Студенты. Книга 1 - Анатолий Аргунов

Савва глубоко вздохнул и собрался уже было совсем заснуть, но почувствовал на спине тяжелое тело.

— Гиви, ты?

— Я, я… Давай бороться.

— Оставь, не хочу, — вяло ответил Савва.

— Нэт, будэшь! — упрямо пытаясь заломить руку Саввы назад, твердил Гиви. — Посмотрим на тэбя, как русский богатыр бороться умеет.

— Ты слезь с меня, Гиви, я тогда тебе покажу, как нужно бороться.

— А ты так сумэй… А что, нэ хватает силенок с партэра встать? Сэйчас я тэбя заломаю.

И Гиви попытался выкрутить Савве руки за спину, чтобы перевернуть его на обе лопатки, добившись чистой победы. Савву взяла злость. Он молча напрягся и рывком высвободил правую руку. Это решило исход поединка. Как ни пытался Гиви перевернуть Савву на лопатки, ему это никак не удавалось. Возились они долго, наверное с полчаса. И неизвестно, чем бы эта борьба закончилась, если бы не вмешался, как это обычно бывает, случай. К ним неожиданно нагрянул майор Мужилко, который, увидев сцепившихся не на шутку двух студентов, заорал:

— Что за соревнование? Борьба? Брэйк! Брэйк!

Схватив Гиви за шиворот, он скомандовал:

— Хватит, я сказал!

Гиви с вытаращенными, налитыми кровью глазами молча смотрел на майора и тяжело дышал.

— Это классическая борьба, товарищ майор, — едва отдышавшись произнес он.

— Чья взяла? — с ухмылкой спросил майор.

— Ничья, — за всех ответил Колька Николаев. — Я судил, боевая ничья.

— Мартынов, а ты что лежишь? Не видишь начальства?

Савва медленно встал, поправил гимнастёрку:

— Извините, товарищ майор…

— То-то же. Разойтись, — велел майор и, весело насвистывая, пошёл прочь.

— Гиви, ты имей в виду, теперь моя очередь тебя в партере держать.

— Ладно, ты нэ очэнь-то губы раскатывай. Партэр захотэл! Нужно сначала мэня поставить в нэго.

И Гиви радостно заулыбался, словно он сегодня одержал главную победу в жизни.

С грузинами отношения у Саввы так и не заладились. Уже оканчивая институт и обмениваясь фотографиями на память, сестра Гиви, Нино, на своём фото написала Савве трогательные слова прощания и подписалась «Дочь Великого Грузинского народа».

А вот с евреями у Саввы отношения были хорошими с самого начала. Он считал эту нацию умной и очень пластичной. Какой бы тяжёлой ни была жизнь, они умели найти в ней потайные места, где им жилось хоть чуточку, но лучше, чем другим. И хотя эта жизнь была малозаметной и даже какой-то прогнутой под обстоятельства, всё же эта нация жила дружно, защищая себя и своих соплеменников, как если бы это были их родные или очень близкие люди. Это качество больше всего нравилось Савве. И ещё их неназойливая внимательность. Если еврей чего-то хотел достичь, то брал услужливостью и внимательным, предупредительным отношением к тому, от кого зависел исход его дела.

У Саввы было много друзей среди евреев. Он несколько раз был приглашен на еврейские свадьбы и от души танцевал с еврейскими девушками любимый ими танец «семь сорок». Нравились Савве и имена еврейских девушек: Хася, Бира, Мира… Короткие и какие-то ласковые. В группе Саввы было несколько евреев. Но из всех выделялся своими способностями еврей из Кировограда, небольшого городка в Южной Украине, где евреи осели ещё в царские времена. Звали его Алик; по фамилии Кибрик, а по прозвищу Цицерон за умение цитировать высказывания древних и знание бесконечного множества пословиц и поговорок на латыни. Алик отличался феноменальной памятью. Он мог, раз прочитав несколько страниц книги, почти дословно пересказать их содержание.

Учился Алик на «отлично», но был лишен способностей к инициативе. Поэтому все его знания как-то тускнели, если дело касалось практического решения вопроса. Алька начинал суетиться и всё время ждал подсказки со стороны, как надо сделать.

Этот парадокс — энциклопедические знания и неумение воплотить их на практике — преследовали Алика всю жизнь: где бы он ни работал, у него ничего не клеилось. В конце концов он с женой уехал в Израиль, устроился консультантом у известного врача-терапевта. Собственно, на этом карьера Алика закончилась. А жаль, способный был малый.

Полной противоположностью ему был другой еврейский студент из параллельной группы, некий Аркадий Вайман. Был он вечно агрессивен, на лице — презрительная улыбка ко всему в той стране, где он жил и учился. Эта улыбка запомнилась всеми, кто с ним имел хоть какие-то дела.

