Я — Оззи - Оззи Осборн

Гизер просто смотрит на меня и говорит:

— Огоньку не найдется, Оззи?

Но улыбка исчезла с его лица, когда от ботинка отлетел кусок раскаленного угля и поджег ковер. Собственно, я благодарю Бога за бочонок сидра, который Билл держал за своей установкой. Именно благодаря сидру, нам удалось погасить пламя. Скажу вам честно, меня это удивило. Я ведь пробовал сидр Билла и скорее надеялся, что он шарахнет как коктейль Молотова.

Когда мы покидали замок Клиэрвэлл, материал для пластинки был практически готов. Мы перебрались в «Morgan Studios» на Уиллэзден Хай Роуд в северном Лондоне, чтобы завершить работу.

«Morgan Studios» пользовалось огромной популярностью и если вы ехали туда на запись, неизбежно встречались с другими группами. Все заканчивалось совместным походом в тамошнюю кафешку, где можно было немного развеяться: поиграть в дартс и выпить. Я пошел поприветствовать соседей по студии, а тут — парни из группы «Yes», что означало облом. Когда мы работали над своим альбомом в «Студии 4», они записывали в «Студии 3» «Tales From Topographic Oceans». Эти ребята были хиппи и притащили с собой вырезанных из картона коров, чтобы их пространство в студии было ближе к природе. Позже я узнал, что у каждой коровы было электрическое вымя. И никакой это, на хер, не прикол! Разбросали там горы сена, поставили заборчик из белых кольев, а в углу — маленький амбар. Детский сад какой-то! «А мне казалось, что только Гизер какой-то странный» — подумал я.

За все время, проведенное в «Morgan Studios», единственным участником «Yes», которого я повстречал в кафешке, был клавишник Рик Уэйкман, их мегазвезда. Он был знаменит тем, что с космической скоростью исполнял соло на синтезаторе «Муг», облаченный в мантию волшебника. Как оказалось, он был единственным нормальным парнем в группе «Yes». Действительно, он постоянно зависал в кафешке, где конкретно напивался, и ему было по барабану все это хипповое дерьмо вместе с коровами. Рик предпочитал отвлечься от работы и побросать со мной дротики.

Не раз мы конкретно отрывались, я и Рик, и до сих пор остаемся друзьями.

У парня просто врожденный талант рассказчика. Каждая встреча с ним как передача «Вечер с…» Однажды он мне рассказал, как в законном порядке изменил фамилию на Михаэль Шумахер — на случай, если полицаи поймают его за превышение скорости и потребуют представиться. Чуваки в погонах бухтят, мол, перестань прикалываться, требуют предъявить водительское удостоверение, и он дает, получите и распишитесь, черным по белому. Чего не сделаешь, лишь бы позлить людей с жезлом.

Тогда в его коллекции насчитывалось около тридцати «Роллсов» и «Бентли», хотя я не знаю, когда он на них ездил, потому что Рик всегда был под мухой. В этом смысле он ненамного переплюнул меня. Спустя годы, с ним случилось несколько сердечных приступов подряд и с бухлом пришлось завязать.

Похоже, что Уэйкман страшно скучал на записи «Tales From Topographic Oceans». Одна из самых смешных историй про него связана с гастролями «Yes» в поддержку этого альбома. Рик так проголодался, что посреди одного из восьмичасовых проигрышей заставил своего техника купить и принести на сцену карри. Сидел потом под клавишами и, накрытый пелериной, уплетал курицу в остром соусе и покуривал сигаретку.

После этого надолго в «Yes» он не задержался.

Во всяком случае, однажды в «Morgan Studios», когда Рик скучал больше обычного, я спросил его, а не хочет ли он заглянуть в Студию 4 и послушать несколько наших новых вещей. Там, на своем синтезаторе ARP 2600, наиграл ему мелодию из «Sabbra Cadabra». Корявенько вымучил этот рифф одним пальцем: да-да-дау да-да-да-дау, а Рик смотрит на меня. Когда я закончил, он говорит:

— Хм, а может так прозвучит лучше.

Склоняется над синтезатором и лабает свои диддли-диддли-диддли-диддли-дад-диддли-дад. Пальцы его летают так быстро, даю слово, их даже не видно.

Начинаю ковать железо, не отходя от кассы, мол, не сыграл бы на нашем альбоме, на что он, с удовольствием согласился, если мы заплатим ему обычную ставку.

— Сколько? — спрашиваю я.

— Два бокала самого лучшего директорского биттера.

Если не брать в расчет Рика, музыканты «Yes» жили как монахи. Не ели мяса. Выглядели так, будто каждый день брали уроки йоги. Никто из них не ходил бухой. Делали только одну рок-н-ролльную вещь: курили травку. А я только получил свежую порцию афганского гашиша, этой феноменальной травки. По-настоящему крепкий товар. В то время, я уже был знатоком этих дел и мне было интересно, как оценят моего «афганца» кореша из «Yes». Однажды утром, я принес в студию кирпичик хаша, посетил соседей и отломил им большой кусок. Так случилось, что в тот день отсутствовал только Рик.

