Аномалия - Сергей Самаров

– Кто здесь знает дари[15]!.. – попытался он слабо оправдаться. – Но я рад, что ты добрался. Автобус стоит недалеко. Ждет.

Харун Самарканди, не оборачиваясь, поднял руку, и его люди вышли из дверей, через стекло которых наблюдали за полковником. Все они были оформлены туристической группой и одеты соответствующим для Европы образом, хотя без натяжки трудно было сказать, что европейские костюмы сидят на бойцах ладно. Только один компьютерщик Сарбаз отличался от всех стройностью и какой-то утонченной интеллигентностью. Но ему это было простительно. Сарбаз учился в Лондоне, и к европейской одежде привык, хотя в родном костюме он, несомненно, выглядит лучше. Но здесь не поняли бы человека, который приехал в Европу в родном костюме и с автоматом за плечом.

Подполковника Хайруллу знали все. Хотя бы в лицо или даже по имени. Но поздоровались с ним уважительно за руку даже те, кто никогда раньше с командиром другого отряда не общался. Восточная вежливость бывает присуща даже людям, всю свою жизнь посвятившим войне. И Самарканди гордился этой способностью своих соотечественников.

Всей группой, как обычно и ходят туристы, отправились к автобусу.

Шенгенская виза – штука удобная, она позволяла им без проблем и осложнений свободно передвигаться по всем странам Евросоюза, а камуфлированные костюмы в багаже легко объяснялись туристической направленностью поездки. Туристы же не только памятники культуры посещают, но и дикие уголки природы, хотя и урбанисты, и любители свежего воздуха называются одинаково. Оружия при себе, кроме простых перочинных ножей, никто не имел. Значит, и досмотра багажа опасаться было нечего.

Расселись быстро. Автобус тронулся. Подполковник Хайрулла устроился рядом с водителем на вертящемся кресле, предназначенном, скорее всего, для экскурсовода, сразу отвернулся от дороги, чтобы сидеть лицом к соотечественникам, и сказал на дари:

– Водитель знает только польский и русский языки. При нем разговаривать можно. Но лучше, если мы будем молчать по известному всем поводу. Однако все туристы, как правило, любуются тем, что видят из окон, и громко это обсуждают. Лучше выглядеть настоящими туристами. Кстати, из автобуса разрешается фотографировать. И это будет полностью соответствовать назначению вашей поездки.

Бойцы стали доставать из багажа фотоаппараты. Снабдить каждого фотоаппаратом постарался улем Садр ад-Дин, невзирая на то, умеют бойцы фотографировать или нет. Фотоаппараты были цифровыми, следовательно, в дополнение к умению фотографировать требовалось еще и умение работать на компьютере, да и сам компьютер иметь, чтобы посмотреть потом снимки. Вообще-то, говоря по правде, фундаментальный ислам к фотографированию людей относился не слишком лояльно. По крайней мере, профессия фотографа не считается престижной. Впрочем, Садр ад-Дин всегда слыл прогрессивным человеком и отдельные условности веры легко относил к суевериям. И потому признавал и компьютеры, и видеокамеры, и фотокамеры. Если жить в современном мире и не пользоваться его предметами, то на какой-то успех в любом предприятии, на конкурентоспособность, имея такого серьезного противника, как войска НАТО, вооруженные по последнему слову техники и науки, надеяться не стоит. Сабля, даже сделанная из самой лучшей булатной стали, никогда не разрубит башню танка. И улем Садр ад-Дин понимал это не хуже полковника Самарканди. И потому постарался сделать «боевых туристов» хотя бы внешне туристами настоящими. Улем ждал от полковника успеха в предстоящей операции. Как и сам, впрочем, полковник. А для достижения высокой цели хороши любые средства. Это был бы успех, который в дальнейшем принес бы новый успех, и не один, а целую серию успехов. Это было бы для натовских войск гораздо более сильным ударом, чем даже обладание единицей ядерного оружия…

Ехали долго. Бойцы отряда уже по большей части спали, но сам полковник Харун Самарканди спать не мог. Он не впервые был в Европе и даже заканчивал когда-то военную академию в Англии, но так и не сумел привыкнуть к европейской тесноте. Понятно еще, когда в городах такое множество людей. В афганских городах людей, конечно, тоже много. Особенно в торговых районах и на базарах, но все равно меньше. Однако с этим еще можно смириться. Города, они и есть города, хотя хорошего в такой жизни Самарканди ничего не видел. Но европейская теснота присутствовала и вне городов. Тесные маленькие поля, заборы, заборы и заборы кругом. Все разграничено, все очерчено и нет никакого простора. Даже рядом с дорогой – дома и заборы…

Полковник знал, что такое клаустрофобия, и не удивлялся, что у европейцев это достаточно частое состояние. Он сам, наверное, испытал бы такое чувство, если бы ему сказали, что всю оставшуюся жизнь он проведет здесь, среди этих европейских замкнутых со всех концов пространств. И в автобусе, глядя на замкнутые европейские сельские пейзажи, Харун Самарканди вспомнил свои недавние мысли, посетившие его на крыльце в аэропорту. Мысли о том, что Европа скоро станет частью большого мусульманского мира. И не понял ни себя, ни идеологов фундаментального исламизма. Сама собой возникла в голове крамольная мысль – а зачем нам это нужно? Зачем вольному афганцу-пуштуну эти вот города и эти деревеньки? Что делать ему здесь? Неужели он сам себя отправит в ссылку в такие края, чтобы всю жизнь потом думать и мечтать о возвращении домой, где можно смотреть вдаль с горного хребта и радоваться оттого, что никого вокруг нет! И стало жалко тех своих единоверцев, которые обрекают себя на жизнь в Европе. Но это их выбор. Самарканди, даже не понимая этих людей, все же знал, что вкусы и пристрастия у всех могут быть разными. Но какая же все-таки необходимость толкает людей к переезду? И он понял какая, хотя для него лично это вовсе и не было необходимостью. Сейчас даже в небольших афганских селениях, бедных и полуголодных, можно встретить спутниковую антенну и телевизор. Блага цивилизации, что называется… И эти блага цивилизации несут большой поток информации о красивой и внешне беззаботной жизни европейцев, у которых есть, как кажется, все необходимое. И европейцы считают свою жизнь счастливой. Они даже гордятся тем, что создали такое общество, которое сами же называют обществом потребителей. Потреблять, потреблять и потреблять – вот в чем смысл жизни и европейцев, и американцев, и многих других. И при этом потребители не задумываются даже, зачем им это нужно. Потребление и приобретение, или приобретение и потребление – это непрерывный процесс, не позволяющий думать о другом. О тех же горах и долинах, о глотке свежего воздуха и внутреннем спокойствии души. Зачем нужно так много потреблять, зачем нужно человеку захлебываться от удовольствия? Харун Самарканди хорошо знал, что такое несколько глотков чистой воды из ручья после долгого пути без воды, когда кажется, что язык во рту от жажды начинает покрываться трещинками. Только тогда можно понять, насколько вода вкусна. А если человек никогда не испытывал жажды, вода будет для него обыкновенной. Он не в состоянии понять ее вкуса. Потребитель, у которого все всегда есть и который испытывает единственное желание – иметь еще больше, разве он хоть когда-нибудь почувствует вкус жизни? Разве он имеет возможность радоваться мелочам, которые посылает порой судьба после многих лишений? Нет, не почувствует…

К сожалению, слишком многие люди, в том числе и в мусульманском мире, страдают от зависти к тем, у кого все есть. Зависть – это плохое чувство, понимал Самарканди. И нужно ли человеку терять в жизни радость, если у него чего-то не хватает? Радость приходит только тогда, когда именно этого долго не хватало. А когда все есть, жизнь перестает быть радостной. И возникают проблемы, которые человек сам себе ищет. И человек, и государства. От переизбытка, от безрадостности своего существования. Именно поэтому натовские войска полезли в Афганистан. Не в свои дела стали соваться. Да и не это главное в жизни общества сытых потребителей. Главное, что человек в жизни теряет цель. Не к чему ему стремиться. Ну и что, что он много имеет… Много имеет, а потом вдруг случится сердечный приступ, и не станет человека. Не заберет же он с собой все, что приобрел, на небеса? У Аллаха всего для душ умерших людей достаточно, зачем еще что-то с земли тащить! И тем не менее последователей у общества потребителей становится все больше и больше. Со всего света съезжаются в Европу и в Америку желающие стать беззаботными потребителями, не знающими радости в жизни…

И опять же от таких мыслей в голове полковника Самарканди появились сомнения в необходимости расширения мусульманского мира. Он хорошо знал древнюю мудрость: победивший злого джинна сам становится злым джинном. Эту истину знают даже европейцы, только у них она звучит чуть иначе: победивший дракона сам становится драконом. Хочет ли мусульманский мир стать джинном? Полковник не желал своим единоверцам такой участи. Но не в его силах было остановить то, что идет повсеместно. Кроме того, это процесс долгий, многовековой. И как он будет проходить, еще неизвестно. А главный процесс уже идет полным ходом и обороты набирает все большие и большие. Гибнет Европа, и пора уже ей. Слишком много нахапала…