Ущерб тела - Маргарет Этвуд

– А ты?

– Если не любишь дорогу, не стоит идти дальше, – сказал Джейк, улыбаясь. – Я не умею ставить долгосрочные цели. Пока я люблю дорогу.

– Я могу родить ребенка? – спросила Ренни Дэниела, тоже лишь однажды.

– Только мальчики так спрашивают, – говорила бабушка. – Девочки должны быть вежливее. Они говорят: «Можно мне?»

– Вы имеете в виду сейчас? – спросил он.

– Я имею в виду – вообще когда-нибудь.

– Вообще… – сказал он. – Громкие слова.

– Знаю, знаю, громкие слова до добра не доведут, – сказала Ренни. – Так мне в школе говорили.

– Дело не в том, можете вы или нет, – сказал Дэниел. – Конечно, можете. В физическом плане нет никаких препятствий. Вполне вероятно, что у вас совершенно нормальный, здоровый организм.

– Но?..

– Возможно, стоит немного подождать, – сказал Дэниел. – Чтобы все успокоилось и вы могли разумно расставить приоритеты. Вы должны знать, что гормональные изменения могут ускорить наступление рецидива, хотя точно это неизвестно. Есть риск.

– Боже упаси, чтобы я рисковала, – ответила Ренни.

Девушка отрывает ребенка от одной груди и перекладывает к другой. Ренни думает, дать ей немного денег или нет. Может, это оскорбит ее? Она тянет руку к сумочке, но тут ее окружает толпа ребятишек, то ли семь, то ли восемь, они в восторге прыгают вокруг нее и лопочут все одновременно.

– Они хотят, чтобы вы их поснимали, – говорит доктор Пескарь.

Ренни подчиняется. Но, кажется, им этого мало: они хотят увидеть снимки.

– Это не «Полароид», – говорит Ренни доктору. – Фотографии не вылезают, – говорит она детям.

Им сложно это понять.

Полдень. Ренни стоит под палящим солнцем и мажет лицо лосьоном от загара, досадуя, что не взяла с собой шляпу. Похоже, доктор Пескарь знает все об этом форте и намерен рассказать ей про каждый кирпичик, пока у нее не наступит обезвоживание и она не упадет в обморок или не воспламенится. Что ему от нее нужно? Видимо, что-то важное.

– Не стоит тратить ваше время! – пыталась она возражать, уже дважды.

Но он ее не слушает.

Неприятностей, которые, по убеждению Ренни, всегда поджидают ее за границей, не так много, но того, что может случиться и чего она опасается, куда больше. Она трусиха – и именно это, не раз повторяла она, было залогом практичности ее текстов о путешествиях. Ведь другие туристы точно захотят знать, после какого ресторана у вас будет несварение, а в каком отеле есть тараканы, – не одна она. Но, если так пойдет дальше, однажды она очутится у огромного котла в компании местного царька, который предложит ей отведать овечий глаз или обезьянью лапку, и она будет не в силах отказаться. Пока ситуация не столь критична. Тем не менее она здесь в заложницах; впрочем, если случится худшее, она всегда может уехать обратно с остальными туристами.

Тем временем доктор рассуждал о санитарных правилах, внедренных англичанами. Можно было подумать, что они вымерли или почти вымерли как вид, а он занимается раскопками и то находит винтажные чашки «Королева Анна», то натыкается на выгребные ямы, с изумлением и восторгом археолога рассказывая о любопытных привычках древнего народа.

Сам по себе форт – типично георгианская постройка, кирпичная кладка уже начала осыпаться. Хотя в туристической брошюре он указан как одна из главных достопримечательностей, для его ремонта или хотя бы поддержания не делается ничего. У подножия крепости то самое поле с тентами, за которым находятся общественные туалеты, ветхие, деревянные, имеющие временный вид. Единственное современное строение – стеклянный куб с какой-то антенной.

– У них там телескоп с огромным увеличением, – рассказывает доктор. – Они видят все, что прибывает на кораблях. Когда нет дымки, даже Гренада видна.

Позади стеклянного куба – постройка квадратной формы, доктор говорит, что здесь находится тюремная пекарня, поскольку в форте расположена и тюрьма. Среди туалетов бродит коза.

Доктор Пескарь взобрался на парапет. Он поразительно активен для человека его возраста. Кажется, он хочет, чтобы и Ренни туда залезла, но это всего лишь узкий выступ в сотнях метров над морем. Ренни встает на мыски и смотрит через парапет. Вдали виднеется какая-то синяя масса, удлиненная, дымчатая. Остров.

Доктор спрыгивает и встает позади нее.

– Это Гренада? – спрашивает она.

– Нет. Это Сент-Агата. Все тамошние жители – моряки.

– А здешние? – спрашивает Ренни.

– Дураки! – говорит доктор. – Но сам я с Сент-Агаты. В девятнадцатом веке британцы совершили крупную ошибку, объединив нас в одно государство. С тех пор у нас сплошная вражда, а теперь британцы избавились от нас, чтобы получать те же дешевые бананы, но уже не марая рук, и вражда только усилилась.

Теперь он наблюдал за происходящим внизу, склонив голову с орлиным носом набок, как крупная птица. Ренни тоже посмотрела. Между беженцами ходит мужчина, от одной группы к другой, за ним гуськом тянутся дети. Он что-то раздает, какие-то листки, Ренни видит мелькание белого. На нем сапоги на каблуках, ковбойские; когда он останавливается перед тремя женщинами, какой-то малыш опускается и гладит кожу голенищ.

Доктор ухмыляется.

– Это Марсдон, – говорит он. – Деловой парень, работает на Принца Мира. Они печатают листовки в Народной церкви, там есть станок. Они считают, что их религия – единственно истинная, а если ты не уверуешь, то убирайся к чертям, они и дорогу укажут. Но с этими несчастными ничего у них не выйдет. И знаете почему, мой друг?

– Почему же? – подыгрывает ему Ренни.

Она слушает вполуха, ее утомляют эти местные политические дрязги, все как в Гризвольде – застарелая злоба, зависть, нелепое соперничество. Скука.

– Они вечно раздают свои листовки, – говорит доктор. – Говорят, там все объясняется: почему светит солнце и чью задницу греет – точно не мою, уж поверьте. – Он хихикает, в восторге от своей остроты. – Только они забыли, что эти люди не умеют читать.

Дети пританцовывают при виде Марсдона, они держат квадратные листки высоко в воздухе за уголки, словно белых воздушных змеев.

Подъезжает еще одна машина и останавливается на грязном участке у пекарни; в ней двое мужчин, они не выходят. Ренни видит, что они глядят вверх, – безглазые лица, очки.

– Вся семейка в сборе, – говорит доктор Пескарь. – Эти ребята не по части бумажек.

– Кто они? – спрашивает Ренни. Интонация доктора ее настораживает.

– Мои друзья, – говорит он тихо. – Они везде за мной ездят. Хотят убедиться, что я в безопасности. – Он улыбается и кладет ладонь на ее руку. – Пойдемте. Я покажу еще кое-что.

Он ведет ее вниз по лестнице, в галерею каменной кладки, что ж, по крайней мере, здесь прохладнее. Это бывшие офицерские казармы, пустые квадратные помещения, где от стен слоями отваливается штукатурка.

– Мы хотели устроить здесь экспозицию, – сказал доктор. – Повесить карты военных действий между англичанами и французами. И магазин сувениров – местное искусство и ремёсла. Но министру культуры это неинтересно. Он говорит: «Культурой не наешься». Ренни хотела было спросить, какие здесь народные промыслы, но