Каторжанка - Даниэль Брэйн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я упала на порог, подозревая, что Теодора уже пришла в себя и наблюдает за мной. Грязные сапоги, на которые упал мой взгляд, подсказали, что Теодора не так опасна.
— Аглая!..
Черт же тебя принес. Я, испуская болезненные стоны, растянулась на голом полу в надежде, что мой супруг додумается отнести меня на кровать.
Он и в самом деле поднял меня, положил на кровать, сел рядом. Я отвернулась, а когда муж коснулся плеча, опомнилась и закричала. Он наклонился ниже, взъерошил мне волосы, и без того похожие на воронье гнездо, провел пальцем по шее — снова мой крик, — потом тихо спросил:
— Так ты жива?
Господи, он еще и непробиваемо туп. Кто смеялся над голливудскими фильмами с их бесконечными «Are you all right»?
— Как видишь, — простонала я, — но лучше бы сдохла.
— Не говори так, — прошептал он с заметной нежностью. — Но, милая, как?
Его рука сползла мне на спину, и я с легким сердцем застонала. Я не могла повернуться и взглянуть ему в лицо, но очень хотелось посмотреть в глаза человеку, который одновременно пытается получить ответ на загадку и тело своей супруги. Пожалуй, узнать, как выглядит тот, кто готов воспользоваться еле живой любимой женщиной, мне хотелось намного больше. Любимой — если полковник Дитрих и сам верит в свои пылкие чувства.
— Ради Всевидящего, — прохныкала я, потому что я еле сдерживалась, чтобы не двинуть ему ногой, — убери руки! Мне больно! И…
Я осеклась. Стонов Теодоры я за своим актерством не слышала. Она спит, потеряла сознание или ушла?
— Где Теодора? И где Селиванова? Это она пыталась убить меня. Там, на барже.
— Аглая, здесь никого нет, — снова жарко зашептал мне на ухо муж. — Пока никого нет, милая, — но потом отстранился. Я перевела дух и поверила ему на слово, и, возможно, я зря отказалась от его ласк, потому что мне нужно узнать две вещи: почему я не сгорела в огне и что за причина у Селивановой — была или осталась — убить меня во что бы то ни стало.
— Я не знаю, почему я не умерла, — сказала я. Это было, наверное, самое искреннее, что я произнесла с первой секунды в этом мире. Пару лет новой жизни я легко отдала бы за понимание почему. — Все видели, как я горела. Но нет.
«А почему ты не умер?» — вот что следовало спросить. Судьба? Стихия не самая справедливая вещь на свете.
Мой муж взял меня за руку и задрал рукав. Я, как водится, завопила, потому что движение вышло резким, и без израненной спины было больно, и я понимала, что он ищет — браслет на моей руке, браслета нет. Это связано с тем, что я выжила, или не имеет никакого значения?
— Неужели ты… — пробормотал полковник, но мысль свою не закончил, я сделала это за него: «Утратила свой проклятый дар». Да, утратила, все, что я могу, это взаимодействовать с токеном, и, скорее всего, потому, что его создала либо я сама, либо моя бабка. Магия крови, если она тут есть, но других объяснений у меня не нашлось.
Полковник опять склонился надо мной, я почувствовала, что его рука проникает под матрас из шерсти. Если его и мучило воздержание, то он не предпринимал больше попыток склонить меня к близости.
— Если Марго снова захочет убить тебя, — еле слышно проговорил он, и я как минимум узнала, что Селиванова жива, — ударь. Никто не знал, что она поедет сюда, никто. Ей здесь каждый второй желает смерти.
Он поднялся, пошел к двери, и шаги его были странными: раз, два, три. Раз, два, три, и я, не имея возможности повернуться, догадалась, что он идет, опираясь на трость, вероятно, ту самую, с золотым набалдашником, трость, которая стоила жизни ее владельцу.
У меня не получится сблизиться с мужем никак, неизвестно, что к нему испытывала Аглая, но я другой человек, мне не хочется подпускать его близко. Признаю, где-то неправильно, но он относится к жене как к вещи, потребительски, не щадя ее, пытаясь всегда получить свое, настоять на своем, чего только стоила его копеечная попытка манипуляции в городской тюрьме. Я могла ошибаться, впрочем, и поэтому, повернувшись, сунула руку под вонючий матрас.
Все же нож. Так почему этой Марго каждый второй желает смерти, а меня мечтает прикончить она сама?
Больше, чем Марго Селиванова, меня занимала только я. Я же утратила дар, и Святой Огонь не причинил мне никакого вреда, так что случилось в тот день, когда я так удачно едва не овдовела и не менее удачно пережила и ледяную воду, и порку? Я напугала стражника. Я управляла огнем. Как у меня это получилось, как? Или не я это сделала, но кто тогда?
У меня был небольшой запас времени, пока никто не явился сюда, и я села, вытянула руку к свече, вздохнула, сосредоточилась.
— Огонь!
Глава тринадцатая
Ничего не произошло. Я попробовала снова — с тем же разочаровывающим результатом, и снова, и ничего. Мне нужно сильнее злиться, выкрутить эмоции на максимум? Пока я на это не способна, посмотрим, что будет дальше, как я могу судить, жизнь меня еще не раз заставит защищаться.
Я успела лечь обессиленной тряпичной куклой, заслышав шаги: шаркающие и семенящие, и незнакомый мне женский голос. Тут есть женщины помимо нас, они сумасшедшие или каторжные? Ссылают ли женщин за какие-то преступления?
— …Лежит, — донеслось до меня. — А третья где, ну та, клятая?
— Может, сдохла уже! — О, моя дорогая Марго, как я рада, подумала я и переложила нож таким образом, чтобы вытащить его я могла в доли секунды. В отличие от моего мужа, я сомневалась, что Марго попытается убрать меня вот так, нападением, у нее была отличная возможность придушить меня хоть этой шкурой, но почему-то она не сделала этого.
Почему и так ли это важно?
Женщины появились на пороге, и я с удовольствием послушала бы что еще, кроме брани Марго в свой адрес, что-то, что помогло бы мне получить информацию, а не только поток дерьма. Третья женщина, по голосу намного старше нас, велела Теодоре лечь, а
