Если бы смерть спала - Рекс Стаут

Уже на улице я поинтересовался у него:

— Во сколько меня оценили на этот раз?

— Никакого залога. Арчи. Никаких гарантий. Я сумел внушить Мандельбауму, что для этого не существует оснований, и пообещал, что ты явишься по их первому требованию.

Я был слегка разочарован, поскольку, когда тебя отпускают под залог, ты начинаешь чувствовать собственную ценность. Однако я не стал упрекать Паркера — ведь он старался, как лучше. Мы сели с ним в одно такси, но он, сославшись на деловое свидание, не вылез на Западной Тридцать пятой авеню. Я поблагодарил его и за то, что он меня выручил, и за то, что подвез. Когда я шел к нашему крыльцу, часы на моей руке показывали шесть двадцать три вечера.

Вулф, сидевший за своим столом над книгой, поднял глаза от страницы, буркнул какое-то приветствие и снова уткнулся носом в книгу. Я сел в свое кресло и спросил

— Что-нибудь произошло?

Он буркнул «нет». Даже не отрываясь от страницы.

— Паркер просил передать вам привет. Меня выпустили без залога. Это он уговорил Мандельбаума.

Вулф хрюкнул.

— Далее, они пришли к выводу, что личные дела Джарелла больше не являются его личными делами. Так что ждите с минуты на минуту гостей. Подробный отчет требуется?

Он сказал «нет», так и не подняв от книги глаз.

— Будут инструкции?

Он поднял, наконец, глаза, сказал: «Я читаю, Арчи», — и снова уткнулся в книгу.

Меня так и подмывало швырнуть в него пишущей машинкой, но она, к сожалению, не была моей личной собственностью. Я поднялся к себе принял душ, надел чистую рубашку и костюм полегче и начал пришивать к пижаме пуговицы, когда Фриц объявил, что обед подан.

Именно за столом я уловил, что дело проясняется. Вулф был самодоволен, что было признаком того, что он либо почуял кровь, либо ожидал вот-вот ее почуять. Он всегда получает удовольствие от еды как вопреки обстоятельствам, так и в согласии с ними, но я, разделивший с ним по меньшей мере десять тысяч трапез, в состоянии уловить малейшие оттенки. То, как он намазывает паштетом крекер, как берет нож, чтобы разрезать заливное мясо, как орудует вилкой, уплетая салат, или облюбовывает для себя кусочек сыра, — все это явно говорило о том, что он схватил кого-то или что-то за хвост или же что этот хвост уже виднеется.

Когда мы прошли в кабинет и Фриц принес кофе, мне показалось, что он поделится своим удовольствием со мной, но ничего подобного. Отхлебнув три глотка кофе, он взял свою книгу. Это было уж слишком. Я стал раздумывать, с какого бы бока к нему зайти, но тут раздался звонок в дверь, и я направился в прихожую. На крыльце стоял незнакомец средних лет в светло-коричневом костюме и без шляпы.

— Это дом Ниро Вулфа? — спросил он.

— Вы угадали.

— А вы Арчи Гудвин?

— Опять угадали.

— О'кей. Он вручил мне маленькую коробочку. — Это для Ниро Вулфа.

Она была размером не больше обычного спичечного коробка, завернута в оберточную бумагу и заклеена скотчем. И если на ней и было что-то написано, то только невидимыми чернилами.

Я запер дверь, вернулся в кабинет и доложил Вулфу.

— Мужчина, вручивший мне вот это, велел передать сие вам, хотя мне и неизвестно, откуда он эту посылку взял. Фамилии на ней не указано. Внутри не тикает. Открыть под водой?

— Как хочешь. Мне кажется, она слишком мала для того, чтобы быть опасной.

Оптимистично звучит, особенно если вспомнить размер капсулы, которая однажды взорвалась в этом самом кабинете внутри металлической кофеварки, крышка от которой просвистела в дюйме от головы Вулфа и ударилась в стенку. Однако если ему все нипочем, мне тем более. Я перерезал скотч своим ножиком, развернул бумагу, и у меня в руке оказалась коробочка из картона. Положив ее на стол приблизительно между нами (что было только справедливо), я осторожно приоткрыл крышку. Вата. Я поднял вату, под ней оказалась еще вата, внутри которой что-то было. Я наклонился, чтобы рассмотреть повнимательней, выпрямился и заявил:

— Пуля тридцать восьмого калибра. Скажите, как интересно!

— Чрезвычайно. — Он потянулся к коробке и осмотрел содержимое. — Очень интересно. Ты уверен, что она тридцать восьмого калибра?

— Да, сэр. Ничего себе совпаденьице.

— Вот именно. Тут можно все что угодно предположить. Ну, скажем, это мог прислать какой-то шутник.

— Можно. Значит, выкинем ее в мусорную корзину?

— Пока не стоит. А что, если… Арчи, я знаю, у тебя был трудный день, и не хотелось бы тебя обременять поручениями, но что, если бы ты отнес ее мистеру Кремеру, рассказав ему, как она у нас очутилась, и предложил ему сравнить ее с пулями, которыми были убиты мистер Ибер и мистер Брайэм.

