Судьба (книга вторая) - Хидыр Дерьяев

Меред пропустил в кулаке аккуратную с проседью бороду, равнодушно сказал:

— Ай, Калмыков приезжал из Ашхабада, сказал, чтобы сняли с арчинства. Ну, и сняли.

— За что же на вас Калмыков разгневался? С людьми, видно, не советовался? Ведь все люди довольны вами…

Грузно шевельнувшись, Меред расправил на колене полу халата, провёл по ней несколько раз рукой, раздумывая.

— Сложно говорить о довольстве народа. Аллах не всех одинаковыми создал: одного — красивым, другого — уродом, одного — баем, другого — нищим. Землю создавал — в одном месте горы поставил, а другом месте ложбину проложил. Пальцы вот на руке, видишь? Пять их, а все — разные. Что можно о людях сказать? Всем одинаково не угодишь. Дайханин не хочет на трудовую повинность идти — марыйский начальник требует людей. Вот так и сняли с арчинства… Я не жалею. По холмам овца ходит, по долинам ли — лишь бы трава была. Вот на мирабство выбрали — так и живём.

— Значит, вы на канале распоряжаетесь? Как, думаете, в этом году работы закончатся?

— Плохо закончатся. Половина людей не справится со своими делянками.

— А что будет с ними?

— Ничего не будет. Кто собаку убил, тот и труп её тащит, — так говорят туркмены… Продадут свою работу, чтоб не пропала.

— Разве есть такие, кто покупает?

— Что продаётся, то и покупается. Я сам покупаю делянки.

— А если человек заболел и не мог закончить делянку, — тогда как?

Сергей говорил с умыслом громко, чтобы дайхане поняли, что вопросы он задаёт не из праздного любопытства.

Меред повёл крутым плечом.

— Есть много людей, которые докопают, только деньги уплати.

— Где бедняк возьмёт деньги?

— Найдёт, если не хочет, чтобы водный надел пропал. Переплывший море в луже не утонет.

— А не найдёт — под закон попадёт, — вставил один из мирабов.

— Откуда такой закон? — резко спросил Сергей.

Впервые за всё время разговора Меред поднял голову. Его ощупывающие глаза встретились с горящим взглядом Сергея. С минуту длился безмолвный поедим нок, потом Меред дрогнул уголком твёрдых губ, и Сергей понял, что ему ясен скрытый смысл вопроса.

— Работы в этом году тяжёлые, а люди бегут. Расчистку надо закончить, иначе пострадают не только лентяи, но и все окрестные сёла. Потому и решили: кто ушёл, тот воды не получит. Люди одобрили это. А что одобряет народ, то становится законом. Закон надо выполнять, так я думаю.

Добрых два десятка возражений вертелось на языке у Сергея, но он вовремя спохватился, вспомнив, предупреждения марыйских товарищей. Среди наступившей тишины ударом хлыста прозвучал голос Берды:

— Когда закон выполняют, это — хорошо. Люди, один из сидящих среди вас должен мне слово правды!

Дайхане переглянулись. Успокоившийся было Сухан Скупой испуганно икнул, на лбу его мгновенно высыпал обильный пот.

— Одну таньга в жертву тебе, господи! — взмолился он, со страху не замечая, что говорит вслух.

— За что жертвуешь богу, бай? — с недоброй насмешкой спросил Берды. — Каких благ просишь у аллаха?

— Б-б-б-болею!.. — с трудом выдавил Сухан Скупой. — Л-л-лихорадкой… С-с-совсем одолела…

— Заикаться с каких пор стал?.. Когда в песках на Мурада-ага накинулся, ты смелым был, не заикался! Где твоё мужество? Лихорадка забрала?

— А?.. Да-да… л-лихорадка!

Кое-кто из сидевших, сдерживаясь, улыбался: очень уж забавен был непонятный испуг Сухана Скупого, Другие, зажав рты руками, выбегали на улицу. Выскочил и смешливый Дурды.

Берды и бровью не повёл.

— Садись со мной рядом, бай! — приказал он. — Я тебя спрашивать буду!

Сухан Скупой справился с икотой, но взамен этого начал свирепо, с постаныванием, чесаться. Его трясла мелкая дрожь, обкусанная, раздёрганная бородёнка трепетала, как на ветру. Своим звериным нутром он чуял, что смерть стоит рядом.

— Все рёбра разламываются! — жалобно заныл он, ища глазами сочувствующих. — Прогнулись рёбра… в печёнку впились… Совсем дышать невозможно. И поясница.

Страдальчески морщась, Меред легко поднял с ковра своё кряжистое тело. Он был далеко не святой, этот бывший арчин, но ещё не совсем остыла кровь рубаки и аламана — Меред болезненно презирал трусость.

Вслед за ним поднялись остальные мирабы, понявшие, что может произойти нехорошее, и не желавшие присутствовать при этом. Сухан Скупой проводил их умоляющим, затравленным взглядом.

