Наступление - Александр Афанасьев

Постепенно вытаскали все, сложили парашюты рядком, как полагается, мешки — в ровную пирамиду. Для чего все это делается — никто толком не понимал.

— Тащ майор! — вдруг крикнул один

— Что, Сыроваткин?

— Тащ майор, парашют списанный! На нем метка!

— Это хорошо. Два прыжка враз — первый, и он же последний. Отряд — слушать мою команду! Сейчас, б… берете у меня иголки и суровую нитку, и чтобы б… через час каждый мешок был пришит к лямкам парашюта так, чтобы я с трех шагов от настоящего парашютиста не отличил. Кто не успеет — вместо мешка сам прыгать будет!

— Куда идем то, тащ майор?

— Куда надо! Радуйся, что не тебе прыгать!

Привычное, дребезжащее нутро АН-12, старой доброй лошадки воздушно-десантных войск на протяжении уже тридцати лет. Дубак в отсеке, и это еще цветочки — забрались бы повыше, на высоту километров десять, там вообще бы в сосульки и превратились — минус сорок. Нечем дышать — отсек негерметизированный. Но самое страшное не это — самое страшное то что они летят на самолете, а парашютов у них нет ни у одного. Для десантника находиться над зоной боевых действий в десантном самолете и без парашюта — смерти подобно.

Дышать было нечем, даже на такой высоте. Или это от холода так дыхание перехватывало.

Из кабины показался бортмеханик, что-то заорал и замахал руками. Понятное дело, хотя из-за рева моторов не слышно ни единого слова — начинаем…

Задача простая, хотя и требующая известной ловкости. Дано — около тридцати мешков, каждый из них пришит к лямкам дуба — парашюта Д-1-5 с принудительным раскрытием купола. Парашют старый совсем — но сойдет, тем более что горевать тут и нечего — не раскроется и хрен с ним. Вот эту всю беду надо поднять и подцепить карабин вытяжного фала к тросу, а потом по команде — выпихнуть наружу, причем кучно. При этом — не вывалиться за борт самому, что при такой операции — вполне даже и возможно.

— Приготовились!

Манекены лежали аккуратным рядком около стен, как будто это были всамделишные парашютисты…

— Сейчас на вираж встанем! — заорал майор — выталкивать по команде выпускающего, самим не выпадать! К тому же тросу цепляйтесь!

Идея здравая. Если прицепиться к тому же тросу, к которому цепляются карабины фалов — не выпадешь точно. Только вот цепляться — нечем.

Из кабины появился бортмеханик, он же выпускающий — типичная роль для бортмеханика, наименее занятого члена экипажа самолета. Широко, как космонавт ступая по полу десантного отсека, он пристегнулся — и нажал кнопку, приводящие в действие створки грузового люка. Смигнул красным фонарь — светофор, пошли в стороны створки грузового люка, впуская в самолет тьму, холод и ревущий, пронизывающий до костей ветер. Внизу — ни единого огонька, как какая-то черная, инфернальная, дышащая холодом пропасть.

— Бегом, что встали! На вираж заходим!

Крик майора сорвал их с места, выбиваясь из сил, они цепляли эти проклятые мешки за трос, подкатывали к самому зеву открытого десантного люка, где бортмеханик, пользуясь какой-то длинной палкой, непонятно откуда взятой выталкивал мешки во тьму. Все — с хрипом, с матом, с качающимся под ногами полом десантного отсека, с мешками которые весят под сотню кэгэ… но они работали. Как проклятые работали.

Первые манекены они вытолкнули в кромешную тьму. Затем на земле что-то загорелось… какие-то маленькие красные точки… а потом — прорвало как плотину. Разом — из двух десятков ДШК, струи трассеров врезались в небо, и каждая — размером с футбольный мяч… они летели вверх, и старались нащупать их самолет… перекрещивались в воздухе, догорали… но на смену догоревшим летели все новые и новые… и все больше и больше пулеметов присоединялись к этой вакханалии…

А они все таскали и таскали. Бояться было просто некогда.

* Поларис — самодельный отопительный прибор, в основе которого лежит использованная медицинская капельница из которой течет солярка по каплям.

