Тревожная весна 45-го - Валерий Георгиевич Шарапов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Зачем мягкий материал? — не понял Васильков.
— Чтоб тишина была при допросе — ни шагов из коридора, ни гула проезжающего по улице транспорта. Арестованный должен чувствовать, что жизнь для него остановилась, понимаешь? И ее продолжение зависит только от него самого.
Александр усмехнулся:
— Хитро придумано.
— Слушай дальше. Перед тем как начнешь работать, побеспокойся, чтоб никто не вломился в допросную с какой-нибудь ерундой, типа: «Саня, дай закурить!» или «Тебя какая-то девушка к телефону!» Подобные, не относящиеся к делу реплики моментально сведут на нет все твои усилия. Правда, в Управлении с этим строго: если помещение для допросов занято, никто туда без особой надобности носа не сунет. Тем не менее — мотай на ус.
— Мотаю…
Допив чай и немного прогнав сонливость, друзья направились в «допросную», возле которой уже поджидал конвой и арестованный. По дороге Старцев закончил последние наставления и прихватил штатного писаря.
— Встань у окна, позади младшего Ершова. Так будет лучше, — негромко посоветовал Иван Александру, когда они вошли в помещение. И, обернувшись к двери, скомандовал: — Введите арестованного!
* * *
Допрос Старцев вел мастерски. Лишь в самом начале Борис Ершов неправдоподобно изображал невинную овечку. Затем, по мере того как опытный следователь доставал из колоды тяжелые козыри, подследственный безнадежно «поплыл». Когда же Иван разложил перед ним свежие снимки вскрытого тайника под столешницей рабочего стола, заведующий заводской типографией побледнел и закрыл лицо ладонями.
— Я виноват… Я не хотел… Что теперь делать?.. Могу ли я рассчитывать на снисхождение?.. — твердил он дрожащим голосом.
— Можете. Но только в случае вашего искреннего раскаяния и активного содействия следствию, — без лишней строгости, но твердо ответил следователь.
— Хорошо, гражданин следователь. Я согласен. Спрашивайте. Я готов ответить на все ваши вопросы.
С этого момента допрос пошел по накатанной колее: Иван задавал вопросы, младший Ершов отвечал, сидевший в дальнем углу писарь фиксировал ответы в протоколе допроса.
Ну а Васильков стоял у окна и «мотал на ус».
* * *
Закончив с Борисом Ершовым, Старцев приказал отвести его в камеру.
— Товарищ майор, я могу идти? — Писарь протянул Ивану готовый протокол.
— У нас перерыв. Через пятнадцать минут приведут следующего.
Кивнув, писарь исчез за дверью.
— Интересно, что там с обыском у них на квартире? — Старцев глянул на часы. — Закончили или нет?
— Давай позвоним и узнаем, — предложил Васильков.
— Ладно, не будем дергать мужиков. Егоров знает свое дело — пусть спокойно работает. Слушай, Саня, ты не мог бы сбегать в магазин, купить что-нибудь пожевать?
— Так скоро же старшего Ершова приведут.
— Не переживай, в начале допроса ничего интересного не будет. Вернешься как раз к самому интересному.
— Могу, конечно. Тем более, и у меня в желудке пусто.
— Вот и отлично. В ящике моего стола лежит общая касса — мы каждый месяц скидываемся по двести целковых на продукты. Возьми сколько надо и вперед.
— Слушай, так, может, перекусим, тогда уж и возьмемся за старшего Ершова? — предложил Васильков.
— Нет, брат, сначала работа, а потом все остальное. И время поджимает, сам понимаешь.
— Да, верно. А где тут ближайший магазин? — остановился в дверях Александр.
— Крапивенский переулок, сразу за Страстным бульваром налево. Там в сорок четвертом открылась коммерческая лавка со свободной продажей продуктов по повышенным ценам. Мы туда часто бегаем.
— Знаю. Заходил однажды.
* * *
Поход в продуктовый магазин Александр почти не запомнил. Несмотря на солнечную безветренную погоду и далеко не ранний час (что-то около восьми), невыносимо хотелось спать. Выйдя на улицу и повернув в сторону Страстного бульвара, он попытался посчитать, сколько времени находится на ногах без сна и отдыха.
Простейшие действия с цифрами давались ему с трудом. Пересекая бульвар, он бросил это занятие и принялся размышлять об арестованных Ершовых и их возможной связи с бандой налетчиков. Так незаметно и дошагал он до нужного переулка.
Повернув налево, заметил неброскую вывеску продуктовой лавки и небольшую, человек семь-восемь, очередь у крыльца. Лавка только что открылась, народ потихоньку просачивался внутрь.
— За мной мужчина с палочкой занимал, — оповестила пожилая женщина в сатиновом платочке «в горошек».
Васильков кивнул и достал из пачки папиросу…
«Все, происходящее по уголовному делу, а именно: фальшивые карточки в кармане убитого бандита, Валин рассказ о старшем Ершове, выход на типографию его сына — может быть цепочкой элементарных совпадений. Бандиту достались карточки случайно, а Ершовы просто делали фальшивки, не имея связи с бандой, — размышлял он, щурясь от яркого солнца. — И тогда все наши титанические усилия окажутся напрасными. По крайней мере, относительно вооруженного грабежа трофейного поезда».
Сбоку на тротуаре послышался равномерный стук. Обернувшись, Александр увидел старичка с палочкой. Прихрамывая, тот спешил к медленно двигавшейся очереди.
Женщина в платочке уточнила:
— Вот этот.
Васильков сделал шаг назад.
— Пожалуйста, ваше место.
— Нет-нет, я встану за вами, — запротестовал интеллигентный старичок. — Вы молоды, у вас дела. А мне спешить некуда. Так что прошу вас…
* * *
По площади магазинчик был совсем небольшой. Посередине от стены до стены стоял прилавок, позади него почти до потолка высились стеллажи, полки которых были заполнены наполовину. Хозяйничала в лавке дородная розовощекая женщина в застиранном белом халате.
— Следующий! — выкрикивала она и отработанными движениями ставила рядом с весами товары. Затем щелкала костяшками счетов и называла цену. Покупатель расплачивался и протискивался к выходу.
— Следующий!
Попав внутрь, Александр стал с интересом изучать ассортимент. Он действительно однажды заходил сюда, собираясь купить папиросы. Цены тогда неприятно удивили — они практически соответствовали высоким ценам на московских рынках. Но, как говорится: не хочешь — не покупай, а хочешь — не выступай.
Здесь был представлен хлеб ржаной из обойной муки по двадцать четыре рубля за буханку. Колбаса полукопченая «Краковская» по четыреста пятьдесят рублей за килограмм. Масло сливочное несоленое — по шестьсот. Яйца — по пятьсот двадцать рублей за десяток. Печенье «Рот-Фронт» из муки высшего сорта. Чай черный байховый «Грузинский» по двести пятьдесят рублей за пачку. Соль помола № 1. Мука пшеничная второго сорта. Пшено толченое. Макароны. Пятидесятиградусная водка по сто девяносто рубликов за пол-литровую бутылку.
Разобравшись с ценами, Васильков почесал затылок. Общую кассу в ящике стола Старцева он не тронул, потому как денег в нее сдать не успел и вообще услышал о ней впервые. Решил купить продукты на свои, сделав, таким образом, первый взнос. Решил, да не рассчитал — в карманах лежало рублей четыреста. Вроде приличная сумма — Валентина,
