Дневники 1932-1947 гг - Лазарь Бронтман

Разговор с Коккинаки:

— Володя, как перспективы?

— Ох, темен горизонт. Темный-темный.

Разговор с Прокофьевым:

— Пойдут скоро несколько шариков на рекорд.

— А ты?

— Я веду дело так, чтобы к 10 мая все было готово. А там дождемся хорошей погоды — и наверх.

— А я?

— Будешь, будешь плевать на тропосферу.

— Егор, вышла твоя книга о Чкалове. пишу рецензию.

— Хорошо. Только напишите, наконец, что у меня плохо. А то все хвалят без оглядки. Никакой пользы. Вот тут один паренек мне написал домой критическое письмо. так у нас с ним такая переписка завязалась любо-дорого.

19 апреля

Приходится записывать сразу за несколько дней. Числа 8-го я был с Зиной у Кокки. Сидели, играли в преферанс, Володька темнил, садился в темную. Принес я ему мои книги. Перекинулись парой слов:

— Ну как горизонт?

— Темен пока по-прежнему. Тяжело с весом. Ильюшин уперся как бык. Вот сегодня пересчитывали — может не хватить.

— А погода?

— Не говори, — он сдал карты. — Сегодня получили погоду. Раз в сто лет такая бывает. Попутный ветер на всем протяжении. Понимаешь, что это такое? Правда, погода была нелетная.

— Совсем, или….?

— Почти совсем. Но, конечно, лететь все-таки можно было бы. Но очень тяжело.

Через несколько дней я позвонил ему, сообщил, что собираюсь ехать в командировку.

— Куда?

— Астрахань, Махачкала, Туркмения. Не придется ли мне получить телеграмму: «Возвращайся, сукин сын!»?

— Все может быть, Лазарь. Рекомендую, тогда мотай на самолете.

— А давай сделаем так: если состоится, ты за мной по пути заедешь.

Смеется:

— Нет, не по дороге.

— Так выходит или нет?!

— Видишь ли, по расчетам туго, так я решил сам слетать, проверить в воздухе.

— А сейчас что делаешь?

— Лежу. Уже несколько дней — ангина. Скажи людям — не поверят. Ну, играю еще в шахматы.

Заехал к Байдукову. Было сие числа примерно 12-го. Он прочел мне статью к 5-ти летию звания Героя. Слабенькая. Я ему это сказал. Не понравилось.

Первым делом спросил: привез ли я ему давно обещанную книгу «На вершине мира» («иначе статьи не дам»). Привез. Надписал.

— То-то! — с прятал книгу в шкаф.

Кабинет у него большой, просторный. Стоит маленький письменный стол, заваленный книгами. рядом — этажерка, два желтых кожаных кресла, довольно неудобный кожаный диван. В углу — шкаф. на стенах карты — мира, СССР, английская карта Австралии. На окне — глобус, по нему перетянута веревка, опоясывающая земной шар от Москвы до Австралии.

— Хитро придумано. — сказал я.

— Надо снять бечевку, — недовольно сказал Егор, — разговоров больше, чем дела.

Заговорили о Дагестане. Я собирался туда в командировку. Он — депутат.

— Какие темы там напрашиваются?

Егор достал карту Дагестана, начал объяснять:

— Промышленность у них маленькая, Немного добывают нефти, побольше рыбы и черной икры. Это — родина икры. Отсюда она расходится по всему миру. Очень интересно сельское хозяйство. Они сейчас проходят тот этап, который в остальных республиках у нас давно пройден. Там основная задача организационное укрепление колхозов. Сбрасывают скот, а большую часть времени работают в приусадебном хозяйстве. Наблюдается и колхозное батрачество. Очень любопытная форма. Есть очень зажиточные люди. Вот он вносит, скажем, 40 баранов в колхоз, а 40 оставляет себе. И ухаживает за ними, ведет свое хозяйство. Помогает ему другой колхозник, который внес в колхоз только 5 баранов. Да там вообще очень сложные взаимоотношения. Сильна родовая порука, родовая месть. Ты в горах будешь?

— Обязательно!

— Ну куда только не доберешься. А посмотри. Поинтересуйся пастушьей жизнью. пастухи там самый богатый и уважаемый народ. Это не наши голыши. Погляди ГЭС. Ее строили вредительски, да и сейчас там что-то неладно. Если будешь в Ботлихе — поинтересуйся бурочной артелью. Они там построили баню это величайшее дело для Дагестана. Когда я был — из бани устроили склад. Я настоял, чтобы ее использовали по назначению. Обещали. Интересно — пустили ли?

— А ты сколько раз там был?

— Два. Один раз летал. Забавно получилось. Договорился с Михаилом Моисеевичем Кагановичем, что хочу полететь к избирателем. «Ну что ж, лети. — Аэродром там есть? — Найдем. — Ну тогда ладно.»

Я потихоньку и готовлюсь. Механик незаметно снаряжает машину. Я вот как-то утречком вылетели. А у нас спохватились: и в Наркомат. М.М.Коганович говорит, что разрешил мне, а потом засомневался и позвонил в Совнарком. Там ему говорят «Задержать». Они телеграмму в Ростов. А я там задержался всего на несколько минут. Начальник порта не успел мне передать. Телеграмму в Махачкалу, а я уже снова в воздухе. Прилетел на место, хожу над площадкой в горах, смотрю: прямо хоть возвращайся. Ну нельзя сесть: площадка маленькая, крохотная, а одного края обрыв здоровенный, с другой — скалы. Машина тяжелая — «СБ», да еще горная высота — значит пробег будет в два раза больше. Но делать нечего. Не сесть — прощай доверие, уважать перестанут. Подошел я к самому краю площадки, сел, натянул тормоза, как вожжи. На мое счастье, площадка шла вверх, в гору. Это и помогло. Второй раз так не сяду это можно только раз в жизни. Встретили меня как бога. Шашку подарил какой-то старик, с себя снял, вот кинжал — погляди какая сталь.

Прилетел обратно в Москву. Встретился как-то с Молотовым. Он меня ругает: Мы вас, говорит, за хвост ловили, да не успели.

Затем Егор достал свои книги, начал мне показывать, надписывать:

— Вот тебе «Встречи со Сталиным» для ребят; вот «О Чкалове» — тут много нового: первые главы заново написал, «В Париж» — то же, последнюю — тоже, из полетов опубликованных выбрал то, что относится к Валерию.

— Что ж ты не написал о причинах гибели?

— Чудак, ведь следствие еще не закончено.

— Но картина-то ясная!

— Конечно. Всякий грамотный человек поймет, что сдал мотор. Валерий мог сесть на дома. Это самортизировало бы удар. Но могли пострадать люди. И он сознательно пошел в сторону, отвел машину.

— И валил на крыло, чтобы все-таки спастись.

— Ну да, одно другому не противоречит. Не будь кучи металла — может быть, остался бы жив.

Мы помолчали. На стене висят фотографии Чкалова, встречи на Щелковском аэродроме, экипажа Леваневского с участием Егора (1935 г).

— Ну а как с вашими планами?

— Да неясно все. Сидим, конструируем, занимаемся всем, чем попало. Работы по горло, отвечаем за все я и Громов. Боюсь, что в этом году не успеем. Неясно и что даст машина. Может — полный разворот, может мало тогда махнем в Австралию.