Обожженные изменой. Право на семью - Виктория Борисовна Волкова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Ладно, допустим. Удрал я от охраны и пошел. Куда? В консерваторию? Да ну нахер! Не хожу я по консервам. Ни разу не был», - стараясь не засмеяться, прикусываю губу.
- Лекарство где? – строго смотрю на горничную. – Я просил к завтраку доставить.
- Ой, да вот же оно! – спохватывается Вера, энергичная тетка средних лет. Достает коробку из кармана фартука. – Рано утром Денис привез, - отдает мне.
Открыв, выуживаю инструкцию, скольжу по смятому листку беглым взглядом.
- Трубочку для коктейля принесите, пожалуйста, Вера, - роняю отрывисто и тянусь за айфоном.
Надо пробить, где, сука, эта консерва находится?
Глава 28
Выхожу из ванной и дурею. Мало того, что стол накрыть к завтраку, так еще из стакана с водой торчит трубочка. И коробка с лекарством, которое в Россию не поставляется, красуется рядом.
- Ой, спасибо! – мяукаю взволнованно.
- А, это, - морщит идеальный нос. – Не стоит благодарностей. Я же обещал, Ирочка.
- А твое слово такое нерушимое? – сама не знаю зачем, поддеваю Криницкого. Борька бы точно взбесился. Мой брат частенько наобещает, а потом все на службу свалит.
«Но он и так выматывается», - думаю, прикусив губу.
- Стараюсь всегда выполнять, если обещаю, - Степан откладывает в сторону айфон.- Вот только я стараюсь никому ничего не обещать… - усмехается самодовольно. Красивый, зараза. Ну как на такого не запасть.
- А мне…
- Ты - исключение, - улыбается мне Криницкий и решительно снимает с блюд серебристые полушария крышек. Я такие только в кино видела.
Как зачарованная смотрю на горячие блинчики, украшенные сметаной, на тонкую мясную нарезку, выложенную по тарелке сложным узором. И даже есть боюсь. А вдруг сделаю что-то не так по этикету.
- Приступаем, - чуть грубовато кивает на стол Степан. – Тебе за двоих надо…
- Устаревшая теория, - мотаю головой. И уже собираюсь поспорить, как Криницкий переводит разговор на важную тему.
– Ты мне лучше скажи, Ира, сколько залов у гребаной консерватории?
- Что? – охаю, отвлекаясь от созерцания блинов.
- Ну где мы там с тобой познакомились, - роняет Степан нетерпеливо. Как будто с Луны упал, честное слово!
- Клуб Алексея Козлова на Маросейке, - достаю из коробки лекарство. Пытаюсь разорвать пакет и не могу. Слишком плотная фольга. Странно. Дома у меня проблем не возникало.
- На Маросейке, это хорошо, - забирает у меня саше Криницкий. Аккуратно открывает, выдавливает содержимое в стакан. Доливает воду и трубочкой помешивает. – Прошу, - протягивает мне белую муть. – Через трубку пей, чтобы эмаль не повредить, - поясняет серьезно.
А у меня сердце плющит от внимания этого мужчины. Так ко мне никто никогда не относился. Нет, папа с Борькой не обделяли. Но воспитывали самостоятельность. Никто бы из них не стал бы открывать мне пакет, а уж тем более читать инструкцию.
Сама, Ира. Все сама. Не маленькая.
У Криницкого как-то все естественно получается. Легко. Просто заказал лекарство, просто прочел инструкцию, открыл пакетик мимоходом.
- О чем думаешь? – выводит меня из анабиоза Степан. От этого человека ничего не укроется! Все подмечает, все знает.
Вездесущий!
- Представляю, как в джазовом клубе ты усаживаешься рядом со мной за столик, - выдыхаю я. – Официант наливает нам шампанское…
- А мне нравится твоя версия, - поднимает вверх указательный палец Криницкий. – Я что-то сразу представил деревянные стулья в консерватории, унылую публику. И все пытаюсь придумать, что могло меня туда занести. А если под шампанское, то совсем другое дело, - смеется он. И мне на душе становится тепло и уютно.
- Дальше уже проще, - жует поджаренный бекон Криницкий. – У нас случился роман…
- Но мы не знали ничего друг о друге, - вставляю я свои пять копеек.
- Так не бывает, - мотает головой Степан. – Служба безопасности обязательно бы пробила всю инфу о моей новой знакомой…
- Так выходит, ты обо мне знаешь все? – хмурюсь инстинктивно.
- Почти, - улыбается во все тридцать два Степан. – Представляешь, - задумчиво замечает он. – Будь на тебе твой бейджик «Зорина Ирина Николаевна» …
- Ты бы обошел меня десятой дорогой? – выгибаю бровь.
- Нет, не угадала, - усмехается Степан. – Ты мне сразу понравилась. Я бы тебя украл. Взял бы в заложницы…
- А я бы влюбилась в своего похитителя, - фыркаю весело и осекаюсь. Я что сейчас в любви ему призналась?. – Но я в Стокгольмский синдром слабо верю, добавляю поспешно.
- Да ну его, - не заметив моего порыва, легко отмахивается Степан. – Тебе одежда нужна какая-то! Надо было вчера еще по магазинам пройтись. Купить все необходимое. А я тебя в отель затащил…
- Мне понравилось, - тянусь ленивой кошкой. – Вот если бы еще домой вернул, как обещал, - роняю с горечью. – Ты не понимаешь… Отец волнуется. Борис тоже. Им о твоих серьезных намерениях ничего не известно.
- Да я объяснил вчера Зорро, - нехотя оправдывается Степан. - Сказал, что хочу жениться на тебе. Твой брат меня знает. Я не отморозок какой-то, Ирочка, - добавляет он, откладывая в сторону салфетку. – Меня подставили. Слили схему работы. Добросовестная конкуренция, - цедит раздраженно. – Но я никогда никого не бил, не убивал, не насиловал. И твоему брату это известно. С Николаем Ивановичем я тоже поговорил. Почему кто-то должен волноваться? Не понимаю…
- Господи, когда ты все успел? – выдыхаю я нетерпеливо. – И что они сказали?
- Тесть промолчал, а твой недалекий брат попробовал быковать. Невоспитанные люди, - наливает Степан себе чай. И кивает на чайник. – Тебе налить, или предпочитаешь горячий?
- Да, пожалуйста, - придвигаю чашку из белого фарфора и в упор смотрю на Криницкого. – Люди нервничают, беспокоятся… А с тебя как с гуся вода.
- Странно, что они не нервничали и не беспокоились, когда ты пахала в РЖД. Там, блин, каждую минуту треш и совершенно не место для молодой красивой женщины.
По большому счету Степан прав. На дороге всякое может произойти. Девчонки такие пугалки рассказывали.
- Наша ситуация более спокойная. Или Зорро за
