Дожить до 120 - Исаак Розовский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Они слушали молча, а потом долго сидели ошарашенные. Особенно их поразило, почему родственникам убитых подкладывали деньги.
Хаскин сказал:
– Ни за что бы не поверил, если бы не видел все своими глазами. Вообще, вся эта история просто дичь какая-то! И деньги эти, что родственникам присылали. Ведь не идиот же он был?
Тут я им рассказал про луковку.
– Ба, хорошая история, – оживился Круглянский. – Уж сколько мы голову ломали с этой компенсацией, а ларчик просто открывался. Тоже ведь Страх Божий. Но в особо извращенной форме. Теперь я вам расскажу одну притчу. Некий садовник долгие годы выращивал сад. И это был не простой сад, а восьмое чудо света. Понятно, что садовник очень им дорожил. Но однажды он должен был на время уехать по делам. «Как же я сад оставлю без присмотра? Разорят же его в одну минуту», – тревожился он. – Даже если найму сторожа, тот сам же первый сад мой разорит». Думал садовник, что делать, ломал голову, но, наконец, придумал. Нанял он не одного сторожа, а сразу двух. Одного слепого, а другого – со слабыми ногами, так что он ходить не мог. Ибо решил он так в сердце своем: Ни тот, ни другой плоды сада моего воровать не смогут, ведь один ничего не видит, а второй хоть и видит, да подойти к плодам не сможет. Велел он им сад тот сторожить, а сам уехал. Но сторожа быстро смекнули, что если слепой посадит себе на плечи безногого, то они прекрасно смогут срывать плоды. Так они и поступили, обрывали дивные фрукты с деревьев и кустарников и продавали их тихонько. Так что вскоре в саду том ничего не осталось. Вернулся садовник, видит, что труд всей жизни его насмарку пошел, закручинился и говорит сторожам: Что ж вы, такие-этакие, сад мой разорили. А они ему в ответ: « Ты на нас напраслину возводишь. Мы же, слепой да безногий, никак не могли сад твой погубить. Хоть в какой суд обращайся. Отправился бедный садовник с сторожами к судье. Тот быстро все понял, велел слепому посадить безногого на плечи и к дереву подвести. Тут их афера и раскрылась. И были они сурово наказаны за свой хитрый обман.
– И к чему ты нам все это рассказал? – пожал плечами генерал. Я, признаться, тоже не понял морали этой басни.
– А все очень просто, – улыбнулся Круглянский. – Притча это о…
– О душе и теле? – вдруг спросил Хаскин.
– Вот, он все понял, – одобрительно взглянул на Хаскина рэбе. – Точно, о душе и теле человека.
– Причем тут душа и тело? – возмутился генерал. – А если так, то кто из них слепой, а кто безногий?
– А ты подумай на досуге. Благо, теперь, когда дело закончено, у тебя его будет много, – усмехнулся Круглянский. – Да и не суть важно. А важно, что их на последнем суде будут судить не по отдельности, а вместе, как соучастников. И вина их только тяжелее, ибо налицо преступный умысел и сговор. И того Судию не обманешь. И луковкой не откупишься.
Тело надеется, что на последнем Суде сможет отмазаться – дескать, что я могу? Я ведь слепо и выполняю приказы души. С нее и спрашивайте. А душа твердит, что все тело делает своими руками, а у меня, мол, и ручек-то нет. Но судья им говорит: «Нет, голубчики, я вас по отдельности судить не буду, а только вместе. Ибо суд не разделяет человека на тело и душу, а смотрит в совокупности. Так-то вот.
– Потрясающе! – невольно восхитился я.
– Ну, не знаю. Вообще, вся эта история – сплошная аномалия! – сказал генерал.
– Вот именно, аномалия. И зря удивляешься, генерал, – подхватил Круглянский. – Неужели ты не заметил, что мы все, занимаясь этим делом, оказались на каком-то странном изломе бытия, где перестает действовать обычная человеческая логика? В этой точке мы столкнулись с чем-то, выходящем за рамки нашего обыденного понимания. Здесь действуют совершенно иные силы. Или сила…
– Опять ты, рэбе, в мистику ударился, – начал было генерал. – Я за годы службы с такими невероятными совпадениями сталкивался, и с такими сторонами жизни и, как говорят писатели, с такими движениями души и поступками, что самому хоть садись и романы пиши. Одного я никак не пойму – если вправду это была шаровая молния, то как ты-то, Костя, уцелел? Ведь все должно было взорваться. Тем более, керосин этот повсюду. И электричество должно было вырубиться.
Пронин щелкнул по выключателю. Лампа, висевшая под потолком, действительно не зажглась. Света не было.
– Вот, сами видите, – сказал он.
Я сказал:
– Да, я тоже об этом думал. Боюсь, как бы от взрыва материнская плата в компьютере не гикнулась. Он же был включен. Значит, и программа по поиску «напарников». Это, правда, не страшно. Я ее за три дня восстановлю. Пойду-ка проверю.
Я пошел в комнату, подошел к компьютеру. Странно, хотя электричества в доме не было, он работал. Вот уж чудеса, так чудеса! Экран светился, и на нем мигала какая-то надпись.
Я подошел поближе, но разобрать ничего не мог. Надпись была записана не по-нашему, а крючками. На иврите, то есть.
– Идите сюда. Скорее! – в изумлении закричал я.
Они тут же ввалились и уставились на экран.
– Ну, рэбе, это по твоей части. Что тут написано?
Круглянский подошел, склонился над компьютером. Было видно, что он читает и перечитывает это очень короткое сообщение.
– Там… – начал было он, но потрясенно замолчал. Пожалуй, я никогда раньше не видел на лице этого обычно невозмутимого человека такого удивления.
– Ну, что там? Осмысленно, или какая-то абракадабра? – в нетерпении спросил Пронин.
– Ха-ха, – медленно по слогам сказал Круглянский. – А написано там следующее.
Он прочел надпись на иврите.
– Да что ты нам читаешь по-тарабарски. На русский переведи! – взмолился Пронин.
–По-русски? Изволь. Нас уведомляют, что доступ к коду закрыт на ближайшую тысячу лет, – сказал Круглянский, чье лицо стало бледным как полотно, а на лбу явственно проступили бисеринки пота.
– Чего-о-о? Кто уведомляет???– в один голос вскричали мы.
– Того, – сказал Круглянский, – а ну-ка, генерал, дай закурить.
Пронин удивленно протянул ему пачку. Круглянский несколько раз сильно затянулся, закашлялся с непривычки и сигарету загасил. Но за это время он, похоже, взял себя в руки и снова обрел свою обычную невозмутимость:
– Я ждал чего-то подобного. Вам, Костя, незачем писать программу, даже если она и полетела. Доступ к библейским кодам для нас отныне закрыт. Для нас, в смысле, для человечества. Не дозрели,