Насмешливое вожделение - Янчар Драго
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он выходит на тихую улицу. Ковальский выбрасывает окурок и закрывает окно. Магазины закрыты. Только из «Ригби» через открытую дверь на тротуар падает свет. Пес Мартина лежит в дверях и слегка похрапывает.
Глава восемнадцатая
РАГМЕНТЫ ПОДСЛУШАННЫХ РАЗГОВОРОВ
1Фред Блауманн на занятии по креативному письму: Напишите мне диалог, обыкновенный повседневный разговор. Все знают, что три четверти времени мы болтаем чепуху, за которой скрывается незримый процесс интенсивной коммуникации. Включите память, скопируйте разговоры, в мозгу есть своя магнитофонная пленка. Зафиксируйте, запишите. Потом отредактируйте. Повторы, наложение шаблонов, Хемингуэй, лаконизм выражения, точность. Никогда не начинайте с «Привет», никогда не заканчивайте восклицательным знаком. Никогда!
Магнитофонная пленка, — сказал Фред Блауманн. — Воспроизведите мне ее. Попробуйте услышать эхо пустой комнаты на магнитофонной пленке. Разговор двух людей в квартире, который вы подслушали. Незамысловатый диалог, свидетелем которого стал полицейский. Отзвуки голосов в спальне, общение под рокот автомобиля, беседу двоих под треп людей в ресторане. Прислушайтесь, не анализируйте, будьте подслушивающими.
2Г.: Landlord сказал, что он не вернет мне залог.
И.: Какой?
Г.: Четыре сотни.
И.: Четыре сотни?
Г.: Ага.
И.: Пусть только попробует, старый жмот. Должен вернуть.
Г.: Не вернет. Пожарные вломились, все разнесли, дверь разнесли — всё. Я сам виноват, оставил газовый вентиль открытым.
И.: Ты же сказал, что он неисправен.
Г.: Ну, да.
И.: Тогда должен вернуть.
Г.: Не хочет.
И.: Он должен.
Г.: Он сказал, что знает таких типов, как я, и что он меня еще достанет.
Смех.
И.: Ну так сам достань его, в суде.
Г.: Ты спятила?
И.: Ты оплатил счет за дверь. Он не заменил предохранители на газовом вентиле. Подай на него в суд.
Г.: Ты спятила?
И.: Как его зовут?
Г.: Landlord, какое может быть имя у арендодателя?
И.: А этот перец, с которым ты тусуешься?
Г.: Какой перец?
И.: Этот, корпулентный, раскатывает везде.
Г.: Гамбо.
И.: Чем он занимается, что делает?
Г.: На данном этапе занимается производством и продажей любовных порошков.
И.: Мне не нравится.
Г.: Порошки?
И.: Он. Он мне не нравится. Я видела его в суде.
Г.: Его где только ни увидишь. Даже на кладбище.
И.: Держись от него подальше.
Г.: Что ты говоришь?
И.: Я сказала только, держись от него подальше.
Г.: Тебя же тоже можно каждый день увидеть в суде.
И.: И от меня можешь держаться подальше.
Молчание.
Г.: Это что сейчас?
И.: Иди, давай. Я устала.
Г.: Нет, что-то другое.
И.: Конечно, другое. Питер будет звонить.
Г.: Ясно.
И.: Ничего тебе не ясно. Иди, давай.
Так, Фред? Или как-то по-другому? Так записывается пленка памяти, никак иначе.
3Она начала разговаривать с восклицательными знаками. Иронично улыбаясь, но с восклицательными знаками. Фред был бы недоволен. Восклицательный знак разрушает фразу, ломает ритм. Восклицание начинается с вопроса:
Ты больше не бегаешь?
Я езжу на велосипеде.
Это не одно и то же!
Все вдруг стало по-другому. Близился час ее отъезда, целыми днями она была занята, по вечерам ждала звонка Питера. Питер в Нью-Йорке обустраивал квартиру. Подготовительный период близился к завершению, квартира уже была оклеена новыми обоями.
4Ваш взгляд на Америку!
Чей?
Ваш, всесторонний! Вы сталкиваетесь с интересными явлениями, а затем делаете обобщающие выводы. Армрестлинг! Воскресные проповедники! Гарлем!
Ты мое совершенно особое обобщение.
О чем мы с тобой сейчас говорим?
О тебе. И обо мне.
Ни о чем, мы с тобой говорим ни о чем.
Им бы следовало поговорить совсем о другом. О том, что неотвратимо приближалось. О чем-то, что возникло в то мгновение, когда они стали друг другу по-настоящему близки. Прощание всегда начинается тогда, когда замыкается круг движения навстречу. В этот момент fortunae rota, колесо фортуны перемещается, ангелы его укатывают, крутятся колеса, жарким майским вечером ноги давят на педали. Навстречу прощанию. О нем ни слова. Все слова о чем-то другом.
5О велосипеде. О беге.
Больше Грегор Градник не бегал, никогда. Он перепахивал груды материалов об анатомии меланхолии, буравил в них проходы, отверстия, чувствуя себя чернорабочим на шахте Блауманна. По вечерам катался на знаменитом велосипеде. На ее, на их с Питером велосипеде. Он был на нем третьим. Книгой Питера Даймонда он больше не пользовался. Его раздражала фотография автора. Как только он начинал следовать его замысловатым маршрутам, его урбанистическим, историческим и этнографическим комментариям, то всегда терялся. О велосипеде они с ней никогда не говорили. Велосипед был священен и обожаем. И он его немилосердно эксплуатировал. С удовольствием. Жаркими майскими вечерами гонял по пахучим черным кварталам, каменным кладбищам, среди потоков машин, по длинным аллеям вдоль белых заборов деревянных особняков, по мягкой сеяной траве вдоль каналов. Лежал рядом с велосипедом, смотрел на чужие звезды, звезды южного неба, слушал гул великой реки.
6О зловонии. Первый раз.
Драго, владелец устричных плантаций, приехал в Америку с одной парой ботинок на ногах и одной в коробке. В эту коробку он положил первую пачечку заработанных долларов. В банк отнести боялся.
А у вас доллары в банк относят?
Мы их засовываем в носки. Кладем под матрасы. В коробку из-под обуви, в носки, деньги воняют.
7О зловонии. Во второй раз.
У вас в Европе все как-то кучнее.
Как это — кучнее?
Ну, кучнее. Дома стоят ближе друг к другу. Улицы узкие, я видела в Греции. В воздухе пахнет едой, чесноком и мясом. Чеснок воняет.
8О реке.
У вас человек может в одиночку добиться успеха. Сегодня ты в тюрьме, а завтра президент корпорации. Как этот Валенса.
Он не президент корпорации. Он лауреат Нобелевской премии мира.
Еще хуже. Взлет круче, усилий меньше. У нас ты должен знать, чего хочешь. Каждый знает, чего он хочет. За исключением моей сестры в Индиане. Она сидит и смотрит, как течет река у излучины, как течет ее жизнь.
9О чернокожих и разных предрассудках.
Он отвез ее в бар, где играл Иисус. В крохотную неопрятную дыру на вокзале. С людей, которые там бывали, музыканты еле наскребали скудную плату. Пахло марихуаной и немытым телом. Иисус был уродлив, но играл божественно.
«Да, он уродлив, — сказал Грегор, когда они ехали домой, — но играет превосходно. Чем ужаснее внешность, тем лучше игра».
Она крепче вцепилась в руль.
Чернокожего, которого Грегор в этот вечер угостил выпивкой, звали Иисус, он играл на губной гармонике и еще немного на гитаре. У него было рябое лицо. Играл Иисус божественно.
