Приключения Каспера Берната в Польше и других странах - Зинаида Шишова

Душеприказчиком моим, как и по прежнему моему завещанию, остается его высокопреосвященство кардинал Мадзини. Прежнее мое завещание считать недействительным".

Бумагу скрепили своими подписями сам капитан Зитто, отец Лука, матрос Каспер Бернат и матрос Марио Скампиони из Генуи. Когда очередь дошла до боцмана, он вопросительно глянул на Каспера, а тот едва заметно кивнул головой. И Вуек написал крупными буквами: "Боцман Густав Кнебель из Кенигсберга".

Когда с оформлением документа все было закончено, мертвенно бледный капитан Зитто вдруг рывком приподнялся с подушек,

- Приписку! - сказал он. - Я хочу сделать к завещанию приписку!

Каспер снова взял перо и приготовился выполнить просьбу капитана. Но тот молчал, а священник, склонившись над ним, только ежеминутно отирал выступающий на его лбу пот.

- Если почему-либо завещание это не будет доставлено кардиналу Мадзини, - тихо-тихо начал кающийся, - и если кто из четырех присутствующих свидетелей останется в живых, то... - Капитан Зитто замолчал.

Каспер застыл в ожидании с пером в руке, но в эту ночь Зорзио Зитто больше не заговорил.

- Я понял его, - сказал наконец Каспер. - Дописать? - И юноша обвел глазами присутствующих.

Все молча склонили головы, и Каспер дописал завещание: "...он должен поклясться, что явится к кардиналу и под присягой засвидетельствует мою последнюю волю".

Каспер вслух прочитал приписку. В холодеющую руку капитана вложили перо, он поставил свою подпись, а за ним расписались все остальные.

К утру капитан Зорзио Зитто скончался. Похороны были такие, как обычно бывают в море. Отец Лука произнес надгробное слово, хотя и гроба никакого не было. Потом отслужили заупокойную службу. Тело капитана, облаченное в лучшую его одежду, зашили в парусину, к ногам подвесили груз и медленно опустили за борт. Мало оказалось среди присутствующих таких, которые не утерли бы в эту минуту слезу.

Спустя еще одиннадцать дней "Лючия" после многих невзгод вошла наконец в бухту Золотого Рога, и перед глазами ее экипажа раскинулся подымающийся по холмам роскошный многолюдный, шумный Константинополь.

Каспера очень удивляло, что Паоло Ротта на другой же день после похорон капитана действительно снял с себя свою праздничную одежду. Работал он теперь наравне со всеми и беспрекословно выполнял приказания Густава Кнебеля. О том, что покойным капитаном поручено боцману командование кораблем, оповестил всех отец Лука.

Догадывался ли Ротта о готовящемся изменении в своей судьбе или смерть деверя так повлияла на него в хорошую сторону, Каспер не мог решить, да, по правде говоря, мало об этом думал.

Трое суток ушло на разгрузку судна. Но Каспер уже в первый день отправился по указанному ему кардиналом Мадзини адресу и разыскал дом, в котором жил вероотступник-калабриец.

Имя его не было Касперу известно, расспрашивать о нем кардинал запретил, но приметы дома были перечислены молодому человеку с такими подробностями, что он тотчас же узнал и витые колонки у входа, и золоченую кровлю, и свисающие с террасы гроздья лиловых глициний.

Собираясь в первый раз в Галату* на разведку, Каспер не взял с собой никаких бумаг, но на следующий день, дождавшись сумерек, они, уже вдвоем с Вуйком, снабженные письмами и доверенностями, а также прихватив врученный им Мадзини вексель, отправились выполнять поручение вармийского епископа. Как и было велено кардиналом, они были переодеты в турецкое платье.

______________ * Галата - деловая часть Константинополя.

Дойдя до высокой стены, окружавшей дом, Каспер, как было условленно, стукнул в узенькую калитку два раза коротко и отрывисто, а затем еще три раза с большими паузами. Послышался шорох. Кто-то подошел к калитке.

- Во имя аллаха! Кто стучит? - спросили по-турецки.

Вперед выступил пан Конопка.

- Дружба и скромность, - тоже по-турецки ответил он.

Калитка без шума распахнулась. Они вошли в большой тенистый сад. Почти в полной темноте следовали Каспер с Вуйком за еле маячившим силуэтом своего проводника. В молчании подошли они к богатому мраморному портику и, поднявшись вверх по лестнице, оказались в огромной, устланной коврами комнате. В полумраке они поначалу и не разглядели человека, сидящего на широкой тахте. И, только когда глаза привыкли к слабому освещению, Каспер разглядел, что лицо сидящего закрыто черным покрывалом с прорезями для глаз. Он поднялся и в ответ на приветствие поляков отвесил им низкий поклон.