— Вот, парни! — говорю. — Забейте-ка этим косячки.

А они на это, мол, сейчас испробуют.

Вернулся в «Студию 4», сам выкурил пару косячков, записал немного вокала, в обеденный перерыв выскочил в кафешку пропустить пять-шесть бокальчиков, вернулся, пыхнул еще одну самокруточку и решил проверить, что там слышно у соседей.

Вхожу в «Студию 3», а там пусто. Нахожу администраторшу и спрашиваю:

— Видели где-нибудь «Yes»?

— А, всем стало плохо в обед. Они поехали домой.

Наш новый альбом уже имел название: «Sabbath Bloody Sabbath» — так же как и песня, которая прорвала творческую блокаду Тони и стала следующим хитом. А заодно, и нашей последней, по-настоящему великой пластинкой, я так думаю. Даже оформление конверта было попаданием в яблочко: парень лежит на кровати, во сне его атакуют демоны, над головой виден череп и число 666. Офигенная обложка. В плане музыки, нам удалось найти удачное сочетание старого тяжелого звучания и нового, я бы сказал, экспериментального. Попадались такие вещи, как «Spiral Architect» с участием полного оркестра и «Fluff», похожий на записи «The Shadows» (мы назвали «Fluff» в честь Алана Фримена, по прозвищу «Fluff», ди-джея, который всегда крутил наши песни на Radio 1), но, с другой стороны, был так же «A National Acrobat», тяжелый, будто хотел придавить вас бетонной плитой. На пластинке оказался и мой собственный номер «Who Are You?». Я написал его как-то ночью в Bulrush Cottage, когда был под мухой, ковырялся в своем ARP 2600 и писал все на студийный кассетник «Revox».

Мы все были довольны каким получился «Sabbath Bloody Sabbath». Даже Патрик Миэн и звукозаписывающая компания. Что на самом деле означало только одно: с той поры мы могли двигаться только вниз.

Я должен был предвидеть наступление тяжелых времен для «Black Sabbath», когда в 1974 году мы летели в Америку и сидящий возле меня мужичок сыграл в ящик на полпути над Атлантикой.

Сперва слышу, как он кашляет, и вот я уже сижу рядом со жмуриком. Не знаю, бля, что делать, нажимаю кнопку вызова стюардессы.

— Да, сэр, чем могу вам помочь? — спрашивает чикса, вся из себя такая культурная.

— Тут паренек вроде окочурился, — говорю я и показываю на тело.

— Извините?

— Дуба врезал. — Повторяю я и поднимаю безжизненную левую руку соседа. — Смотри! Мертв как грёбаная кукла.

Стюардесса начинает паниковать.

— Что случилось? — спрашивает шепотом, пытаясь накрыть его пледом. — Ему было плохо?

— Ну, он немного закашлялся. Я подумал, что ему арахис попал не в то горло. Потом он побледнел, закатил глаза и откинул копыта.

— В таком случае, — говорит тихо стюардесса — посадим его поближе к окну и подопрем подушкой. Прошу не говорить об этом другим пассажирам. Мы не хотим вызвать паники. В качестве компенсации за неудобства можем пересадить вас в первый класс.

— А в чем разница между бизнес-классом и первым классом?

— Шампанское.

— Прелестно.

И это было начало Конца.

Из тура в поддержку «Sabbath Bloody Sabbath» больше всего запомнилось то, что у всех начали сдавать нервы. К тому времени, Патрик Миэн перестал быть телефонным волшебником, который мог подогнать «Роллс-Ройс», коня или набор машинок «Scalextric», вместо этого превратился в занудного сраного буржуя, который никогда не дает четкого ответа на вопрос: сколько бабла мы заработали.

Тони жаловался, что целыми днями пропадает в студии, а на самом деле, имел в виду, что у него нет никакой личной жизни. Вроде бы так, но, с другой стороны, он обожал торчать в студии, даже сам занялся продюсированием альбомов. Лично я терпеть не мог сидеть ровно на заднице, покуривая сигареты, слушать до бесконечности один и тот же трехсекундный отрывок гитарного соло. И до сих пор не переношу. Меня это раздражает. Сделав все, что от меня требуется, я выхожу на свежий воздух. Благодаря тому, что в 70-х техника сделала большой шаг вперед, у Тони всегда было искушение добавить кусочек, потом еще один, и еще один. В этом смысле, он так просто не сдавался. И ему хватало терпения. Никто с ним не спорил, потому что, неофициально, он был лидером группы.

Гизера тоже все достало, его раздражало то, что я морочу ему голову текстами. А что мне оставалось делать, ведь парень был гением. Припоминаю, когда мы были в «Morgan Studios», он взял выходной и поехал к себе в деревню. Звоню к нему и говорю: