Мой адрес – Советский Союз! - Геннадий Борисович Марченко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Радоняк в ярости бормочет, что рефери явно работает на Али, что они заранее договорились обеспечить победу моему сопернику, проклятые капиталисты… Что ж, я этого совсем не исключал, собственно, я и сам пришёл к такому выводу. Хотя, вполне могло быть, что против меня только рефери настроен, а боковые всё считают правильно. Но балл-то в любом случае с меня снимается за каждое полученное от Мейера предупреждение.
Какое-то чувство безысходности начало мною овладевать при понимании складывавшейся с судейством ситуации. Это всё равно что биться головой о кирпичную стену. Либо ты её пробьёшь – либо разобьёшь себе голову. И второе куда вероятнее.
Нет! Не буду я сопли распускать! Будь что будет, но я должен показать всё, на что способен, должен выложиться на все 100. Иначе как я потом жене в глаза посмотрю, друзьям, товарищам, тренеру… Да тому же Брежневу, если доведётся с ним ещё когда-нибудь встретиться. Конечно, он скажет, мол, ты молодец, но проклятые янки тебя засудили… Это утешение для слабых. А потому, стиснув зубы, бить, бить и ещё раз бить. Посмотрим, кто первый сдохнет в этой рубке.
Но не успел я добраться до центра ринга после возобновления боя, как Мухаммед сам ринулся в атаку. Сделал он это на скачке, так что я уже никак не успевал метнуться в сторону или отшагнуть назад. Укутанный в кожу и пенный наполнитель правый кулак Али смачно вошёл в подставленную мною перчатку, которая чуть менее смачно самортизировала мне же в левую скулу. Да ё-моё, у меня и так там фингал наливается! И это уже в начале раунда.
Минуту спустя я понял, что мой левый глаз конкретно так заплыл, и я им вижу уже не так хорошо, как до того злополучного удара. Значит, не стоит соперника подпускать к себе с левой стороны, где я периферическим зрением могу упустить какое-то его движение, которое для меня может стать роковым.
– У него левый глаз заплыл, уходи чаще вправо, – услышал я голом Данди.
Блин, тоже заметил… думаю. И сам Али сообразил бы, что делать, увидев мою гематому. Но теперь он действительно начла смещаться право, и мне поневоле приходилось поворачиваться к нему таким образом, чтобы чётко видеть соперника. А дабы прибрать инициативу к своим рукам, я начал действовать первым номером, тем самым, похоже, несколько сбив соперника с толку. Провёл длинную атаку, во время которой пару раз точно хорошо его достал и, когда Али наверняка подумал, что я возьму небольшой тайм-аут, пошёл на повторный штурм. И он был куда как более затяжным и мощным. Мухаммед совсем растерялся, когда я начал методично засаживать один за другим удары в печень, живот и голову. Я бил с «этажа» на «этаж», окончательно запутав соперника, в итоге тот попросту повис на мне в клинче.
На этот раз рефери просто нас развёл, не сделав мне замечания, что я опасно иду вперёд головой, что я бью ниже пояса, что я член КПСС… К чему там ещё можно придраться? Было бы желание, а докопаться можно и до фонарного столба.
Не дав сопернику прийти в себя, я снова ломанулся вперёд. Ещё одна затяжная атака. Бью, не поднимая головы, вперившись взглядом в шоколадного цвета, без единого волоска (бреет, что ли) грудную клетку Али. Я и так знаю, где находится челюсть соперника.
И тут чувствую в левом ухе дикую боль. С полукриком-полустоном пытаюсь отлепиться от Али, но ни хрена не получается, такое ощущение, что тот вцепился в моё ухо зубами…
Наконец мне удаётся освободиться, и я с ужасом вижу, как соперник выплёвывает изо рта кусочек чего-то красного, который шмякается ему под ноги на канвас. Перекошенный рот Али в крови, а по моей левой щеке течёт что-то тёплое.
– Стоп! Стоп! – надрывается рефери, почему-то оттаскивая от соперника меня, а не его от меня.
Мать вашу! Так и есть – этот мудак откусил у меня часть уха! Это же точно, как во время боя Тайсона с Холифилдом в 1997-м. Да что ж это такое. Как же я теперь без уха-то?!
На ринге уже вовсю суетится народ. Вижу расширенные глаза Бутова, что-то говорившего Радоняка, Левински, размахивающего руками перед носом Данди… Али с отсутствующим выражением на лице сидит на корточках, привалившись спиной к угловой подушке.
– Много откусил? – спрашиваю я у Бутова.
Тот пытается остановить кровь смоченной в перекиси водорода ваткой, и я невольно морщусь и шиплю от вновь вспыхнувшей в ухе боли.
– Кажется, только кусочек хряща, – отвечает тот и его возмущению нет предела. – Как так можно?! Это ж натуральное людоедство!
– Мы засудим его, – слышу голос Козлова. – Это международный скандал! Он ещё ответит!
– А что с победителем? – спрашиваю я.
Радоняк смотрит на рефери, о чём-то совещающемся с боковыми судьями, я пытаюсь понять, о чём идёт разговор, хотя рана мешает сосредоточиться. Мейер кивает, идёт к ринг-анонсеру, тут его перехватывает Данди, о чём-то спрашивает. Мейер хмуро отвечает, Данди поворачивается к Али и в свою очередь что-то ему говорит. Лицо моего недавнего соперника мрачнеет, глаза в буквальном смысле наливаются кровью¸ он вскакивает и, тыча в меня перчаткой, орёт, брызжа слюной:
– Ублюдок! Я твою мать имел!
Рефери пытается его успокоить, но Али неожиданно боковым в ухо отправляет того за пределы ринга. Кажется, Мейер свалился на стол одного из боковых судей. Причём стол выдержал. А дальше обезумевший Али ринулся на меня, я делаю шаг в сторону и бросаю навстречу правый прямой.
Что-то хрустнуло или мне послышалось? Как бы там ни было, Мухаммед кулем валится на канвас и не подаёт признаков жизни. Теперь уже к нему мчится врач, а моё ухо вновь даёт о себе знать. Перед глазами мельтешат знакомые и незнакомые лица, а затем слышу голос Левински:
– Мистер Покровский, вы отправили Али в чистый нокаут, сломав ему челюсть. Поздравляю!
– Спасибо… Он живой?
– Да, уже пришёл в себя… частично. Ему придётся ехать в больницу, делать рентген. И вам тоже нужно в больницу съездить. Рану надо обработать в нормальных условиях, может быть, наложить швы.
– Да, поехали, – соглашаюсь я.
И тут как чёртик из табакерки появляется Лайза с микрофоном в руке, а позади неё маячит оператор с камерой на плече.
– Мистер Покроффски, это было невероятно! Такого