Савва столкнулся с ним случайно на футбольном поле. После изнурительной тренировки в секции регби ребятам, пробежавшим десять километров кросса, тренер Олег Олегович разрешил поиграть в футбол для отдыха и снятия стресса. Игра в футбол была для регбистов развлечением, которого они всегда с удовольствием ожидали. Разбившись на две группы, ребята начали игру. Весело и непринуждённо регбисты катали мяч по полю, изредка забивая голы и радуясь, как дети. Как обычно, собралось около двух десятков зрителей. Под крики болельщиков игра стала обостряться. В один из проходов к воротам противника Савва ударом перебросил мяч через себя, выведя своего партнёра один на один с вратарём. И партнер Саввы под громкий свист и улюлюканье болельщиков забил гол. А в воротах стоял тот самый Аркадий Вайман. С ругательствами и злобным лицом он подскочил к Савве, ударяя его мячом в грудь.

— Ты был вне игры и не имел права давать пас.

Савва сначала не понял, чего так взбесился этот мордастый студент.

— А я-то здесь при чем? Я стоял спиной, пас не давал, а пробил через себя. Кто судил, тот пусть и отменяет гол, если не так забили.

Встретив в лице Саввы спокойный и уравновешенный протест, Вайман побагровел, надулся как пузырь и, плюнув в спину отходившего Саввы, разразился отборным матом, потом пнул мяч в сторону и ушёл с поля. Игра была скомкана, у всех пропало настроение играть.

В раздевалке Вайман снова подскочил к Савве:

— А тебе, салага, я рога обломаю. Попомни моё слово. Тебе здесь не учиться, лучше сам уходи… переводись в другой институт. Все преподаватели евреи тебя будут «валить». Давай, делай ноги отсюда.

Савву было трудно испугать, но тут он представил всю опасность угрозы. Если вмешаются преподаватели, дело приобретёт другой оборот. Не очень хотелось верить, но чем чёрт не шутит: может, разговоры о том, что в их институте существует еврейское братство, не совсем беспочвенны… Савва решил не вступать в публичный конфликт, молча проглотил пилюлю и, выйдя из раздевалки, прямиком направился к знакомому врачу-аспиранту, жившему одно время в их комнате. Генка Лямкин был известен своим антиеврейским настроением и часто выступал на эту тему публично.

Антисемитизм никогда не был государственной политикой, но антисемитские настроения были в обществе всё же сильны. Особенно, после отъезда за рубеж знаковых фигур, таких как поэт-песенник Галич и поэт Иосиф Бродский, будущий лауреат Нобелевской премии. Неофициально еврейский вопрос всегда был под контролем у соответствующих спецслужб и вообще государственных чиновников всех рангов. Не так-то просто евреям было устроиться на хорошую работу, учиться в престижном вузе. Спасали их от политической блокады русская расхлябанность да еврейское единство.

Генка Лямкин, выслушав Савву, твёрдо сказал:

— Это дело я не оставлю, не дрейфь! Сегодня же я схожу куда следует и поставлю вопрос как раз по нему: нечего здесь в России Вайману делать, пусть катится в свою землю обетованную. Много на него жалоб, не ты первый.

Савва воспринял предложение Генки без особого энтузиазма:

— Ну зачем же человеку жизнь портить из-за пустяка. Ну, поругались, может всё обойдется?..

— Не обойдется. Я знаю эту породу евреев. Они не остановятся ни перед чем. Боятся только силу, остальных презирают, особенно русских…

— За что?

— За то, что приютили в своё время и не дали их истребить европейским фашистам всех мастей. Вот за это! Не любят за силу и ум, запомни это на всю жизнь. Вот так-то, — и Лямкин ударил Савву по плечу.

— Да ну, не может быть, — удивился Савва.

— А ты почитай исторические документы или хотя бы книги на исторические темы. Самым гонимым во все времена в Европе был жид. И только Россия пригрела его на своей необъятной груди. А как создали им своё государство после войны в сорок восьмом, так они совсем обнаглели. Ты иди и не думай об этом, я всё улажу. Потом тебе обо всём расскажу. Пока!

Конфликт с Аркадием Вайманом разрешился неожиданно и неординарно. На одной из вечеринок с танцами, прямо в общежитии, куда Савва в этот раз не пошёл, а пошёл его друг Женька. Вайман подскочил к Женьке в узком коридорчике и с маху ударил его кулаком в ухо. Тот упал.

— Это тебе за друга, — успел крикнуть Вайман и куда-то исчез.

Пока Женька очухивался и приходил в себя, так и не поняв, за что его ударили, Вайман выскочил на улицу, где его ждало такси, и укатил в ночь. Как потом удалось узнать через одного из знакомых евреев, Вайман переехал в Одессу, поближе к загранице, а вскоре и совсем перебрался за кордон. Отомстить Савве Вайман не смог, поэтому свою злость он хоть как-то компенсировал на его друге.