Злая игрушка. Колдовская любовь. Рассказы - Роберто Арльт

Как видно, хозяйка дома только и ждала от гостя этих слов, чтобы иметь повод вскричать:

— Нет, нет, нет! Моя дочь не выйдет замуж за разведенного. Это же курам на смех!

— Почему, сеньора? — спросила Зулема, которая присела на краешек дивана. — Не вы ли горячо одобряли сеньору Хуарес, когда она развелась?

— Это совсем другое дело, — ответила вдова подполковника. — Муж Лии Хуарес — грубый мужлан… Она правильно сделала, что выставила его. К тому же, мне-то беспокоиться нечего… Если Ирене не послушается меня, свое слово скажет военный министр.

Бальдер вытаращил глаза:

— А при чем тут военный министр?..

— Как это при чем? Он опекун девочки…

— Опекун?

— Конечно. Разве вам не известно, что военный министр — опекун всех несовершеннолетних сирот, детей офицеров?

Бальдер закусил губу, чтобы не расхохотаться, и подумал: «Если бы военный министр стал разбираться в бабьих плутнях, ни на что другое у него не осталось бы времени».

— Вопреки вашим словам, — заметил он с некоторой иронией, — я все-таки думаю, что, если бы вы не имели намерения разрешить мне продолжать знакомство с Ирене, вы не согласились бы меня принять. Какой смысл тогда имела бы наша встреча?

— Кабальеро, я приняла вас, чтобы просить вас забыть об этой обманщице, которая скрывает такие вещи от своей матери, а ваш любовный пыл обратить на законную жену.

— Я расстался с женой. К тому же, вы, очевидно, понимаете, что любовь я могу испытывать лишь к той особе, которая ее во мне пробуждает. Ваша дочь и я… — как бы это вам сказать — связаны самой судьбой, и с этим ничего не поделаешь. Вы, скорей всего, нас не понимаете… Но это не может существенно повлиять на наши отношения: разрешите вы или нет, я останусь с Ирене.

После такого заявления хозяйке дома оставалось лишь указать гостю на дверь или же прикрыть свое отступление ничего не значащими словами. Вдова подполковника избрала второй путь:

— Нет-нет, я никогда не разрешу моей дочери выйти замуж за разведенного.

Все молчали.

Бальдер подумал: «У старухи характер скрытный и крутой. Она не из щепетильных. Ведь кроме всего прочего, я же пришел сюда но о женитьбе говорить, а просить разрешения поддерживать знакомство с Ирене, это совсем не одно и то же». И он снова с любопытством принялся разглядывать лицо собеседницы: при скудном освещении впалые щеки, изрезанные глубокими морщинами, делали его похожим на глиняный барельеф.

— Но ваша позиция абсурдна, сеньора, — сказал он, лишь бы нарушить молчание.

А сам в это время думал: «Почтенная сеньора явно противоречит себе. Заявляет, что ей лучше увидеть дочь в гробу, чем замужем за мной, и в то же время ей до смерти хочется узнать, начал я хлопотать о разводе или нет. Даю голову на отсечение — эта почтенная вдова способна любого, кто ухаживает за ее дочерью, стащить за шиворот в отдел регистрации браков!»

Однако в присутствии Ирене вся его развязность и вся насмешливость словно испарились. Она стояла в полутьме, скрестив руки, и один вид ее возвращал Бальдера к мгновениям того странного блаженства, когда само наслаждение по странному противоречию превращалось в голубоватую атмосферу снежной страны, где все перспективы равно вероятны и одинаково блистательны. Зато старуха пробуждала в нем неоправданное раздражение.

Сеньора Лоайса продолжала:

— Какой бы ни была моя точка зрения, дочь обязана мне повиноваться.

— Вам придется заковать Ирене в цепи.

— Пусть эта девчонка попробует что-нибудь выкинуть. Пусть только посмеет. Она тогда узнает. Я заточу ее в монастырскую школу «Добрый Пастырь». И буду держать ее там до совершеннолетия. Я завтра же препоручу ее военному министру.

Искренне опечаленный, Бальдер сопротивлялся:

— Очень жаль, сеньора, если так. Ирене и я прекрасно бы поладили. Я очень люблю Ирене. Я ее люблю и вел себя с нею по-отечески. Очень жаль, что так все вышло.

— Что ж, в этом случае вы лишь исполнили долг благородного человека, — отрезала вдова.

Бальдер умолк. С его желаниями тут не считаются. Пусть он циник, но кто сказал, что циник не может влюбиться? Вот он и влюблен в Ирене. И он с грустью повторил:

— Я вел себя с ней по-отечески, как если бы она была моя родная дочь.

Ирене вперила в него внимательный взгляд и, видимо вспомнив его отнюдь не отеческие ласки, саркастически улыбнулась, как бы говоря ему. «А ты, милый, оказывается, бессовестный комедиант».

