Заводная девушка - Анна Маццола

Мадлен смотрела, как повариха греет воду в кастрюльке.

– А ему всегда привозят взрослых?

– Чего-то я тебя не пойму, девка.

– Я хотела спросить… детских тел ему не привозили?

– Упаси Господь, нет! Во всяком случае, мне такого неизвестно, но утверждать не буду. Мертвецов обычно привозят из больниц, тюрем или неопознанные из Басс-Жоль. Слыхала про такое место?

Эдме отвернулась, продолжая следить за закипающей водой.

Мадлен сомневалась, что вчерашний труп попал к Рейнхарту из упомянутых мест. Торговцы не стали ждать, пока у умершего объявятся родственники. Его повезли сюда, пока он был еще теплым. Об этом она обязательно сообщит полиции, но Камилю и такой новости покажется мало.

* * *

На следующий день Мадлен вновь увидела клетку покойной сойки, но теперь там сидели воробьи.

– Сам поймал, – с гордостью объявил Виктор.

Он вошел на кухню, помахивая клеткой с чирикающими воробьями.

– Милые пташки, но я что-то не пойму, зачем ты их ловил.

Ей не хотелось огорчать мальца, однако кто станет покупать воробьев? Может, Виктор задумал покрасить им перья? Кое-кто из торговцев прибегал к такой уловке.

– Я взял палку, бельевую корзинку и кусок веревки.

– Но, Виктор, зачем ты их ловил?

– Так меня доктор Рейнхарт попросил. Сказал, что заплатит по три су за каждого.

– А ему зачем воробьи понадобились?

Мальчик опустил клетку на пол и встал, скрестив руки:

– Не знаю. Я и не спрашивал. Может, для начинки в пирог.

– Очень сомневаюсь, – покачала головой Мадлен.

Может, потом воробьев и зажарят на вертеле, но сначала они послужат Рейнхарту для какой-то иной цели.

– Мадемуазель Мадлен, а у вас, случайно, не найдется кусочка пирога? Или тортика? – спросил Виктор, одаривая ее самой обаятельной своей улыбкой.

– Ну ты и чертяка! Отъявленный маленький негодяй. Ладно, схожу гляну, что там у Эдме осталось в кладовой.

Встав, Мадлен заметила, что у Виктора рассечена бровь, которая успела покрыться коркой запекшейся крови.

– Кто это сделал? – тихо спросила она. – Твой хозяин?

– Я же его собственность, – потупил глаза Виктор. – Наравне с собакой или ложкой. Как хочет, так и обращается со мной.

Что она могла сказать на это? Ничего. Только сходить в кладовую, отрезать мальчишке толстый кусок пирога с абрикосовой начинкой и пожелать его хозяину внезапной смерти.

Мадлен не пришлось долго ждать. Вскоре она узнала, зачем Рейнхарту понадобились воробьи. Перед утренним уроком с Вероникой он унес клетку в мастерскую. Мадлен поспешила в холл и устроилась возле двери, дабы слышать происходящее. Через несколько минут в мастерскую пришла Вероника. Вскоре Мадлен услышала глухой стук, затем возглас девушки. Заглянув в щелку, Мадлен увидела нечто невообразимое: отсеченную воробьиную голову, продолжавшую открывать и закрывать клюв.

Возле головы на корточках сидел Рейнхарт с часами в руке.

– Десять секунд! – торжествующе объявил он. – Обезглавленная птица продолжает двигаться целых десять секунд. Вопрос: действительно она жива или все ее движения чисто механические, как у нашей голубой сойки из шкатулки? И в какой момент наступает смерть? Давай повторим опыт.

Мадлен была настолько ошеломлена увиденным, что не заметила подошедшего Жозефа.

– Чем они там занимаются? – шепотом спросил лакей.

– Сам посмотри, – ответила Мадлен, уступая ему место.

Снова послышался глухой удар ножа и легкий стук упавшего обезглавленного воробья.

– Это что-то новенькое, – признался изумленный Жозеф.

– Что именно?

– Новый опыт, касающийся жизни и смерти.

Так оно и было. Мадлен испытывала смешанное чувство облегчения и ужаса. Рейнхарт ставил необычные опыты, для чего ему понадобились несчастные воробьи.

– Зачем он ставит эти опыты?

Жозеф коснулся ее плеча, и они отошли подальше от двери.

– Его интересует жизнь. Думаю, он хочет понять, как работают тела людей и животных. Это как часы: чтобы узнать их устройство, их надо разобрать. Понимаешь? Хозяин без конца ставит опыты, без конца проверяет, потом они спорят с Лефевром о том, где начинается и кончается жизнь и как это показать. Его интересуют способы улучшения жизни. Но обезглавленные птицы – это новая игра Рейнхарта. – Видя смущение Мадлен, Жозеф улыбнулся. – Он же ученый. Умный человек. Но что бы ты о нем ни слышала, не бойся и не следи за ним.

– Да, ты прав, – пробормотала Мадлен и отвернулась.

Ее пугало, что Жозеф легко распознаёт ее действия. Получается, он знал о ее постоянном шпионстве за Рейнхартом? Может, он с самого начала видел ее насквозь?

Удивляло ее и то, как лакей смотрит на нее. Жозеф словно не замечал шрама на ее лице.

* * *

Последний отчет Мадлен должна была отправить только завтра, но она не теряла времени. Этим же вечером она написала Камилю, рассказывая обо всем, что видела в последние несколько дней: о бледном теле мертвеца, разложенном на столе, о клетке с чирикающими воробьями, которые впоследствии лишились голов.

Как видите, месье, труп понадобился Рейнхарту для обучения дочери анатомии. По мне, так это странно, но мне говорили, что так поступают все анатомы.

Ей требовалось перенести эти мысли на бумагу не только для Камиля, но и для себя самой. Так она очистится от других, куда более странных фантазий.

Возможно, тут есть еще что-то, но о таких опытах, думаю, Вы и сами слышали. Я имею в виду опыты, которые Вы называли неестественными. Месье, я решила написать Вам об этом заранее, чтобы Вы могли передать эти сведения Вашему начальнику.

Неужели ее задание выполнено? Она уложилась в тридцать дней, добыв Камилю все необходимые ему ответы. Теперь Мадлен получит деньги, а затем и свободу. Она вытащит Эмиля из дома маман.

Отложив перо, Мадлен устало привалилась к спинке шаткого стула. Казалось бы, после четырех недель напряженных подглядываний и подслушиваний она должна испытывать только облегчение, только радостное волнение при мысли о новой жизни вдали от материнской «Академии». Но что-то продолжало ее терзать, наполняя тревогой. Мадлен казалось, что она увидела далеко не все. Было еще что-то, прячущееся за закрытой дверью или глубоко под землей. Не это ли она почувствовала в самый первый день, но так и не нашла причину своих терзаний? Прогнав мрачные мысли, она посыпала бумагу песком, затем сложила лист и запечатала печатью с лисичкой.

* * *

На следующий день, в четыре часа пополудни, у задней двери появился малолетний оборванец с лицом бледным как мел.

– Ты хочешь есть? – спросила Мадлен. – Сейчас посмотрю, чего тебе дать.

Мальчишка молча глядел на нее и на прядки волос, выбивавшихся из-под чепца.

– Лиса, – произнес он единственное слово.

Мадлен торопливо прикрыла дверь за собой.

– Ты