** Один БК боевыми — для автомата это значит 120 боевых патронов

*** зеленые, партнеры — военнослужащие афганской армии

**** дырчик — дизель-генератор

Операция Магистраль

Афганистан, провинция Хост

Перевал Сатыкандав

23 ноября 1987 года

Одного из пулеметчиков, что сейчас, темной ноябрьской ночью пытался нащупать спускающихся парашютистов, звали Сангар, и это имя подходило ему как нельзя лучше, потому что с пушту оно переводилось как "поле сражения". Более того, он относился к роду мизи, к тому же самому, что и моулави Джелалутдин Хаккани, воин племени джадран и амир всех бандформирований в провинции Хост назначенный на свой пост Советом Семи. Еще большее уважение (и достаток в дом) ему приносило то, что владеть крупнокалиберным пулеметом ДШК его учили шурави-мушаверы в своей школе. В отличие от учения в пакистанских лагерях, откуда приходила молодежь шурави-мушаверы учили вдумчиво и тщательно, не жалея ни сил ни времени, порой занимаясь с курсантами индивидуально. Если в Пакистане мушаверы* понимали, что пулеметчик ДШК живет в среднем два захода вертолета, и исходя из этого рассчитывали и время и боеприпас, необходимый для обучения — то шурави-мушаверы занимались с ним три месяца, учили как разбирать своего стального друга и собирать его обратно, как чистить, как переносить с места на место, как устранять самостоятельно мелкие неисправности, как стрелять по всем типам целей: автомобилям, отдельным людям, целям в доме или за дувалом, целям находящимся выше или ниже, как правильно выбирать позицию в разных условиях, маскировать и укреплять ее. Помимо этого мушаверы в армии научили Сангара читать и писать — этим он сильно выделялся из муджахеддинов, и именно поэтому его сделали командующим сектора ПВО, причем сразу, поставив над девятнадцатью (один болел, и его не следовало считать) молодыми муджахеддинами, вставшими на джихад и прошедшими обучение в Пакистане. Помимо этого — ему дали пехлевана**, который не отходил от него ни на шаг и больше мешал, чем помогал. Семье его — а Сангар слава Аллаху был женат — сразу выплатили подъемные в сто тысяч афганей, половину — по курсу в пакистанских рупиях. В общем и целом — в рядах моджахедов Сангар с его навыками и опытом пользовался немалым уважением, несмотря на то что встал на джихад совсем недавно.

Как он встал на джихад? Да очень просто, точно так же, как и все встают. Сначала его взяли в армию — гребли Афганцев в армию своеобразно, облавами. Он приехал в Хост купить муки и керосина для своей семьи, в это время базар кружили, начали проверять документов. Денег, чтобы откупиться у него не хватило — хотя то что было отобрали — и так Сангар стал защитником революции.

Их привезли в лагерь под Кабулом, где постригли, накормили и выдали одежду. Потом пришли шурави — они все выглядели совсем не страшными, не такими как о них говорили — обычные мужчины, в отличающейся от афганской, более светлой форме, кто-то с усами, кто-то — в дешевых очках от солнца. Они заставляли бегать, прыгать, выполнять какие-то дурацкие упражнения — и в конце концов Сангара и еще нескольких людей, среди которых было четверо его соплеменников выбрали учиться на пулеметчиков — он тогда этого не знал, их просто посадили в крытую машину и повезли.

Один из соплеменников Сангара по имени Фаридун сумел сбежать из лагеря на третий день — а вот Сангар, немного поразмыслив решил этого не делать. В конце концов — ему дали одежду, его здесь трижды в день кормили, ему платили какие-то деньги, пусть и небольшие и его здесь учили забесплатно, хотя в Афганистане никто и никого бесплатно не учил. До того, как его загребли в армию он и его молодая жена жили совсем даже не сытно, денег постоянно не хватало, а их жилище комфортом напоминало постройки, в которых богатые люди держали своих лошадей. Да к тому же в те времена считалось, что будущего у моджахедов нет, и рано или поздно шурави и те, кого они поддерживают — победят душманов и так думали даже шейхи и вожди племен, шедшие на переговоры с народной властью и заключавшие соглашения о перемирии. Возможно — если он честно отслужит в армии и вернется в свой кишлак — новая власть не будет его притеснять и возможно даже даст что-то. Так подумал Сангар — и остался в народной армии.

Шурави учили хорошо, тщательно — Сангар, который до этого из оружия знал только старый британский Ли-Энфильд, доставшийся ему от отца и у которого приклад был полностью покрыт металлическими клепками — теперь досконально знал два типа пулеметов, ДШК и НСВ, мог обслуживать и стрелять из любого из них, умел стрелять из автомата, метать гранаты и перебегать под огнем. Еще его научили читать и писать на родном языке, отчего Сангар сразу возгордился — из грамотных в их кишлаке был лишь мулла, после каждого пятничного намаза мужчины собирались в круг возле него, а мулла рассказывал им о том, что происходит в мире и в Кабуле. Он говорил им, что шурави плохие, что шурави хотят отнять у афганцев земли, женщин и золото, что они хотят уничтожить религию ислам и сделать всех мужчин рабами. Не поверить в это было трудно — особенно после карательной экспедиции Амина, когда многие из соплеменников Сангара были убиты просто за то, что встретились на пути и были людьми Джадран. Сейчас же — Сангар мог написать свое имя, расписаться, мог прочитать газету и даже мог написать целое письмо — хотя писать его было некуда, оставшаяся в кишлаке жена была неграмотной. Он даже подумывал, что когда вернется в кишлак — то на всякий случай, научит и жену читать и писать, хотя знал, что мулла этого не одобрит, что это — против Аллаха. Хотя Сангар больше не верил мулле и не собирался слушать его.