— Угу. Со временем, скажем, через неделю или около того, я бы и сам до этого додумался. Мои мозги работают медленней, чем ваши, — я положил на место верхний слой ваты и закрыл крышку. — Надо бы еще и завернуть ее в ту самую бумагу. Если пули окажутся одинаковыми, а это не исключено, ему потребуется и обертка. И я в придачу. Если я принесу ему пулю тридцать восьмого калибра, снабдив подарок рассказом о том, как она у нас очутилась, мне придется от него отстреливаться, чтобы попасть сегодня вечером домой.

— Дьявольство, — Вулф нахмурился. — Ты абсолютно прав. Так не пойдет, — он на секунду задумался. — Твой блокнот. Письмо мистеру Кремеру.

Я сел за свой стол, приготовил блокнот и ручку.

— Дорогой мистер Кремер, — диктовал Вулф. — Прилагаю к сему посылку, которую оставили возле моей двери всего несколько минут назад. На ней не было указано ни адреса, ни фамилии, однако человек, доставивший ее, сказал мистеру Гудвину, что это для меня, и удалился. В ней находится пуля, которая, если верить мистеру Гудвину, тоже тридцать восьмого калибра. Сомневаюсь, что это шутка, однако судите сами. Вероятно, вы решите, что ее стоит сравнить с теми, которыми были убиты мистер Ибер и мистер Брайэм. Не трудитесь посылать ее обратно мне. Искренне ваш…

— По почте? — поинтересовался я.

— Нет. Доставь, пожалуйста, сам. Немедленно. И тут же назад.

— С радостью.

Я вытащил пишущую машинку и заправил в нее чистый лист.

Глава 16

Ночь с понедельника на вторник была не самой худшей в жизни Фрица (ему случалось проводить ночи похуже), но и в ту ночь ему крепко досталось. Когда я вернулся домой, доставив посылку на Двадцатую авеню, Вулф вызвал Фрица в кабинет.

— Кое-какие инструкции, Фриц.

— Слушаюсь, сэр.

— Арчи и я скоро ляжем спать, но нас здесь нет и не будет. На телефонные звонки будешь отвечать ты. Тебе неизвестно, ни где мы находимся, ни когда вернемся домой. Ты не знаешь, когда мы уехали из дома. Тебя начнут запугивать, но ты не сдавайся. Записывай, если тебе велят нам что-то передать. На звонки в дверь не реагируй. Ни при каких обстоятельствах не открывай ни переднюю, ни заднюю двери, ни дверь в подвале. Если ты откроешь, тебе, чего доброго, предъявят ордер на обыск, и весь дом будет перевернут вверх тормашками. Завтрак принесешь мне на час раньше, в семь утра. Арчи тоже позавтракает в семь. Мне очень жаль, если тебе перебьют сон, но ничего не поделаешь. У тебя будет возможность отоспаться завтра.

— Слушаюсь, сэр, — буркнул Фриц. — Если есть опасность, может, лучше… Знаю, вы с неохотой покидаете дом, и это вполне понятно. Но бывает, что оно лучше уехать, по крайней мере, на какое-то время. — Он посмотрел в мою сторону. — Ты ведь согласен со мной, правда, Арчи?

— Нет, Фриц, опасности нет никакой, — успокоил его Вулф. — Наоборот, это прелюдия к полному триумфу. Так ты понял инструкции?

Он уныло кивнул головой. Вот уже несколько лет он ждал того дня, когда Вулфа выведут из дома в наручниках, не говоря уже обо мне. Ждал с ужасом. Он бросил укоризненный взгляд на меня, чего я явно не заслуживал, и вышел, мы же с Вулфом, так как нас не было дома, завалились спать.

Семь часов — время слишком раннее для завтрака, если ты, конечно, не пташка и не орнитолог, но я тем не менее в семь ноль восемь был на кухне. Там меня ожидал стакан апельсинового сока и вовсю трезвонивший телефон. Фрица видно не было. У меня появилось искушение взять трубку и проверить, насколько хорошо мне удается имитировать голос Фрица, но я это искушение поборол, и телефон продолжал названивать. К тому времени, когда появился Фриц, он уже выдохся.

Пока я расправлялся с тостами, беконом, омлетом из свежей земляники и кофе, он выступал передо мной с докладом, время от времени справляясь со своими записями. Первый звонок от лейтенанта Роуклиффа раздался в одиннадцать тридцать две, причем последний проявил такую настойчивость, что Фрицу ничего не оставалось, как бросить трубку. Второй последовал в одиннадцать пятьдесят четыре, В двенадцать двадцать одну позвонил Кремер и стал расписывать, какие наказания грозят человеку, Фрицу, к примеру, за соучастие в утаивании улик и чинении препятствий правосудию в расследовании дела об убийстве. В двенадцать пятьдесят шесть начались звонки в дверь, в час ноль три по ней стали колотить ногами. С часа четырнадцати до шести с небольшим царили тишина и спокойствие, однако в шесть ноль девять раздался звонок от Кремера. В шесть двадцать семь снова стали названивать в дверь, и сквозь прозрачную с нашей стороны панель Фриц узнал сержанта Стеббинса. Он упорствовал минут пять, потом залез в полицейскую машину, которая и поныне стоит возле нашего дома.