Зимний дом - Джудит Леннокс

— Люди путают желание с любовью, — нравоучительно сказала она. — И думают, что должны владеть теми, кого любят. Ты ведешь себя как типичный буржуазный муж.

— Робин, ради бога! Она брала за это деньги! — прошипел он. — Одежду… украшения…

Джо отвернулся, не желая показывать, как ему горько. Тон Робин немного смягчился:

— Джо, вдовы — беднейшие из бедных. Особенно если их, как Клоди, приковывает к дому ребенок.

— Знаю, — пробормотал он.

Тяжелее всего была мысль о том, что он не может их обеспечить. И что будет тосковать по Лиззи не меньше, чем по Клоди.

Последовала пауза, а потом Джо сказал:

— Робин, я не могу ею делиться. Не могу, и все. А ты могла бы с кем-то делиться Фрэнсисом?

— При чем тут Фрэнсис? Мы с ним друзья и спим вместе, вот и все. Я его не люблю.

Джо посмотрел на маленькую девушку, закутавшуюся в рубашку Фрэнсиса и его собственный пиджак, и еле слышно сказал:

— Конечно, любишь, Робин.

Потом Эллиот потер глаза и сел с ней рядом.

— Ты любишь Фрэнсиса уже больше года. Перестань морочить себе голову.

Робин начала спорить, но он закрыл глаза и отключился. Добраться до кровати не было сил. Засыпая, Джо вспомнил сцену с Клоди и почувствовал себя несчастным и одиноким.

«Позаботьтесь, чтобы мне сообщали обо всех проблемах и решениях, касающихся магазина», — сказала Майя. Через неделю-другую она поняла, что Лайам Каванах выполнил ее указание буквально. До последней точки после не характерной для него вычурной подписи.

На письменный стол Майи ложилась каждая проблема, большая и маленькая. Последние приказы по отделу хозяйственных товаров и сообщение о бродячей кошке, поселившейся в гараже. Отчет о неуклонном падении прибыли в течение двух последних кварталов и о том, что в буфете продается рисовый пудинг с комками. Майя приходила на работу без пятнадцати девять и неизменно обнаруживала, что ее письменный стол, еще вчера вечером девственно пустой, завален письмами, бумагами на подпись и гроссбухами. Майя знала, что это проверка. Если она не выдержит, это будет означать, что Лайам и его союзники продолжают считать ее слабой, глупой, хнычущей самкой.

Майя начала приходить в «Мерчантс» к половине восьмого и редко уходила раньше десяти вечера. Между ней и Лайамом Каванахом, тоже работавшим допоздна, началось молчаливое соревнование. Но для нее, заваленной пустяковыми жалобами и одновременно волновавшейся за будущее магазина, это было необходимостью. По ночам Майе снились книги заказов и учетные ставки; обедая в одиночестве, она держала под рукой блокнот, где записывала напоминания. Вовсе не так уж плохо, говорила она себе, что Лайам Каванах заставил ее вникнуть в каждую дурацкую мелочь, связанную с функционированием такого большого предприятия, как торговый дом «Мерчантс». Ей следовало знать свое дело так же, как тело любовника. А не знала она многого.

Она понимала грозившую опасность. За деревьями можно было не увидеть леса; уменьшение прибыли, зафиксированное в отчетах за последние полгода, неуклонно продолжалось. Если она совершит какой-нибудь крупный промах, мужчины улыбнутся друг другу и скажут: «Мы же говорили!» Чувствуя, что за ней следят и ждут ошибки, она работала еще упорнее, полагаясь на свою прекрасную память, в которой откладывалась вся информация, накопленная за первые месяцы работы. Она валилась с ног от усталости, таяла как свечка, неделями не виделась с подругами, но начинала понимать, что к чему. В ее мозгу зрел план боевой кампании.

Майя начала с мисс Доукинс. Если бы ей удалось завоевать доверие секретарши, это можно было бы обернуть себе на пользу. Мисс Доукинс обожала Лайама Каванаха (что сам мистер Каванах тайно поощрял) и осуждала женскую распущенность; это вдвойне осложняло задачу Майи. Почти все делопроизводство универмага проходило через костлявые руки чопорной секретарши. Без помощи мисс Доукинс Лайам Каванах не смог бы завалить Майю сообщениями о всяких пустяках.

Однажды Майя пригласила мисс Доукинс в воскресенье на чай.

— Всего-навсего с кусочком пирога, — объяснила она, предвидя пуританские вариации на тему «чти день субботний».

Майя оделась во все черное (так же, как одевалась на работу) и накрыла стол в малой гостиной. Достала из нижнего ящика стола их с Верноном свадебную фотографию, лежавшую там больше года, стерла с нее пыль и аккуратно поставила на каминную полку.

— Я работаю в «Мерчантс» только ради мужа, — промолвила она, смахивая слезы и размешивая сахар в чашке мисс Доукинс. — Одинокой женщине это очень трудно, но Вернон не хотел, чтобы его дело пошло прахом. Для него это очень много значило. Временами мне приходится неимоверно тяжело, но я чувствую, что обязана сделать это ради бедного Вернона. — Майя посмотрела на пожилую женщину сквозь мокрые ресницы. — Вы меня понимаете, не правда ли, мисс Доукинс?

Утром в понедельник огромная груда бумаг, лежавшая на столе Майи, сменилась несколькими аккуратными пачками, разложенными по важности и значимости проблем.

Затем последовали мужчины. Майя обнаружила, что заведующего отделом закупок можно победить с помощью лести и сетований на собственную беспомощность (хотя Майе это претило до тошноты). Главный бухгалтер мистер Андервуд доводил ее до белого каления отсутствием воображения и узколобой приверженностью традициям. Она пришла к выводу, что Вернон терпел старого дурака только из-за его дотошности, без которой в таком деле не обойтись. Но теперь одной дотошности было мало; чтение финансовых полос газет и разговоры с другими владельцами собственности заставляли Майю бояться будущего. Однажды вечером она осталась одна, посмотрела на колонки цифр и почувствовала, что ее старые страхи возвращаются. Богатство протечет сквозь ее пальцы, она потеряет все и вновь окажется на улице… Майя начала строить новые планы. На следующее утро она осмотрела магазин, товары, хранившиеся в отделах и на складе, и зашла в кабинет мистера Твентимена.

— Мистер Твентимен, вы закупаете слишком большие партии, — сказала она. — Нужно уменьшить заказы.

У благообразного Твентимена глаза полезли на лоб.

— Наши склады забиты. — Майя разложила на его столе инвентарные описи. — Белье… покрытия для пола… мебель. Партии товара чересчур велики. Если бы они были меньше, мы могли бы сэкономить на хранении.

Старик улыбнулся:

— Миссис Мерчант, позвольте объяснить. Чем больше заказ, тем больше скидка. Так уж исстари повелось.

Майя, у которой голова раскалывалась после бессонной ночи, не вынесла его поучающего тона. Она уперлась ладонями в стол, наклонилась и сказала:

— А вы сравнивали эту скидку с нашей потерянной выгодой? Неужели вы не понимаете, что мы теряем на таких партиях больше, чем получаем? Даже без учета расходов на хранение?

Бухгалтер по-прежнему улыбался.

— Это забота мистера Андервуда, миссис Мерчант.

— Это моя забота, мистер Твентимен! А теперь и ваша.

Последовала маленькая пауза. А затем Майя сказала:

— Вы уменьшите заказы по крайней мере на двадцать пять процентов. И объявите на них конкурс.

Это заставило старика встрепенуться.

— Но мадам…

— Конкуренция, мистер Твентимен. — Уголки ее рта слегка приподнялись. — Так уж исстари повелось.

Твентимен напрягся и встал.

— Мы всегда так работали, мадам.

— А теперь будете работать по-моему, — любезно ответила Майя. — Мистер Твентимен, в конце недели приносите мне книгу заказов, чтобы я могла проверить данные.

Увидев возмущенное лицо Твентимена, Майя почувствовала не ликование, а тоску. У нее появился еще один враг. Повернувшись к двери, она увидела, что в проеме стоит Лайам Каванах, следит за ними и слушает. Ее охватили усталость и предчувствие неминуемой катастрофы.

— Доброе утро, мистер Каванах. — Майя вздернула подбородок и заставила себя посмотреть ему в глаза.

— Доброе утро, миссис Мерчант.

Идя по коридору, Майя поняла, что у нее не осталось сил. Похоже, в ярко-голубых глазах Лайама стоял не гнев, а восхищение. Но Майя убедила себя, что она ошиблась.

Глава шестая

Хождение по магазинам заняло у Элен больше времени, чем она рассчитывала; автобус добрался до окраины Торп-Фена лишь тогда, когда закат начал окрашивать поля и заборы в темные пурпурно-серые тона. Выходя из автобуса, она споткнулась, порвала чулок и задела кошелкой о камень. По дороге домой Элен оглянулась и увидела, что за ней тянется след из лука и репы, проваливавшихся в дырку и падавших в грязь.

У служанки был выходной. Войдя в дом, Элен увидела, что кружевная занавеска окна гостиной слегка отодвинута.

— Элен? — раздался голос отца. — Почему ты опоздала?

— Извини, папа, я не успела на автобус. Следующего пришлось ждать целый час.