Бальдер продолжал:

— Когда мужчина моего возраста любит девушку, как отец (он сам не разбирал, где в нем кончается шут и начинается трагик), нельзя играть ни его, ни ее судьбой. Ирене и я отлично друг друга понимаем. Вы умудрены жизненным опытом и должны войти в наше положение. Его волнение помогало ему. — Нам судьбою назначено быть вместе. Мы любим друг друга. Сколько на свете мужчин, которые расторгли первый брак, чтобы потом жениться на женщине, которую любили по-настоящему! Разве преступление — любить? Нет. К тому же моя семейная жизнь не удалась. Я не люблю свою жену. Сейчас живу отдельно от нее. Мы с Ирене познакомились совершенно необычно, и наши отношения должны быть необычными. Что из того, что я женат? Какое это имеет значение? Да никакого. Сколько супружеских пар разводится ежегодно в каждой стране? Этого еще никто не подсчитал… Но цифра огромная. По-моему, в Соединенных Штатах, по статистике, пять процентов. Двое любят друг друга, и этим все сказано. Мы можем построить счастливый семейный очаг. Если вы воспротивитесь, сеньора, на вас ляжет ответственность за все, что случится. Вот именно… ответственность. Перед богом и людьми.

По мере того как Бальдер говорил, в нем росла и росла странная потребность насмехаться над собой и над теми, кто его слушал. Когда он произнес: «перед богом и людьми», его внутренний голос прошептал ему: «Бессовестный, ты же не на подмостках». Бальдер, не слушая его, продолжал:

— Что у вас за жизнь, сеньора! Будьте же благоразумны. Ирене любит меня. Я постоянно думаю о ней. О, если б вы знали, как мы познакомились! И вот теперь я говорю вам о моей любви и мне кажется, что вы меня понимаете, что вы осознаете все благородство моих чувств и вы их одобряете… да-да, сеньора… вы их одобряете и лишь из самолюбия, из предрассудка говорите мне «нет», тогда как ваше сердце говорит мне: «Да… да… будьте счастливы с женщиной, которую так горячо любите. Будьте счастливы, сын мой!»

Произнося эту речь, Бальдер думал: «Чем глупее я им покажусь, тем лучше».

К тому же вдова подполковника, возможно, замечала, что в ее собеседнике сменяют друг друга искренний человек и комедиант, потому что она покачала головой и, нервно теребя фиолетовую бахрому шали, сказала:

— Все, что вы говорите, — очень мило, только вам нужно сначала стать свободным человеком. То, что вы предлагаете, — неприемлемо. Вы хотите жить с женой и ходить в женихах. Нет, нет и нет.

— А если я разведусь?

— Это другое дело. Не знаю. Надо будет подумать. Впрочем, нет. Нет. Моя дочь не может выйти замуж за разведенного. Пересудов не оберешься. Да я вовсе и не тороплюсь выдать моих дочерей замуж. Им хорошо в родном доме, рядом с матерью. А вы продолжаете жить с вашей женой?

— Нет, я уже говорил вам, что расстался с ней. Мы друг друга не понимаем. И, что самое страшное, никогда не поймем.

— Почему же не разойтись раз и навсегда? Бог ты мой! Я с моим характером и десяти минут но прожила бы с человеком, который мне не по душе.

— Да, лучше всего развестись. Я собираюсь в скором времени возбудить дело о разводе.

Разговор становился вялым. Не таким ярким стало сияние дня в патио. Бальдер почувствовал прохладу, он по-прежнему оставался на ногах. Дважды отказался сесть. Ему казалось, что, двигаясь, он лучше владеет собой. Ирене молчала. Скрестив руки и прислонившись к пианино, смотрела на Бальдера долгим кошачьим взглядом. Другая молодая женщина, стоявшая рядом, пошепталась с ней и вдруг сказала:

— Может, Ирене сыграла бы нам что-нибудь?

— Нет, нет, не надо играть, — возразила хозяйка. — Уже поздно.

— Так как же, сеньора… ваше последнее слово…

— Нет, решительно и бесповоротно — нет. Пока вы не свободны, о продолжении знакомства с Ирене не может быть и речи. К тому же она еще очень молода… ей надо учиться…

— А разве, встречаясь со мной, она не может учиться?

— Пусть сначала закончит курс. А там посмотрим.

Молодая женщина разразилась восклицаниями в стиле дешевой кинодрамы:

— Каким счастливым будет тот день, когда они поженятся! Я уже вижу, как Ирене в подвенечном платье входит с ним об руку в церковь.

Бальдер усмехнулся про себя: «Да она просто дура. Ей и невдомек, что она предлагает совершить святотатство. Церковь не признает развода, смотри каноны пятый, шестой и восьмой Тридентского собора». А вслух сказал: