Авантюрист - Марина Дяченко

Нет, умные книги пишутся не для меня.

Я поднял голову, вероятно, близилось утро. То есть рассвет наступит еще не скоро – но уже проснулись петухи, уже проснулись собаки, уже возится внизу парнишка, племянник Итера, которого тот использует в качестве служки…

В голове у меня шумело от громких имен и великих событий. Которые ушли в небытие. Которых уже почти никто не помнит – кроме чудаков вроде Черно Да Скоро…

Зато память о моем предке Дамире жива. И если у нас с Аланой будут дети, – тут я невольно вздохнул, – я передам эту память и им тоже…

Я без сожаления спрятал старую книгу в мешочек из черной замши.

Если она так уж нужна господину Чонотаксу – да пожалуйста, сколько угодно…

Мне она ни к чему.

Алана явилась к завтраку хмурая и бледная. Желая загладить вчерашнюю оплошность, я завел длинный разговор о прелестях зимы, об охоте, которую мы непременно устроим, о снежных увеселениях и катании на санях; Алана слушала с видом человека, жующего кислый томат. Зимние увеселения ее не вдохновляли: решила страдать – будет страдать до последнего.

И вот тогда – не то от по глупости, не то с отчаяния – я пробормотал, обращаясь к узкому, затянутому изморозью окну:

– Помнишь колечко, на которое я карету обратно отыграл? Золотое колечко? Чего-то оно… не пойму… вроде ржавеет. Это самое… Золото, короче, ржавеет. Странно, правда?

У меня и в мыслях не было выполнять распоряжение Черно Да Скоро.

Я в жизни не выполнял ничьих распоряжений; не знаю, что за пес дернул меня за язык. Скорее всего, дало себя знать раздражение; я так хотел содрать с лица Аланы брезгливую гримаску, что не раздумывал о выборе средств.

Алана молчала; я почувствовал себя полнейшим гороховым шутом. Странные развлечения у господ магов, странные шуточки; по крайней мере, у меня будет полное право заявить Чонотаксу, что его дурацкое задание исполнено и все, мол, сказано в точности…

Хмуря брови и пытаясь тем самым сдержать улыбку, я обернулся к жене.

Алана сидела белая, как молоко. И на лице у нес был такой ужас, что смех застрял у меня в горле.

– Алана, что с тобой?

Она проглотила слюну, шея судорожно дернулась. Мне показалось, что она сейчас грохнется в обморок; я поспешил подскочить и поймать ее в охапку:

– Да что случилось, пес раздери?!

– Ржавеет, – повторила она шепотом, и в голосе ее было нечто, отчего кожа моя мгновенно покрылась мурашками.

Проклятый Чонотакс. Проклятый Черно Да Скоро. Что ж такого я сказал-то?!

– Он пришел снова, – сказала Алана, и рука ее больно сдавила мой локоть. – Он… опять. А Луар… там-Опять Луар. Накануне супружеской ночи – Луар, скоро я так возненавижу этого ее братца, что стану вздрагивать от звука его имени…

– Алана, я пошутил. Я пошутил, я… что, пошутить нельзя?!

Она так на меня посмотрела, что, обладай ее взгляд способностью материализоваться – я остался бы приколотым к стене, как бабочка на булавке.

Потом, отстранив мои руки, почему-то прихрамывая, побрела в свою комнату.

А я скрипнул зубами, собрался, как на парад, нацепил шпагу, взял книгу в замшевом мешочке и поплелся к скотине Чонотаксу, полностью уверенный, что короткая история нашего неприятного знакомства подошла, наконец, к завершению.

В четвертый раз переступал я порог Чонотаксова дома и, как надеялся, в последний; господин маг принял меня любезно. В комнате с зеркалами специально по такому случаю обнаружилось удобное кресло, а то мучительное для седалища сооружение, в которое Черно обычно усаживал своих гостей, оказалось задвинутым в угол.

Впрочем, меня эта трогательная подробность вовсе не смягчила.

– Итак, – сказал я официальным голосом, – господин Чонотакс Оро, я исполнил нашу с вами договоренность. Я привез интересующую вас вещь и вправе ждать теперь, что и вы исполните обещание. Немедленно. Для операции с Кливи Мельничонком вам понадобилось, мне помнится, часов десять?

Покрытые изморозью зеркала жадно ловили зимнее солнце. Комната утопала в холодном матовом свете; то место, где дыхание Кливи растопило лед, так и осталось незамерзшим. Зеркальная клякса в виде уродливого гриба.

– Этот воришка плохо кончит, – задумчиво пробормотал Чонотакс.

Я вытащил футляр с книгой. Положил его на ладонь, словно взвешивая; тяжесть была изрядная. Господин Луаян писал веско.

Некоторое время мы с Чонотаксом смотрели друг другу в глаза. Потом он отлепился от подоконника – а все это время он стоял, расслабленно облокотившись, словно у него недоставало сил держаться прямо – и через всю комнату прошел ко мне. Протянул руку, желая взять Луаянов труд; я положил книгу себе на колени.

