Гарнизон - Игорь Николаев

— Теперь вот и неба не будет, — протянул тихонько Кауфман, чей замёрзший нос розовел под светом газовой колбы. Совсем как штамп на ежегодном обязательном поздравлении губернатора с днем рождения. Акерман сердито дернул товарища за мешковатый рукав, одними глазами указывая на широкий затылок командира.

— Ага, чего‑то быстро вечереет, — добродушно согласился ветеран — сержант, делая вид, что не заметил одергивания в обзорном зеркальце. — Ну да ладно, до темноты успеем обернуться. На крайний случай заночуем в машине, бак почти полный — не замерзнем.

— Господин ветеран — сержант, — Кауфман осмелел и решил скоротать путешествие в беседе, раз уж начальство пребывает в благостном состоянии духа. — Дозвольте обратиться с вопросом?

— Не "дозвольте обратиться", а "разрешите спросить", — назидательно поправил Махад. — Еще раз устав нарушишь, отправлю небо смотреть. Ночное. Оно тоже красивое.

Тимофей испуганно умолк, Акерман посмотрел на него с триумфом.

— Спрашивай, салага неученая, — милостиво разрешил ветеран — сержант, сверяясь с компасом и счетчиком намотанного километража. — Ходу еще минут на десять, так что давай, излагай.

— А зачем мы им платим дань?.. — робко спросил Тимофей. — Ну этим, зеленорожим… Много ведь добра всякого… — он невольно оглянулся назад, где в крошечном окошке заднего обзора угадывались контейнеры. — Там и концентраты, и батареи, разве что оружия нет.

— Это, мой юный, плохо знающий устав друг, называется "установившиеся и освященные временем традиции делового общения" — на одном дыхании сообщил сержант. — Ты в курсе, куда труба ведет?

Тим мотнул головой, вместо него ответил Акерман:

— Он, ну то есть магистраль, раньше вела к дальним разработкам прометия, которые потом закрыли. Так, кажется?

— Не угадал, — солидно отозвался Махад. — Там действительно нашли прометий, чуть ли не больше, чем под "Бочкой", но геологи ошиблись с оценкой, линза оказалась, как у них называется, "плоской" и мелкой, горючку оттуда выбрали всего за тридцать лет. Все свернули, а что не смогли вывезти, то зеленорожие попилили на металл, у них с этим быстро. Теперь там только пустые катакомбы, а от магистрали кинули ответвление на пятый комбинат, его тогда только заложили. Так что теперь качают ту же горючку, только в обратном направлении, хе — хе.

Махад вытянул шею, всматриваясь в идущую по левую руку черную трубу. Точнее целый 'пучок' труб, собранных в единый пакет на частных решетчатых опорах. Сержант немного сбавил ход.

— И орки то… — тихонько напомнил Кауфман.

— А, да, зеленорожие… У нас тут традиции установились. Когда им совсем жрать нечего становится, раза так два — три в год, то прибегают из тундры, садятся на трубу и по радио требуют выкуп. А то, дескать, все взорвут и вообще возьмут Танбранд штурмом. Тогда приезжает грузовик с откупом, а чуть погодя прилетает пара коптеров с разными разностями на подвеске. Кто успеет сбежать в пустошь с добычей, тот молодец и удалец. А кто не успеет, того свои же потом и съедят. С корочкой, хрустящего. Такая вот полная гармония. Дешевле обходится, чем патрули вдоль труб гонять.

Сержант хохотнул и закончил:

— Только вот похоже на сей раз зеленые все‑таки убегут без потерь, погода больно быстро ломается. Чтоб этим погодознатцам ноги в рот по колено… обещали же на три дня подряд солнце и прочие хорошести…

— А если они как‑то сговорятся? — усомнился Акерман в правильности сложившейся традиции. — Ну, в смысле, зеленые. И будут набегать большими толпами, да почаще.

— Не сговорятся, — уверенно отрубил Махад. — Добро то мы подгоняем только одной банде. Все равно какой, но одной. Вот они месяцами на пустоши и рубятся меж собой, кто самый сильный и достойный. А потом набегают… Ну, все, разговоры отставить, прибыли.

Сержант остановил машину, но двигатель глушить не стал. Мигнул пару раз прожектором на крыше.

— А там что? — Кауфман указал на что‑то большое и темное, возвышавшееся метрах в пятидесяти дальше.

— Насосная подстанция, автоматическая. Бывшая. Пустая бетонная коробка в общем. Зеленым бетон без надобности, они только землю жрать могут, и то не всю.

— Почему бы не возить… дань… по техническому тоннелю, я знаю, он идет под всем трубопроводом? — не унимался Тим.

— Да он обвалился давно в уйме мест, — покровительственно усмехнулся сержант. — Строители тогда еще в местных делах плохо разбирались, не учли что‑то с перепадом сезонных температур и влажности. Опоры стоят надежно, а все, что ниже уровня земли — с тем беда. Разве что сквиг пролезет. Или крыса, эти везде просочатся.

