Когда человека не было - Димитр Ангелов

Смелый хрипло недовольно заскулил, потом вдруг скорчился и прижался лицом к Бурой. Наступал рассвет, холод усилился, по земле промчался морозный северный ветер. Бурая тоже заскулила от холода и начала прикрывать себе тело нарванной травой. Собранные около нее ветки не давали ей защиты от ветра; и она, руководимая верным материнским инстинктом, подползла к куче камней и легла с ее подветренной стороны. Туда же переполз и Смелый, а вслед за ним там собрались и остальные чунги.

В этих поисках защиты от ветра чунги руководствовались не только инстинктом, но и разумом. Все это не было для них новостью, — опыт давно уже подсказал им, что камни могут быть защитой от холодного северного ветра. Поэтому все те, которые оставались без места, стали собирать камни кучками и ложиться с их подветренной стороны. Это были первые из тысяч живых и умерших чунгов, которые сознательно стали делать себе загородки для защиты от холодного ветра.

Вскоре начало рассветать. Один за другим чунги встали. Смелый тоже встал, но Бурая посмотрела на него тревожно-умоляюще, и он остался около нее. И многие другие чунги присели вокруг нее и сочувственно-радостно урчали.

Маленький чунг родился как раз в ту минуту, когда белое светило появилось и брызнуло по всей земле своими первыми лучами. Бурая взяла его в руки, долго-долго облизывала, потом приложила к груди, и он сразу же вцепился ей в шерсть и начал жадно сосать молоко, а она нежно-счастливо скулила. Она не знала, чем еще выразить свою материнскую любовь к этому крохотному чунгу, и только тихо, нежно скулила над ним, как делают все другие помы со своими детенышами. Она обнимала и ласкала его, облизывала ему крохотные ушки, и красную шейку, и низенький лобик. Она скулила и дотрагивалась губами до шерстки у него на головке, а в ее маленьких глазах светились ласка и нежность. А крошечный чунг, маленький, тепленький и совсем беспомощный, лежал у нее на груди; и она ощущала теплоту его тельца как самую чудесную ласку, и с радостью слушала его жадное сосание. Со всеми этими ощущениями и чувствами она была совсем-совсем счастлива; и в этот момент для нее не существовали ни Смелый, ни другие чунги, ни мо-ка, ни ла-и, ни холод. Она знала, что ее крошечный чунг еще долго будет лежать у нее на груди, а она будет ласкать и кормить его, — и от этого ощущала все большее счастье и радость.

Остальные чунги тоже очень обрадовались новому детенышу и от радости принялись подскакивать и выкрикивать:

— Ха-кха! Ха-кха! Ха-кха!

Они подпрыгивали и вскрикивали, и эта ритмика так увлекла их, что они забыли о детеныше и продолжали играть ради самой игры. Детеныши тоже разыгрались, и вот уже вся стая, покоренная ритмом игры, прыгала и вскрикивала.

— Ха-кха! Ха-кха! Ха-кха! — кричали и прыгали все вместе вокруг Бурой, а вместе с ними играли и длинные тени, отброшенные от них лучами белого светила.

Наигравшись, чунги стали разглядывать нового детеныша и увидели, что это — крохотная пома. Шерстка у нее была такая же рыжевато-бурая, как у Бурой помы, но тельце почти голое, красная шейка тоже голая, да и на ногах было очень мало шерсти. До сих пор еще не было ни одного детеныша с таким голым тельцем, и это понравилось всем чунгам.

Смелый покинул Бурую и начал искать в кустах. Вскоре он нашел та-ма. Защищенная от хищников двумя толстыми костяными пластинками сверху и снизу, та-ма высунула голову, похожую на голову тси-тси и щипала траву. Смелый схватил ее, и та-ма сразу спрятала голову и лапы между костяными пластинками. Но, когда Смелый хотел оторвать пластинки от ее тела пальцами, тама высунула голову и зашипела. Тогда Смелый свернул ей голову; не сумев разломать костяные пластинки пальцами, он разбил их большим камнем, вынул ее мягкое тело и направился к Бурой. Та-ма, хотя уже безголовая, царапала ему руки когтями.

Некоторые чунги, увидев в руке у Смелого та-ма, заскулили и подбежали к нему. Но Смелый поднял та-ма высоко над головой и предостерегающе закричал: — Муа-кха! Муа-кха!

Это означало, что он несет та-ма Бурой, так как у нее родился детеныш и она не может идти сама на поиски пищи, и никто, кроме нее, не имеет право на эту та-ма.

Глава 3

ЧЕРЕЗ ВЫСОКИЕ ПЛОСКОГОРЬЯ И ГЛУБОКИЕ ПРОПАСТИ

Еще много раз становилось темно и много раз снова становилось светло, а чунги все двигались на юг, и конца этой широкой долины, где росли только невысокие кусты и обгорелые деревья, все еще не было видно. В пути они питались кореньями и луковицами или поедали какое-нибудь животное, которое им удавалось поймать и убить.