Возле плотины Меред остановил одного из мирабов — помоложе, — сказал:

— Бери моего жеребца и скачи к ряду Сухана Скупого. Скажешь его сыну, Медеду, что отец попал в беду, пусть выручать спешит. Хоть по Сухану давно черти в аду плачут, однако нельзя без поддержки правоверного, — Меред усмехнулся, — оставлять, пусть ещё поживёт немного.

Он помешкал несколько мгновении, борясь с искушением, ругая себя за слабость, и торопливо закончил:

— Оттуда — во весь опор к Бекмурад-баю. Скажешь: Берды и его друзья сидят на плотине, в доме десятника. Долго ли просидят, неизвестно, но проворный и у шайтана изо рта кусок вынет. Езжайте короткой дорогой, через русское кладбище…

Сухан Скупой никогда не отличался привлекательностью, но сейчас его лицо, изуродованное страхом, было отвратительно — словно скользкая серая жаба сидела среди людей, выпучив глаза и нервно разевая безгубую пасть. Он обильно потел, чесался и потихоньку монотонно ныл, как пойманная в кулаке муха. Его слезящиеся глазки шныряли по лицам присутствующих со страхом и надеждой.

— Люди! — начал Берды, подавляя в себе ярое желание стукнуть кулаком по лоснящейся роже бая. — Я скажу вам о некоторых вещах, которые не дают покоя моему сердцу. Вот сидит перед вами человек. Он как новорождённый ягнёнок. Но не думайте, что это слабый и безобидный человек. Внутри у него живут змея и скорпионы! Такие бессовестные, как он, топчут человеческие жизни, делают чёрной судьбу молодых девушек… срывают их цветущее счастье…

Берды задохнулся, проглотил подступивший к горлу ком и, обернувшись к Сухану Скупому, яростно закричал:

— Говори, подлый!.. Кто явился причиной горя Узук?.. Сколько ты получил за то, что грязными лапами оборвал стебель цветка и кинул его Бекмурад-баю?! Говори, подлая тварь, или ты вообще больше не скажешь ни одного слова!

Незаметно подвинувшись, Сергей тронул Берды за рукав, укоризненно покачал головой. Берды глянул на него дикими глазами, но через секунду они приняли осмысленное выражение — парень остывал. Уже спокойнее он заговорил снова:

— И ещё скажи, кто виновен в смерти Мурада-ага. Кто дал стервятникам возможность сесть на труп Аманмухамеда. Всё расскажи! Пусть люди узнают, кто ты есть на самом деле — человек или гуль, который пьёт человеческую кровь. Пусть увидят, до каких пор в крови твои волосатые руки. Юлить не станешь, один раз в жизни скажешь правду — отпущу тебя до следующего раза, пока на глаза мне не попадёшься. Соврёшь — говори «салам алейкум» ангелу смерти.

Сухан Скупой торопливо вскочил.

— Всё скажу!.. Правду скажу!.. Аманмухаммедз брат мой убил. Поссорились — он и убил нечаянно…

— Не ври! — сурово приказал Берды.

— Валла, клянусь жизнью, правду говорю! Из-за баранов поссорились! А за Узук, пусть будут светлыми её дни, Бекмурад-бай подарил мне своего буланого коня… Потом ещё земли немного за полцены уступил. Твою поливную землю, братишка Аллак. Ты уж прости меня! Я верну тебе землю, слава аллаху, у меня земли теперь много — недавно ещё семь десятин купил. Я отдам тебе землю за прежнюю цену…

— Спасибо, бай-ага! — насмешливо сказал Аллак. — За такую цену сейчас в пять раз больше земли дают. Но меня ты не обманешь — у слепого только одни раз посох крадут. Вы с Бекмурад-баем однажды украли мой посох, теперь я стал умнее,

— Слушай, Скупой бай, — сказал Берды, — я тебе ничего не должен?

Сухан неподдельно удивился.

— Откуда должен? Ты, братишка Берды-джан, овец моих пас, ничего мне не должен.

— Не знаю. Я думал, что мы с тобой уже рассчитались и я лишку прихватил.

— Нет-нет, совсем ничего не прихватил!

— Ну, тогда скажи, сколько ты мне должен.

— Сейчас… Быстренько скажу!.. Пять лет и девять месяцев ты ходил чолуком за моими овцами. За первые два года по три овцы — шесть овец. За последующие два года по четыре овцы — семь овец.

— Восемь, — поправил один из дайхан.

— Считать разучился! — засмеялся другой. — Да и то: не себе ведь, от себя — тут и ошибиться не грех.

— Да-да! — поспешно согласился Сухан Скупой. — Правильно: восемь овец. За оставшиеся девять месяцев приходится три овцы. Всего: шесть… восемь… три… семнадцать овец получается.

Посмеивающиеся дайхане, в глубине души довольные, что дело обошлось без крови, не заметили, что лукавый бай утаил-таки один год. Не заметил этого и Берды, он только сказал: