Крест и меч - Иосиф Григулевич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Судебные дела, находившиеся в ведении церковных трибуналов, согласно булле папы Григория XIII, выданной Филиппу II в 1573 г., должны были завершаться в колониях. После решения церковного суда апелляция подавалась архиепископу. Окончательное решение выносил другой архиепископ, диоцез которого был расположен по соседству с первым. Булла Григория XIII не запрещала обращаться в Рим с просьбой пересмотреть постановление колониального церковного суда, но практически решения римской курии признавались только с королевского согласия (пасе регио), выдававшегося Советом по делам Индий. При Карле III эти условия еще более ужесточились. Решение римской курии рассматривалось Советом по делам Индий только тогда, когда апелляция в Рим производилась с согласия высших колониальных властей (вице-короля, губернатора) и испанского правительства.
Вместе с тем власти разрешали и даже поощряли обращение служителей культа в королевские суды вместо церковных, приветствовали апелляции клириков на решения их судов в Совет по делам Индий.
В тех случаях, когда церковные трибуналы обращались к колониальным властям с просьбой привести в исполнение приговор и взять под стражу осужденного, вытребовать с него штраф и т. д. (это называлось "ауксилио регио"), власти начинали свое собственное расследование или обращались к светскому суду для подтверждения решения церковного трибунала и только тогда оказывали просимую поддержку. Таких противоречий не возникало при приведении в исполнение решений трибуналов инквизиции.
В борьбе за преобладание, которую вела светская власть с церковью, важное место занимала просьба о защите (рекурсо де фуэрса), с которой мог обратиться в высшую судебную колониальную инстанцию – аудиенсию любой подследственный церковного суда. "Рекурсо де фуэрса" была не апелляцией, а жалобой на незаконные, несправедливые действия церковного суда. Получив "рекурсо", аудиенсия требовала от церковного суда представить ей соответствующее дело, изучив которое могла сделать внушение церковному суду за процессуальные нарушения, или заставить его изменить приговор, или вообще изъять из его юрисдикции дело и передать его в королевский суд.
Практически наличие "рекурсо" позволяло рядовым церковникам избегать наказаний, мести, преследования со стороны начальства, ибо в таких случаях аудиенсия становилась на их сторону, процессы затягивались до бесконечности, иногда длились 25 лет.
Любой мирянин мог также обратиться к вице-королю с просьбой защитить его (реаль ампаро) от незаконных действий церковного трибунала. В таких случаях вице-король мог приостановить судебное разбирательство или приказать его прекратить.
Папский престол категорически возражал против применения к церковным судам "рекурсо де фуэрса". Несколько трудов испанских церковников, восхвалявших "рекурсо", угодили даже в Индекс запрещенных книг. Церковные иерархи в колониях тоже возражали против применения "рекурсо", ссылаясь на то, что каноническое право запрещает людям духовного сословия обращаться в светские суды. Были случаи, когда рассерженные применением "рекурсо" епископы отлучали от церкви членов аудиенсии, однако, как правило, вице-короли заставляли церковников отменять отлучения.
Во второй половине XVIII в. был издан королевский закон, запрещающий отлучать от церкви королевских судей за применение "рекурсо де фуэрса".
И все же было бы ошибкой сделать из вышесказанного вывод о том, что на протяжении колониального периода королевская власть только тем и занималась, что стремилась лишить церковь присвоенных ею же прав и привилегий. Испанская корона считала духовную власть своей опорой, равной светской власти. Король представлялся обладателем двух мечей – духовного и светского. Как папа римский, обладая духовной властью, стремился заполучить светскую, так и испанский король, представлявший светскую власть, стремился подчинить себе власть духовную. Но из этого вовсе не следовало, что король был врагом церкви, противником ее учения, пытался бороться с ее влиянием и т. п.: он стремился к тому, чтобы церковь подчинялась бы ему, исполняла бы его желания, служила бы его интересам. Такой церкви ничто не угрожало, во владениях Испании, королевская власть была готова оказывать и оказывала ей максимальное покровительство, а она в свою очередь поддерживала и защищала колониальные порядки. Как отмечает Дж. Ллойд Мэчем, "союз алтаря и трона был более тесным в Америке, чем в самой Испании" (Lloyd Mecham I. Church and State in Latin America. Chapel Hill, 1966 p. 12).
"Король был широко возмещен за обязанности и ответственность, которые он нес по отношению к церкви, – отмечает американский историк Б. Мозес, – так как католицизм был неразрывно связан с королевской властью, церковь не менее чем армия, была весьма действенным инструментом в завоевании Индий и установлении в них испанского господства. Свыше 300 лет она была одной из главных опор колониальной власти в Америке.
Клирики, признательные королю за большие и многочисленные благодеяния, служили ему без малейшего желания к сопротивлению. Они чувствовали себя более тесно связанными с ним, чем с самим папой римским, они были более регалистами, чем папистами. Учитывая их почти полное господство над умами невежественных прихожан, бесценное значение для короны контроля над духовенством может быть оценено по заслугам. Несомненно, это слепое повиновение и почти фанатичная преданность жителей колонии "католическим монархам" являлась главным образом результатом стараний духовенства. Это было самое ценное возмещение, которое получила корона за ее заботу и расходы по распространению веры в ее владениях" (Moses В. Op. cit., p. 36-37).
На протяжении всего колониального периода, за исключением правления Карла III, церковь в колониях пользовалась огромным влиянием, накапливала материальные ценности и мирские богатства. Как справедливо отмечает Н. М. Фаррисс, "церковные институты в Индиях были ограничены в независимости, но не в могуществе" (Ibid., p. 89). По существу находясь под патронатом короля, церковь процветала. Более того, это был единственный общественный институт в испанской монархии, который укреплялся и набирал силу, в то время как все остальные слабели, теряли свою былую мощь и влияние.
При Карле III упадок Испании стал настолько очевидным, что о нем открыто говорили и писали государственные деятели. Испания имела необъятные колониальные владения, откуда черпала огромные доходы, драгоценные металлы, ценные колониальные товары. И в то же самое время ее экономика находилась в состоянии полного развала, население жило в нищете, наука и искусство пришли в упадок, некогда могущественные армия и флот были уже не в состоянии защитить Испанию от нападений ее соперников, как это показало бесславное поражение страны в семилетней войне с Англией. Испания превратилась в колосса на глиняных ногах, – таково было всеобщее мнение как в самой Испании, так и за ее пределами.
В чем же заключались причины ее упадка, откуда следовало ожидать спасения? Сторонники просвещенного абсолютизма, правившие страной при Карле III, отвечали на эти вопросы, не мудрствуя лукаво, коротко и ясно: причиной отсталости страны являлась католическая церковь, ее влияние на духовную жизнь, на систему образования, накопление в ее "мертвых" руках материальных ценностей, препятствовавшее экономическому росту, расширению торговли, развитию промышленности. Советники короля граф Педро Родригес де Кампоманес, граф де Флоридабланка (Хосе Моньино), Мануэль де Рода выдвинули четкую программу церковной реформы, предусматривавшую национализацию церковной собственности, сокращение числа священников и монахов, а также монастырей, ликвидацию церковных "фуэрос", секуляризацию просвещения, запрещение инквизиции, роспуск иезуитского ордена, строгий контроль над благотворительной деятельностью церкви.
Сторонники просвещенного абсолютизма рассчитывали, что церковная реформа подорвет влияние наиболее реакционных кругов, позволит развить промышленность, торговлю, модернизировать армию и флот, улучшить систему образования. В то же самое время испанские просветители вовсе не намеревались "ликвидировать" религиозные институты. Как отмечалось тогда в одном из постановлений Совета по делам Индий, "цепи строго соблюдаемой религии самым крепким образом могут держать народы в повиновении в столь отдаленных землях, как американские колонии" (Morner М. La Reorganization imperial en HispanoAmerica. – "Ibero romanskt", 1969, N 1, p. 9).
Идеологи просвещенного абсолютизма намеревались предоставить колониям некоторую автономию. Они предлагали привлекать креолов на государственную службу в метрополии, назначать их на офицерские посты, на церковные должности, ибо, как говорилось в обращении к Карлу III Государственного совета Кастильи от 4 марта 1768 г., "каждый креол, занимающий должность в Испании, будет служить заложником для того, чтобы заморские земли оставались подчиненными мягкому управлению его величества" (The origins of the Latin American Revolutions, 1808-1826. New York, 1966, p. 257).