– Господин Чонотакс, когда мы начнем избавлять меня от приговора?

– Собственно говоря, – пробормотал он, глядя, как я нервно поглаживаю черную замшу футляра, – вы могли бы оставить ее себе… Потому как я уже все, меня интересующее, знаю.

– Хорошо, – отозвался я ровно. – Пусть эта книга, приданое моей жены, станет украшением моей библиотеки… В любом случае свои обязательства я выполнил. Я хочу, чтобы вы как можно скорее выполнили свои.

Чонотакс вздохнул. Отошел от меня, постоял у замерзшего зеркала, осторожно царапнул изморозь кончиком длинного ногтя.

– А куда ты спешишь, Рстаио? Ведь у тебя почти полгода впереди?

Я встал.

Собственно говоря, чего-то подобного мне и ожидалось. Черно Да Скоро обожал играть во всевластие. Он был прямо-таки прирожденный шантажист.

Целую секунду я боролся с острым желанием обнажить шпагу.

Этот жест был бы лишним – оружие не обнажают, чтобы пугать. А резать Чонотакса я пока еще не собирался; обуздав себя, я ограничился тем, что положил руку на эфес:

– Господин Чонотакс Оро. Я не намерен тратить время на болтовню. Избавьте меня от ваших плоских шуток и приступите к исполнению обещаний. Сейчас же.

Рукоятка шпаги становилась все более теплой. От жара моей ладони.

Черно Да Скоро провел пальцем по сверкающей иэ-морози. Вздохнул почти укоризненно:

– Ретано… Ты все видишь во мне какого-то обманщика и злодея. Я же сказал: сниму! Сниму с тебя приговор, можешь забыть о Судье уже сейчас…

– Так и избавь меня сейчас.К чему эти разговоры, язык охота почесать?!

– Фу, какой ты грубый, Ретано, – с отвращением пробормотал Чонотакс. Прошествовал через всю комнату к окну, отогрел круглую бойницу в заиндевевшем стекле, уставился в далекую даль; взгляд у господина мага был такой отрешенный, как будто там, над ясным морозным горизонтом, проплывали сейчас светлые воспоминания о его первой любви.

Приступай, – сказал я кротко. – Выполняй обещание.

Черно Да Скоро вздохнул. Провел ладонью по голому черепу; странно, что ничем не согретая башка господина мага до сих пор не покрылась изморозью.

– Видишь ли, Ретано… Дело в том, что я продолжаю нуждаться в твоей помощи. Вспомни, как мы договаривались – «услуга за услугу»… Я прошу тебя – потерпи, помоги мне еще чуть-чуть, тебе это нетрудно, зато я буду обязан по гроб…

Он говорил, не оборачиваясь. Буднично, словно советуясь со мной по поводу погоды.

Я прямо-таки физически ощутил, как по клинку моей шпаги бегут холодные мурашки.

– То есть как? – спросил я страшным голосом. – Вы отказиваетесь признать условия сделки… выполненными?

– Они выполнены не до конца, – Черно наконец-то оторвался от созерцания и обернулся ко мне. По выражению черных глаз нельзя было понять, издевается он или просит прощения.

Моя шпага вылезает из ножен почти бесшумно. Одно движение – и острие уперлось Чонотаксу в горло. Чуть ниже подбородка.

Еще никто на свете не вызывал во мне такой ненависти.

– С-скотина… Обманщик. Тебе придется выполнить обещание, или…

По клинку фамильной шпаги побежала крупная мутная слеза. Будто капля воска по тельцу свечки; позабыв закрыть рот, я смотрел, как тает мое оружие. Будто воск. Сталь оплывает, клинок укорачивается, мутные капли падают на пол, кап, кап…

На самом деле все произошло мгновенно. Моя шпага стекла на пол, и упавшие капли сложились в рисунок, какой-то цветок вроде хризантемы, и я еще целую секунду смотрел на этот цветок, сжимая в руке странно легкий эфес.

– Ретано, – сказал Чонотакс почти что жалобно. – Зачем ты такой нервный, я же говорю с тобой, как с другом…

Я запустил в него эфесом. Промахнулся с трех шагов; жалобно брякнув о стену, огрызок фамильной шпаги проскакал по комнате из угла в угол.

– Ретано, все или еще что-нибудь?!

Так не бывает.

Я могу преспокойно драться один против двух десятков – но бритая бестия с черными узкими глазами, вызывающе спокойная бестия едва не свела меня с ума.

Ярость моя была как смоляная яма, разверзшаяся вдруг под ногами.

Еще минута – и я ухнул бы туда с шумом и плеском, с ревом уязвленной гордости, отчаянно и безвозвратно. И в сладостном процессе мести превратился бы в беснующуюся, брызжущую слюной, бессильно кидающуюся обезьяну. Возможно, я взялся бы душить господина мага, или бросать в него мебелью, или бить ногами; вероятно, я позабавил бы Чонотакса Оро. И еще вероятнее – потом, не переживя позора, повесился бы на первом суку.