, — прошипела Ракель. — Притом бережно. Эту коробку понесу я, — сказала она, взяв контейнер со склянками драгоценных материалов.

Чья-то ладонь мягко легла на руку Исаака, и он вошел в дом вместе с дочерью.

— Сеньор Исаак, я Марта, жена Раймона. Он в комнате за моей спиной.

— Если вас это не расстроит, — попросил Исаак, — не могли бы вы сказать, что именно произошло сегодня? Посыльный говорил довольно бессвязно.

— Разумеется, могу, — быстро ответила она.

— Превосходно. Чем больше я буду знать до того, как его увижу, тем живее смогу работать, поэтому скажите все, что можете, и как можно быстрее.

— Позвольте сперва сказать, что с тех пор, как последний раз виделся с вами, он с неделю чувствовал себя гораздо лучше, — сказала жена пациента. — Он рассказал мне о вашем совете посетить епископа, сказать, что его беспокоит. К нашему удивлению, его преосвященство через несколько дней приехал в усадьбу. У них был долгий разговор, и то, что Раймон услышал, принесло ему облегчение. Я подумала, что положение дел улучшается. Но прошлой ночью он не мог спать. Утром слегка позавтракал и примерно через час почувствовал себя очень плохо, начались боли в желудке и во всем теле. Я послала за вами.

— Изрыгнул он то, что было в желудке?

— Да.

— Хорошо. Пошли к нему.

Ракель была с пациентом и, как только вошел ее отец, быстро прошептала ему на ухо свои наблюдения. Исаак наклонился, потрогал шею Раймона, послушал грудь и очень осторожно ощупал живот.

— Как чувствуете себя, мой друг? — мягко спросил он.

— Лучше, чем раньше, — прошептал пациент. — Как только почувствовал боль в желудке, я вызвал у себя рвоту и полностью опустошил его.

— Разумная предосторожность, — сказал Исаак.

— Я думал о вашем мнении, что сны редко вызывают такие симптомы, как жар и озноб или боль в конечностях, но иногда эти ощущения, как будто, служат причиной дурных сновидений. Не хочу больше страдать от них.

— В конечностях ощущаются спазмы?

— Да, — ответил Раймон.

— Ракель, — сказал ее отец. — Возьми чашку воды, капни туда каплю из первой склянки. Дай мне ее понюхать, убедиться, что это та самая.

Она налила воды, взяла склянку и откупорила ее, держа в нескольких дюймах от отцовского носа.

— Та самая, — сказал Исаак, поворачиваясь снова к пациенту. — Мы очень многого не знаем. Но можем многое замечать и принимать к сведению.

— Папа, готово.

— Тогда выпейте всю эту чашку, — сказал Исаак. — Ракель, это облегчит спазмы?

— Да, папа.

— Будь добра, пойди на кухню и сделай настой из трав от боли на две-три чашки. Делай сама. — Исаак отошел от постели и очень тихо добавил: — Пока будешь там, замечай каждого, кто бы это ни был, кто приблизится к тебе или к микстурам. И никто не должен приближаться к остальным лекарствам. Где они?

— Я велела Ионе принести их в комнату пациента, чтобы они были у меня под присмотром, — ответила Ракель. — И вот что, папа, — тихо сказала она ему на ухо, — тот человек, который впустил нас, очень похож на сеньора Раймона, только не такой приятный.

— Мы готовим микстуру, которая облегчит прочие ваши недомогания и позволит вам немного поспать, — сказал Исаак. — Потом, видимо, вы сможете выпить немного бульона.

— Сеньор Исаак, мои проблемы не стоят всего этого времени и усилий, — сказал Раймон. — Что бы ни делалось, в конце концов это не помогает. Я начинаю думать, что страдаю от болезни души, которой не понимаю, а поскольку не понимаю, не могу ее преодолеть.

— Раймон, это говорит ваше недомогание, а не душа. Возможно, вы съели что-то нездоровое. Попытаемся выяснить, что, — сказал врач.

— Я ел то, что было на столе, — сказал Раймон. — Как и все остальные. Они не больны.

— Вы не ели ничего, кроме того же, что и все? — спросил Исаак.

— Ничего, — ответил Раймон. — Насколько мне известно.

— Я не могу поверить, что причиной ваших жалоб является меланхолия. Я раньше видел крепких, бодрых людей, пораженных меланхолией, и это было мучительное зрелище, но такого не случалось. У вас нет причин — скрытых или явных — впадать в отчаяние. Ваши страдания не так глубоки, как глухота к страданиям членов семьи. Знаете, я думаю, они измучены вашим нездоровьем. Я определенно слышу это в их голосах.

— Я тоже слышу, сеньор Исаак, — сказал Раймон. — Только мой брат — так называемый брат — отравляет мое счастье, смотрит на меня, как ястреб на добычу. Ропщет, что я приютил в доме врага, что он должен обо мне заботиться, потому что у него нет других родных. Его слова леденят мне душу:

— Люди могут лить притворные слезы, но им трудно скрыть в голосах печаль или торжество, — заметил Исаак.

— Торжество, — сказал Раймон. — Вот именно. Я слышу торжество в его голосе. Он побеждает, а я даже не представляю, где происходит битва.

В дверях появилась Ракель с болеутоляющим настоем; поглядела на пациента, потом на отца и поставила его.

— Он достаточно остыл, чтобы пить, — негромко сказала она. — Выпьете?

Раймон кивнул и позволил ей поднести чашку к его рту.

— То, что вы говорите, интересно, — сказал Исаак, услышав, что Ракель закрыла дверь за собой. — Против кого ропщет сеньор Гильем?

— Иногда против моего управляющего, Эстеве, определенно самого честного человека в нашей округе, сеньор Исаак. Иногда против моих сыновей, говорит, что они давно хотят независимости и контроля над моей фермой.

— Прогоните его, — сказал Исаак. — Ваше здоровье сейчас не может вынести таких волнений.

— Как прогнать человека, каждая черта которого говорит о тесности наших уз? Который в таком случае окажется нищим? Только подумайте, как одарила меня судьба, сеньор Исаак и как разочаровала его?

— Не могли бы вы выделить ему какую-то сумму, которая поможет ему жить, даже если он не способен заработать на хлеб? Разумеется, при условии, что он покинет провинцию Жирона и не вернется?

Раймон помолчал, веки его начали сонно опускаться, тело слегка расслабилось с уменьшением боли. Но когда заговорил, голос его звучал твердо и ясно.

— Могу, — сказал он. — Почему я не подумал об этом раньше? Это устранит по крайней мере одно из моих беспокойств.

— Вам еще снились тревожные сны?

— Не знаю, — ответил Раймон. — Не могу сейчас говорить об этом. В голове у меня все перепуталось.

Он умолк и заснул.

Исаак сидел у кровати пациента, прислушивался к его ровному дыханию и обдумывал все, что Раймон сказал ему о себе. Наконец его мысли прервала Ракель, она вошла и негромко сказала, что обед на столе. Может он спуститься и поесть? Она посидит с сеньором Раймоном.

— Поем. Но сперва, дорогая, спустись со мной и выбери одну-две маленьких тарелки для нашего пациента. Кажется, он слегка зашевелился; думаю, скоро проснется.

Когда врач с дочерью спустились, вся семья, включая Гильема и Эстеве, сидела за столом. Ракель бросила быстрый взгляд на расставленные тарелки и подошла к Марте.

— Нам нужна небольшая тарелка чего-нибудь очень легкого, что любит сеньор Раймон, — сказала Ракель. — Можете помочь мне выбрать?

— Конечно, — ответила Марта. — Его любимое блюдо — взбитые яйца.

— Тогда начнем с этого. — Ракель положила в тарелку немного яиц и подошла к Марте.

— Попробуйте, пожалуйста.

— Какая превосходная мысль, — спокойно сказала Марта и отправила в рот полную ложку.

— Сеньор Исаак, вы совершенно не знакомы с моей семьей, — сказала Марта, когда все сели за еду. — Мы все здесь и хотя из-за болезни Раймона, пожалуй, не в себе, чувствуем большое облегчение от того, что ему становится лучше. То, что он способен думать о еде после нынешнего утра, очень обнадеживающий признак, так ведь?

— Да, — ответил Исаак. — Он поправляется.

— Рядом с вами сидит Эстеве, наш управляющий. Не знаю, как бы смогли добиться без него на этой ферме то, чего добились. Когда он появился, мы ничего не знали о погоде и хорошо растущих здесь культурах. В разных местах, как, возможно, вы знаете, требуются разные методы. В Льейде мы боролись с ветром и погодой, с дождем, когда он не нужен, и солнцем, когда оно иссушает землю, — то же самое мы делаем и здесь, но по-другому. Однако Эстеве знал все и удерживал нас от роковых ошибок. И удерживает до сих пор. Рядом с ним сидит наш сын Пау, правая рука отца.

— Я многое слышал о вас, сеньор Пау, — сказал Исаак, — и все только хорошее, притом из разных источников, не только от вашего отца. Знаю, что вы оказываете ему большую помощь.

— Мы боимся, как бы Пау не сделал того, что мы постоянно побуждаем его сделать — поселиться на ферме в Льейде. Она принадлежит ему, но он сдает ее в аренду и предпочитает жить здесь.