Аномалия - Сергей Самаров

– Главное, что мы задержали убийцу, – в голосе сержанта звучала гордость.

Тогда Кошарски решился. Ему в действительности не слишком хотелось ехать в Польшу. Джон Джонс, по сути дела, заставлял его поехать. Интересно было бы проверить силу и полномочия Джона Джонса, если стравить его с ФБР. Может быть, тогда и поездка не состоится.

– Знаете что, я с трудом открыл замок, когда входил в дом.

– Ну и что? – не понял шериф.

– У меня никогда раньше не было проблем с замком. И потому создалось впечатление, что его пытались открыть с помощью отмычки или подбирали ключи. А из этого можно сделать вывод, что убийца пришел в мой дом, поскольку я не подозреваю в попытке взлома пастора Коля. И этот убийца проник на территорию Кэртленда незаконно. С какой целью он проник? Он искал пастора? А кто за пределами этого городка знает нашего доброго отца Рокуэлла? Нет, убийца проник в Кэртленд с целью добраться до моего компьютера, надеясь, что я на домашнем компьютере держу какие-то рабочие документы. К счастью, такой привычки у меня не имеется. Тем не менее он прибыл сюда с определенной миссией. Его увидел пастор, хотел помешать и за это поплатился жизнью. А убийца, чтобы избежать обвинения в шпионаже, легко согласился с обвинением в убийстве. И потому, я считаю, этим делом должно заниматься ФБР. Советую позвонить им быстрее. Прямо в службу безопасности «лаборатории Филипса». Там толковые ребята, и они быстро поймут, что к чему в этом деле. Это вопрос государственной важности.

– Где у вас телефон? – спросил полицейский сержант.

Кошарски показал пальцем. И добавил:

– Заодно попросите ввести в курс дела моего сегодняшнего гостя Джона Джонса. Они должны знать, кто это такой…

Старший агент ЦРУ Джон Джонс приехал вместе с начальником охраны лаборатории и несколькими офицерами охраны, но не на их микроавтобусе, а, естественно, на своем «Порше 911». Рев двигателя маленького «Порше» приковал внимание всех, кто собрался рядом с домом профессора Кошарски, словно в ожидании пресс-конференции. И даже шериф Голдбрайт высунулся в окно, которое он открыл сразу, как только вошел вместе с сержантом в дом. И при этом облил себе рубашку кофе, который заварил для гостей профессор, потому что окно открывалось туго и приходилось прилагать усилия, чтобы сделать это одной рукой.

Микроавтобусу службы охраны пришлось, наверное, серьезно постараться, чтобы далеко не отстать от «911-го». Но не родился еще на свете такой «Шевроле», который сможет угнаться за «Порше», пусть даже это будет не микроавтобус, а «Шевроле Корвет»[18]. Но и самому «Порше» пришлось не слишком торопиться, чтобы микроавтобус не потерял его из вида. А это для машины с таким характером сложно. Джон Джонс не знал адреса, как, скорее всего, не знал и названия городских улиц. Тем не менее, въехав в Кэртленд со стороны военной базы, он с перекрестка рассмотрел толпу перед домом профессора и сразу направился туда. И уже после того как Джон Джонс вышел из машины, на перекрестке появился микроавтобус. К удивлению Кошарски, он отстал совсем ненамного. И сразу, без раздумий вписался в поворот.

Джон Джонс, постукивая каблуками своих ковбойских сапог по деревянному крыльцу, вошел в дом, не дожидаясь, когда подъедут сотрудники ФБР. И сразу кивнул профессору:

– Ну что, вы готовы?

– Обстоятельства, вот видите, задерживают.

– Обстоятельства меня мало волнуют. Наша с вами задача носит государственный характер, и обстоятельства должны к нам приспосабливаться, а не мы к ним. Я выделил парням из ФБР пять минут, чтобы поговорить с вами. Они уже подъезжают. Но опоздали на минуту. Осталось четыре…

Джон Джонс говорил так решительно, что ни полицейский сержант, ни шериф не осмелились вставить хотя бы слово. А уж его слова о том, что он выделил сотрудникам ФБР только пять минут, вообще произвели сильнейшее впечатление.

Парни из ФБР и правда очень спешили. Скорее всего, Джон Джонс сумел и на них произвести должное впечатление, если не имел влияния более сильного, чем личная властная манера поведения. А Фил Кошарски предполагал, что он имел. Приехав в «лабораторию Филипса» быстро, после проходной, через которую не пропустили его машину, Джон Джонс начал действовать в спокойном ритме. Но обороты и давление постепенно наращивал. Теперь он вообще распоряжался ситуацией. И профессор Кошарски вдруг подумал, что другого случая посетить историческую родину у него может и не представиться и потому лучше подчиниться старшему агенту ЦРУ. Тем более выйти из подчинения профессор всегда может по собственной воле, потому что не любит сильного давления на себя.