Словно опомнившись, Махад вновь обернулся, скорчил сердитую физиономию и грозно рыкнул:

— Ну, теперь всем молчать! Ждем. Щас минут двадцать будет игра в "хитрый невидимый орк окружает законную добычу". Потом они с воплями набросятся на поклажу и всю растащат, вроде как честно награбили. Так что когда начнут выскакивать из сугробов и корчить рожи — главное не показывать страх. То есть совсем не показывать — не получится, но убегать с криками и воплями не стоит.

— Что… иначе?..

Кто из рядовых задал вопрос Махад не понял, очень уж тихо было сказано. Но ответил, уже без смеха.

— Тогда уж точно поубивают.

Минуты шли одна за другой. Махад мрачнел и жевал плитку табака, двигая мощной челюстью, как ковшом экскаватора. Акерман нервно тискал разряженный лазган — оружие рядовые обязаны были взять в дорогу согласно уставу, но батареи из винтовок вытащил ветеран — сержант, буркнув "все равно промажете, так хоть в меня не попадете". Кауфман отогревал нос. Двигатель тихо урчал, за бортами грузовика быстро темнело.

— Ублюдки, — прорычал Махад к исходу часа ожидания. — Чтоб их всех в преиспо…

Он умолк на полуслове. Неразборчиво выругался и в третий раз обернулся к рядовым. Внимательно всмотрелся в одинаковые молодые лица — бритые, бледноватые от напряжения и затаенного страха.

— Сидеть тихо, за оружие не хвататься, если что — оно вам не поможет, — сказал он наконец, тяжело и очень серьезно. — Начнут ломать двери, с гордым видом кричите, что Империум за вас страшно отомстит.

— Вы куда? — совсем жалобно пискнул Тим.

— Я — смотреть и ругаться за нарушение традиций, — исчерпывающе ответил Махад. — Взяли моду, скотины зубастые, обычаи нарушать…

Щелкнул дверной запор, и ветеран — сержант полез наружу. Буйные стайки снежинок ворвались в тесную кабину грузовика, затанцевали в воздухе, тая, истекая каплями воды. Ветер гулко взвыл за тонким металлом, будто радуясь, что в машине стало одним человеком меньше.

Сержант подтянул маску, не столько для облегчения дыхания, сколько для защиты от ветра и снега. Видимость падала, Махад прикинул, что светлого времени остается от силы на час — полтора и наконец‑то отвел душу не опасаясь, что его могут подслушать.

— Твари зеленые, облезлые, чтоб вас черти в ад утащили и на вилах поджарили!

Сержант поудобнее перехватил оружие, висящее на широком ремне и двинулся вдоль трубопровода, пробираясь по снегу, которого намело уже почти по колено. По пути он через слово поминал метеорологов, орков, природные условия и прочие сущности. Пройдя таким образом метров двадцать, оказавшись на полдороге между грузовиком и брошенной станцией, Махад стащил маску, буркнул "не заблудиться бы" и проорал во весь голос:

— Эй, там, паразиты зеленорожие!!! Жратва приехала!

Подумав немного сержант на всякий случай добавил:

— Только пожалуйста, смилостив… милость… тесь

Запутавшись в сложном слове он решительно закончил:

— Короче, нас как обычно отпустите, а то больше ничего не привезем!

После чего привычно зажмурился, ожидая, что сейчас из‑за спины выскочит огромная болотно — зеленая фигура в рванье или вообще без оного, изображая внезапное и устрашающее нападение. Однако ничего не произошло, только ветер выл голодным сквигом, закручивая белые смерчи колючего снега.

— Господь наш милосердный, да когда ж это кончится, — пробормотал сержант, приоткрывая один глаз. — Когда же меня наконец переведут в Город… Как они мне надоели. Никакое небо такого не стоит…

Оглашая окрестности нечленораздельными воплями, для привлечения внимания, Махад сделал еще пару шагов и больно ушиб ногу о что‑то твердое, скрывшееся под снегом.

— Зараза! — гаркнул сержант и от души пнул это что‑то непострадавшей ногой. Пнул и замер, когда очередной порыв ветра смахнул снежный покров с преграды.

Орк лежал здесь уже несколько часов, достаточно, чтобы промерзнуть по крайней мере снаружи, до каменной твердости. Большие красноватые глаза мертво уставились в небо, нижняя челюсть была выбита из суставов и свернута вбок, едва ли не до плеча. Сержант представил, какой силы должен был оказаться удар и поежился. Потом еще раз поежился, уже от мысли, как это нехорошо — оказаться при схватке двух банд. Обычно орки более — менее соблюдали упомянутые "традиции", но если случалась хорошая драка, из зеленых голов вылетали абсолютно все мысли и соображения выгоды.