- Рад вас видеть, синьоры, - сказал он по-итальянски. - Надеюсь, вы извините мне этот маскарад? Садитесь, прошу вас, - добавил незнакомец. - Вот письмо, которое интересует известных вам лиц. Подойдите к светильнику и убедитесь, что это то, которое вам нужно.

Сердце Каспера сильно стучало. Наступал момент, которого он так долго дожидался.

Быстро развернув свиток, юноша внимательно прочел его при свете маленькой масляной лампы. Ему тотчас же бросился в глаза огромный герб Тевтонского ордена в начале письма. А внизу - характерная подпись магистра ордена Альбрехта, скрепленная печатью с тем же гербом. Касперу, в бытность его при дворе Лукаша Ваценрода, не раз случалось видеть и печать, и подпись магистра. Текст письма был латинский - Альбрехт по своему времени был образованным человеком. Письмо магистра было адресовано турецкому султану.

- Известны ли вам условия? - спросил незнакомец.

Каспер, поспешно передав Вуйку письмо, вытащил из-за пазухи вексель, выданный генуэзским банком святого Георгия своему представителю в Константинополе на три тысячи дукатов.

Незнакомец, бегло пробежав банковское обязательство, спрятал его на груди.

- Я рад был бы ближе познакомиться с вами, - сказал он учтиво, - но, к большому моему сожалению, весьма серьезные причины вынуждают меня закончить нашу беседу. Желаю вам удачи, синьоры, и благополучного возвращения на родину.

Каспер поднялся. Оба они с Вуйком откланялись, делая вид, что не замечают протянутой им руки. Сопутствуемые тем же безмолвным провожатым, они направились к выходу. У калитки привратник вручил им два зажженных факела: на город спустилась черная бархатная ночь, а по местным обычаям с наступлением темноты каждый пешеход должен был иметь при себе факел либо фонарь или громко петь во избежание столкновений со встречными.

Факелы догорели, пока путники наши добрались до порта. С удивлением разглядывая в темноте около "Лючии" огромную махину, очевидно, только что прибывшего корабля, Вуек с удовольствием поцркал языком:

- Никак, это твой "Святой Бенедикт", а, Касю? Отшвартовались раньше нас на сутки, а прибыли, видишь, на сутки позже... Видно, их тоже потрепало бурей,.. Вот, может, действительно ты, даст бог, свидишься со своим заступником фон Эльстером. Да что ты кривишься, я тебя не принуждаю... Ну, да ладно, свидишься, не свидишься - твое дело. А мы, как закончим погрузку и ремонт, тут же в обратный путь двинем!.. Эх, я и забыл! - хлопнул вдруг себя по лбу боцман. - Синьорина Беатриче, племянница кардинала, просила привезти ей из Стамбула хоть маленький кувшинчик розового масла, а тут, оказывается, султан отдал строжайшее распоряжение, запрещающее вывоз благовоний из Турции и даже провоз их через его столицу!

На "Святой Лючии", несмотря на поздний час, они застали команду в страшном возбуждении. Только что старики еле-еле растащили кинувшихся друг на друга Паоло Ротту и Марио Скампиони. Отчего началась ссора, никто толком не мог объяснить, но плохо то, что Марио со зла выболтал Ротте о завещании покойного капитана.

- Не быть тебе уже больше на нашей красотке "Лючии"! - орал он, выплевывая кровь. - И в Венеции тебе уже не быть! Можешь отправляться в далекие страны и заводить там торговлю. А то сделай богатый вклад в монастырь, чтобы святые отцы замолили твои грехи!

"Эх, Марио, Марио, крестовый мой брат*, как же ты оказался таким болтуном?"

______________ * Люди, обменявшиеся крестами, назывались "крестовыми братьями".

Поднявшись этой ночью, чтобы сменить товарищей по вахте, Каспер долго, внимательно разглядывал бархатно-синее небо, раскинувшееся над спящим городом.

"Вот бы здесь Учителю делать наблюдения за светилами! - подумал он. Тронув спрятанное за пазухой письмо, он улыбнулся в первый раз после смерти бедного Зорзио Зитто: - Как хорошо, что все закончилось! Обратный путь мы, даст бог, совершим без всяких затруднений. Вуек уже хорошо знает каравеллу, привык к команде, да и матросы, как видно, его полюбили".

- Гаспаре! - вдруг из темноты окликнул его хриплый голос. - Гаспаре!

С трудом Каспер узнал Паоло Ротту. Физиономия матроса была вся разукрашена синяками и кровоподтеками.

- Что тебе, Паоло? - спросил юноша, стараясь подавить в себе чувство легкого злорадства при виде распухшего и посиневшего лица забияки.

- Гаспаре, это правда, что болтал генуэзец? Правда, что Зорзио обошел меня в завещании?