Интриганы - Борис Хмельницкий

– Если что срочное, звоните, не стесняйтесь, – сказал он, прощаясь, и протянул ей листок, на котором черкнул свой рабочий телефон. – С девяти до шести я на службе.

Нюра вернулась на работу с триумфом и, рассказав девочкам, зачем вызывали, заполучила для своей партии сразу весь спаянный коллектив магазина.

10

На очередном заседании руководства СДРП(б) с подачи Калигулы было решено включить в оппозиционный блок объединение нищих. Предложение внесла Долорес:

– У нас есть свой профсоюз и лозунг: «Лучше умереть стоя, чем жить на коленях!» – заявила она.

– Содрали у Французова, – сказал Калигула.

– Он-то встал, а вот мы до сих пор на карачках ползаем! – огрызнулась Долорес. – И я еще цензурно выразилась. В манеже вам это же другими словами скажут!

Профсоюз нищих размещался в манеже.

Самсон, Калигула и Долорес отправились на переговоры с руководством.

По дороге Долорес поведала спутникам историю манежа.

– Меня с ними тогда еще не было, но долгожители рассказывали. Долгожители врать не будут. Только не перебивайте, а то я могу сбиться.

Манеж был построен знаменитым итальянским архитектором, и первые триста лет использовался по назначению: в нем занимались выездкой гвардейские офицеры. После падения царской тирании манеж, естественно, взял в свои руки пролетариат. Что делать с таким просторным залом, пролетариат не знал, и потому экспериментировал, размещая в нем поочередно оружейный арсенал, научный институт прикладной механики, крытый овощной рынок и, наконец, музей детской игрушки. Затем диктатуру пролетариата сменила всеобщая капитализация, и музей игрушек оказался нерентабельным. Перед мэром встала неразрешимая проблема. С одной стороны, манеж снести нельзя – архитектурная достопримечательность, а с другой – экономической выгоды от него ноль. Сначала мэр (интеллигентный человек, умница, профессор и пр.) решил подарить манеж популярной певице на ее очередную свадьбу. Но умудренная годами женщина от такого сомнительного подарка отказалась, предпочитая сумму наличными, адекватную стоимости манежа.

«Черт! – расстроился мэр. – У меня тут канализацию прорывает, дерьмо из люков на улицы прет. Вон все тротуары в дерьме и колдобинах, прохожие падают, пачкаются… Столица губернии, мать ее!.. А тут еще ломай голову над тем, кому манеж втюхать, чтоб остался в сохранности!»

Но не зря все-таки мэр был профессором. Поразмыслив, он решил передать манеж нищим, рассудив, что этим поступком убивает сразу двух зайцев: получает поддержку беднейших слоев населения на следующих выборах и одобрение самого Президента, который постоянно твердит о необходимости больше заботиться о народе.

Получив манеж во владение, профсоюз нищих провел в нем свой первый съезд. На съезде, как ни странно, тоже возник вопрос о рациональном использовании здания.

– Как и во всяком другом историческом месте, здесь могут быть скрыты бесценные находки, – крепко прижимая к груди авоську с пустыми бутылками, сказал бывший кандидат наук, а ныне простой безработный Оськин. – Думаю, надо произвести изыскания.

Слово «бесценные» произвело впечатление, и присутствующие тут же принялись за раскопки.

Раскопали весь манеж, и под культурным слоем обнаружили несколько кованых сундуков со странной одеждой – короткие штаны из козьего меха, вывернутого наружу, такие же куртки и серебряные наконечники для стрел.

– Одежда воинов Аттилы, – объяснил археолог Оськин. – Такие же костюмы были найдены при раскопках курганов в дунайских степях. Видимо, здесь был расположен их бивуак во время великого переселения народов.

– Судя по малым размерам одежды, это одежда амазонок. И проживали они в Причерноморье, откуда и началась исконная наша история, – возразил ему кандидат исторических наук Хитрук.

– История с лесбиянок, что ли? – уточнил кто-то из зала. Вопрос вызвал бурю возмущения, нашлись и защитники лесбийской любви, и случилась всеобщая потасовка.

После потасовки все в конце концов решили, что амазонки лесбиянками не были, а просто служили отрадой воинству Аттилы и рожали от мужиков, как все бабы. И мы их потомки, поэтому сакральная история губернии действительно началась отсюда. Некоторые члены профсоюза тут же начали составлять свои родословные древа. Родоначальницей всех стволов почему-то оказалась поэтесса Сафо.