Сначала стая двигалась медленно, часто останавливаясь, так как ни Бурая, ни другие помы с новорожденными детенышами не могли спешить. Стая никогда не останавливалась ради отставшего старого чунга, так как этот чунг выпадал из сознания остальных, и уже никто его не помнил, никто не ощущал его отсутствия. Так случилось со Старой помой и с Большим чунгом, так случилось и с другим старым чунгом, которого загрыз свирепый виг. Но если у какой-нибудь помы рождался детеныш, то каждый чунг должен был поджидать ее, каждый чунг должен был защищать каждого детеныша.

Чунги часто окружали Бурую и разглядывали безволосое тельце маленькой помы, пока не привыкли к ней. Присев на корточки, свесив руки меж колен, они рассматривали ее голое тельце и удивлялись тому, что она могла быть их детенышем.

За это время от стаи отстали еще два старых чунга, одну молодую пому съел мо-ка, а еще трое детенышей умерли сами, после того как долго кашляли. Но к стае присоединились взрослый чунг с помой и детенышем, а потом еще у двух пом родилось по детенышу. Чунги снова удивились, увидев, что среди этих новорожденных тоже была маленькая пома с безволосым тельцем.

Медленно продвигаясь, они продолжали выкапывать коренья и луковицы, так как им лишь изредка удавалось убить и съесть какое-нибудь животное, а почва была очень твердая, и выкапывание стоило им больших трудов и усилий. Кроме того, острые камни, встречавшиеся в этой долине, легко трескались и иногда ранили им пальцы, так что приходилось постоянно напрягать внимание. Да, теперь недостаточно было просто поискать, чтобы найти пищу, а приходилось добывать ее. Нужно было подбирать острые камни, и то не всякие, а такие, которые было удобно держать; нужно было следить, чтобы не порезать себе пальцев и знать, как держать камень, чтобы копать было удобнее. Потом нужно было тщательно обчищать каждую луковицу, так как налипшая на нее земля неприятно хрустела на зубах, заставляя чунгов все время морщиться и плеваться. А потом нужно было заботиться и о тех детенышах, которые не могли сами искать луковицы и устраивать себе логовище из травы и сучьев, потому что не всегда на пути им попадалась пещера, а ночью бывало очень холодно. Нужно было также собирать и складывать в кучу камни, и все это было для чунгов настоящим мучением. Они и сознавали, что это настоящее мучение, но не умели, да и не могли роптать, понимая, что без всего этого труда они не могли бы выжить. И это непрестанное копание в земле, это непрестанное ощупывание и поиски придавали пальцам их рук все большую опытность, а пальцы на ступнях оставались в забросе и постепенно теряли гибкость. От постоянного ношения камней и палок и рытья земли в поисках луковиц большие пальцы у них на руках стали такими сильными и подвижными, что чунги свободно противопоставляли их другим пальцам, а детеныши у них стали рождаться с уже ловкими пальцами.

Итак, чунги еще долго шли через широкую долину, а потом она окончилась, и они поднялись на высокое плоскогорье. Деревья тут были еще выше и прямее, а трав со сладкими луковицами было совсем мало, и чунги ели только животных. Для охоты стая разделялась надвое; и одна половина уходила далеко-далеко и криками пугала животных, загоняя их к другой половине. Таким образом чунги ловили то теп-тепа, то дже, то и-вода, а однажды убили даже грузного мута и съели его.

На высоте было гораздо холоднее, чем в долине, а один раз небо потемнело и упало так низко, что отрезало верхушки деревьев. Некоторые животные вдруг тревожно завыли и забегали. Вдалеке на севере послышался сильный шум, громкое завывание и свист; и чунги подумали, что это грохот шагов того всевластного существа, которое неотступно гонит их с севера на юг, — странного грау величиною с гору. Испугавшись, что этот грау нагонит и убьет их, чунги заскулили и тоже побежали. Но страшный зверь, видимо, заметил их, так как заревел вдруг так сильно и напал так страшно, что деревья, согнувшись, жалобно-жалобно застонали. Хрупкие вершины утесов начали трескаться и падать. Небо тоже задрожало и заревело, лохматые тучи яростно понеслись над землей; и уже не было видно ни скал, ни деревьев.

Все плоскогорье содрогалось от страшного грохота. Ужасный зверь начал яростно ломать деревья и скалы с такой силой, что даже мо-ка и хо-хо испуганно заревели. Потом налетели со всех сторон сразу сильнейшие вихри и не стало видно ничего, кроме разъяренных облаков белого песка, налетевших неизвестно откуда, и не стало ничего, кроме ужасающего рева и грохота.