Песнь пророка - Пол Линч

взять выходной, я не хочу идти в школу. Она достает из ящика нож и заслоняет его бедром. Ты поднял с пола полотенце, как я просила? Мам, ты слышала, что я сказал? Ты не хочешь идти в школу. Да, я не хочу идти в школу. Ну и чем ты собираешься заниматься, будешь торчать весь день перед телевизором, пока глаза не вылезут из орбит, иди принеси куртку. Бейли отказывается садиться в машину, он стоит посреди прихожей, скрестив на груди руки. Айлиш выносит малыша в «туран», в прихожей встает перед сыном, сует ему в руки рюкзак и выводит Бейли на улицу. Когда она возвращается в дом, Молли с опущенными глазами сползает с лестницы, коленки стучат друг о друга, она похожа на ребенка, который заснул, прижимая что-то к груди, а когда проснулся, руки опустели. Айлиш берет пальто и сумку. Ты не позавтракала и скоро упадешь от голода в обморок, не хочешь перекусить сэндвичами в машине? Молли смотрит мимо нее в окно, голос почти не слышен. Что, если они вернутся, мам, что, если в следующий раз они войдут в дом? То, что она видит в глазах дочери, заставляет Айлиш опуститься на колени, и, сжав руку дочери, она принимается поглаживать ее большим пальцем. Они не вернутся, любимая, им незачем возвращаться, покуражились, и будет, увидели адрес Марка в газете и решили нас попугать, наш дом не один такой, я поговорю с «Гарда Шихана» и дам вам знать, обещаю, все еще наладится. Внутренний голос говорит ей, зачем ты лжешь девочке, но, вставая с колен, она уверена, все так и есть, начинает суетиться, за руку выводит Молли из дома. Мы опоздаем, говорит Айлиш. Молли не садится спереди, и Бейли перебирается на переднее сиденье лицом к паутине битого стекла. Айлиш запирает дверь на веранду, окидывает дом взглядом. Джерри Бреннан уже побывал здесь и хорошо поработал над стенами, а еще протер ацетоном окна, сейчас, глядя на их дом, вы никогда не догадались бы, что их осудили, заклеймили красной краской как врагов государства. Когда Айлиш садится в машину, Бейли наклоняется, чтобы подтянуть носок, и бросает на мать суровый взгляд. Только не вздумай близко подъезжать к воротам школы, говорит он. Айлиш заводит «туран» и выезжает на дорогу, злобно косясь через ветровое стекло и видя в каждой встречной машине разинутые рты, велосипедиста, от удивления застывшего на светофоре, школьников, которые показывают на них пальцами, выпучив глаза. Она рулит, ощущая ярость в руках, как будто машину приводит в движение свирепая пульсация ее крови. Она рулит, получая удовлетворение от всеобщего осуждения и публичного оглашения их преступления, пусть побивают нас глазами, пусть видят, какие мы предатели, пусть видят мир, который они создали. Всю дорогу Молли так и не отнимет рук от лица, и, когда она заговорит, Айлиш поначалу не расслышит. Что ты сказала, любимая? Бейли гневно смотрит на мать. Она сказала, что больше не хочет ходить в школу, сказала, что хочет умереть.

Теперь в доме она ощущает себя не в своей тарелке и каждую ночь лежит без сна, прислушиваясь. Проезжающая машина может означать что угодно: припозднившегося гуляку или раннюю пташку, Айлиш переворачивается и видит, что Молли спит на половине кровати Ларри, и не помнит, когда она сюда перебралась. Она обнимает дочь, желая поскорее заснуть и проснуться в другом мире. «Гарда Шихана» не приходила, она трижды звонила в участок, а потом еще раз, прося соединить ее с мистером Тиммонсом, но ей ответили, что его перевели. Теперь она знает, были и другие нападения, не только на их дом: по всей стране ветровые стекла автомобилей крушили трубами и битами, били витрины, разрисовывали фасады. Ходят слухи, что среди громил были сотрудники госбезопасности и «Гарда Шихана». Какое удивительное совпадение, говорит Айне, прямо коллективная телепатия, мы каждый вечер смотрим про вас в новостях, я начала потихоньку молиться, ничего не могу с собой поделать, хотя во мне нет ни капли религиозности, и я не перестаю думать о Марке. Айне, пожалуйста, не надо произносить его имя по телефону. Это ощущение стремительности, динамического давления, будто некое чувствительное оборудование в теле считывает, как в воздухе накапливается насилие, тепло переходит от горячего к холодному, газ от низкого к высокому, энергия уступает беспорядку, и то, что не может этому противостоять, рассеивается. Автомобиль притормаживает рядом с домом, и у Айлиш перехватывает дыхание, дверца открывается и захлопывается, ее рука тянется под кровать, и, подходя к окну, она сжимает в ладони молоток Ларри, сосед выходит из такси и идет к своему дому, роясь в кармане в поисках ключа.

Она сдергивает с кровати Бейли мокрую простыню и, сама не зная зачем, роется в его прикроватной тумбочке. Месиво ручек, стикеров, пластмассовых солдатиков, застывших в воинственных позах, один бросает гранату, остальные прицеливаются, стоя на колене, раньше солдатики принадлежали Марку. Рука шарит у задней стенки, нащупывает зажигалку, потом еще две, и все из ее сумки. Айлиш поднимает с пола худи, принюхивается, сигаретным дымом не пахнет, кто знает, что у него на уме, думает она, возможно, пытается отучить меня от курения. Она идет с сыном по Коннел-роуд, воздух гудит над деревьями, она искоса наблюдает, как изменилась его осанка, как смело и напористо он шагает. Дотрагивается до зажигалки в кармане и хочет заговорить, но тут оба поднимают глаза на пролетающий военный вертолет. Червяк гложет, ты боишься червяка? Она молчит, внимательно смотрит на сына, стараясь не хмурить брови. Что за червяк такой? Червь сомнения? О чем ты говоришь? О червяке. Что за червяк? Не знаю, это трудно объяснить, думал, ты знаешь. Когда Бейли говорит, его лицо морщится, подушечки пальцев скользят по увитой плющом изгороди. Червяк извивается, набирает силу, червяк делает то, что ему нравится. Они остановились у кафе «Аламод», и она замолкает, разглядывая кружево разбитой витрины, успевая насчитать три удара битой или камнем, витрина заклеена крест-накрест. На двери висит уведомление о принудительном закрытии со следующей недели. Свет горит, но в кафе пусто, мужчина, засыпающий зерна в кофемашину, поворачивается к ним с двусмысленным выражением на лице — неуверенная улыбка не может скрыть печали. О, Иссам, говорит она, что они натворили, я думала, ты закрылся. Они тихо беседуют, пока Бейли выбирает место, и она присоединяется к нему за столиком у окна и понижает голос. Прекрати эту червячную бессмыслицу, мне это не нравится. Но червяк существует, и ему нет