Руководство профсоюза, дабы избежать рукоприкладства в процессе дальнейших дискуссий, предложило штаны и куртки раздать всем членам поровну, а серебро припрятать на черный день. Это предложение поставили на голосование, и оно получило почти единогласную поддержку. Возражали трое – ученые и бывший плановик Овчинников, знания которого, равно как и знания историка и археолога, оказались бесполезными в условиях рыночной экономики.

– Костюмы представляет собой этнографическую ценность! – в один голос заявили оба ученых.

– А серебро – ценность материальную! – выкрикнул с места плановик. – Можно открыть антикварный магазин, сейчас антиквариат в цене, его банкиры на черный день скупают.

– Как только откроем такой магазин, нас посадят за сокрытие клада от государства и налоговых органов. Еще и манеж назад отберут, – остудил плановика председатель профсоюза, отец Арсений (в миру Панкрат). – Раздадим одежу людям, а серебро припрячу на черный день. Все.

Авторитет председателя был настолько велик, что никто не осмелился с ним спорить.

Впервые отец Арсений появился в манеже три года назад в монашеском одеянии и с лотком на плече, на котором лежали пачки сигарет и церковные свечи. Осмотревшись, он влез на пустую бочку и громко сообщил, что церковь – их родная сестра, ибо тоже живет подаянием прихожан, и что эти сигареты и свечи им посланы сестрой в подарок. Нищие тут же ломанулись к лотку, но оказалось, что это еще не все: отец Арсений, не сходя с бочки, потребовал от братьев подарок для сестры.

– Но у нас ничего нет! – Нищие почувствовали себя обманутыми.

– А церкви много и не надо, всего какую-то несчастную десятину от общих сборов.

– Десятину?! – взвыли нищие. – Это грабеж!..

– Можно не сейчас, можно в конце каждого месяца. И не скупитесь. Вы еще будете благодарить господа нашего, за то, что он направил мои стопы в ваше жилище, – сказал отец Арсений. – Я же вам бесплатно грехи отпускать буду.

– Нищему прожить жизнь безгрешным практически невозможно, хоть что хоть булку в булочной, но не сдержишься, уворуешь, – продолжала рассказ Долорес. – Да и молодых людей среди нас много, монахом не проживешь, природа требует, сами знаете…

Самсон и Калигула знали.

– Вот нищие и приняли предложение отца Арсения. А позже, когда узнали, что он умеет вести бизнес, сделали его своим бессменным председателем.

– Батюшка бизнесмен? – удивился Калигула.

– Еще какой! – восторженно ответила Долорес. – Он устроил для нас контракт на продажу свечей. А от них прибыль в полторы тысячи процентов с каждой! Половину через отца Арсения в приход отдаем, половина нам остается. Я вас сейчас с ним познакомлю.

– А с одеждой что? – спросил Самсон.

– Раздали. Теперь ее передают по наследству, и граждане, завидев человека в штанах и куртке из козьих шкур, открывают кошельки. Мы благодарны, дарители гордятся своей щедростью, и все довольны. – Долорес внезапно расхохоталась.

– Что? – в один голос воскликнули Самсон и Калигула.

– Сейчас. – Долорес отсмеялась. – С этой одеждой однажды политический казус вышел. Случайный прохожий подал монетку дипломату небольшого азиатского государства, когда он возвращался домой в национальном костюме с концерта народной песни. Ну не заметил добрый человек, что одежда на дипломате новая, а не истрепанная, как наша. От милостыни тот не отказался, но возмутился, что дали мало. Сильно возмутился, чуть было до международного скандала не дошло.

Весь остальной путь до манежа Калигула и Самсон смеялись.

Внутри манежа горели костры. Над кострами на составленных пирамидой пиках покачивались казаны. Вокруг костров сидели нищие, скрестив ноги, и с наслаждением вдыхали вьющийся над казанами пар.

– Суп варят, обед скоро. А вон и отец Арсений, – Долорес указала на полного краснолицего мужчину лет пятидесяти, сидящего в полном церковном облачении на большом кованом сундуке в углу манежа. На груди рядом с крестом висели бронзовый ключ и боцманский свисток.

– Ключ от сундука, где церковная десятина хранится, – объяснила Долорес. – Он с ним никогда не расстается.

– А свисток?

– Сейчас поймете.

– Благословлю паству на трапезу, потом побеседуем, – сказал батюшка, перекрестив представленных ему гостей, и дунул в свисток.