Сотрудники охраны задали несколько общих вопросов, на которые Кошарски ответил, как отвечал уже полицейскому сержанту, и снова высказал свою версию случившегося.

– Все! – решительно заявил Джон Джонс. – Время вышло. Я забираю мистера Кошарски. Нас самолет ждет.

Профессор встал, взял свой подготовленный саквояж и первым двинулся к двери. На крыльце, уже на нижней ступеньке, Джон Джонс вдруг спросил профессора:

– А в каких отношениях вы были с покойным пастором?

– Это был мой единственный друг, – слегка растерянно ответил Кошарски, только сейчас сообразив, что со смертью пастора Коля он остался совсем-совсем одиноким человеком…

Все дальнейшее происходило так стремительно и менялось так часто, что Фил Кошарски, давно привыкнув к размеренному неторопливому лабораторному ритму, просто терялся. Джон Джонс посадил профессора к себе в машину. И он не ехал, он летел по дороге, словно бы самолет над дорогой. Благо еще, что дорога не изобиловала поворотами, иначе вписаться в поворот на такой скорости было бы очень сложно. Издали завидев машину, дежурный на КПП при въезде на летное поле базы загодя поднял шлагбаум. И Джонс пролетел мимо дежурного, словно и не заметив того. И на той же скорости, прекрасно, как оказалось, ориентируясь на территории аэродрома, проехал прямо к взлетной полосе, где стоял готовый к вылету небольшой транспортный самолет. Передав ключи от машины какому-то офицеру, Джонс чуть не силой потащил профессора в самолет.

Транспортный самолет не изобилует удобствами, к которым профессор давно привык. Им пришлось сидеть даже не в креслах, а на боковых откидных сиденьях, вплотную прилегающих к корпусу. Самолет взлетел почти сразу после их, грубо говоря, загрузки. Потому что посадкой все это назвать было сложно. В воздухе корпус самолета сильно вибрировал. В большом салоне было откровенно холодно, хотя после жары штата Нью-Мексико холод сначала показался приятным. Но скоро холодно стало уже настолько, что Фил Кошарски начал всерьез опасаться за свой нос, который к холоду всегда был чувствителен и реагировал на простуду обширным насморком. Утешало то, что вскоре предстояло пересесть, как профессор надеялся, на нормальный самолет. В нормальном самолете есть возможность выспаться и отдохнуть от всех забот и треволнений. Но после полутора часов полета прилетели они, как оказалось, не на гражданский аэродром, с которого в Европу отправляются большие авиалайнеры, а снова на военную базу. Мысленно профессор утешил себя тем, что на гражданский аэродром они поедут не на «911-й», следовательно, угрозы разбиться не будет. Однако прямо к транспортному самолету был подан старенький армейский «Джип Рэнглер» с открытым верхом, который отвез их не в сторону военного городка, где издали угадывался похожий на аиста шлагбаум, а в глубину летного поля, к другому транспортному самолету. Джон Джонс за руку поздоровался с каким-то человеком в черной униформе, стоящим рядом с трапом, и опять под руку повел профессора в салон.

Этот самолет был более вместительным и не выглядел таким холодным. И в салоне уже были кресла. Правда, совсем не такие, как в гражданских самолетах. В этих креслах невозможно было утонуть с головой и отделиться от постороннего мира, углубившись в собственные мысли. Кресла были небольшие и жесткие, и было их немного. В салоне сидели в боевой экипировке, при оружии, парни в такой же черной униформе, как и у встретившего их офицера. И только один человек в цивильной одежде тихо дремал в кресле у иллюминатора, зажав в руках черный кожаный кейс. Но свободных кресел видно не было, потому что кресла стояли только рядом с входом в кабину пилотов, а весь остальной отсек был грузовым и заполненным какими-то ящиками.

Фил Кошарски растерянно осматривался, не понимая, где ему устроиться. В салон вошел офицер, что встретил их у трапа, поднял двух человек в первом ряду и пересадил на боковые откидные сиденья, точно такие же, как в первом самолете. Профессор понял, что в этот раз ему повезло и о нем позаботились. Усевшись в освободившееся кресло рядом с Джоном Джонсом, Кошарски вдруг догадался, что именно в этом самолете они сейчас полетят в Европу, в Польшу, на его историческую родину. Далекий полет через океан и через всю Европу.