На карнавале истории - Леонид Иванович Плющ

мозг и с помощью радиосигналов управлять поведением человека. Однажды я прочел о подобных опытах американского ученого Дельгадо. Показал Кию. Они пошли в ЦК партии, показали статью и объяснили, что американцы смогут найти метод радиоуправления массами людей и мы не должны от них отставать. Секретарь ЦК по делам науки отдал соответствующие распоряжения. Серьезные ученые нашего института пытались охладить пыл молодых энтузиастов, составить осторожный план работы, научно обоснованный. Но напор Кия и Колесникова, поддержанный ЦК, был настолько силен, что оба «ученые» получили автономию в отделе биокибернетики. Они стали вести интриги против Амосова, против его сотрудников. Дело доходило до борьбы даже за туалет. Наконец Амосову удалось выгнать их из отдела. Они создали самостоятельную лабораторию. Работа лаборатории была окутана тайной. Даже простые техники почти не говорили с нами (наши лаборатории находились рядом). Начались интриги против нашей лаборатории. Заведущему нашей лаборатории Антомонову было трудно с ними бороться: он не обладал заслугами и чинами Амосова. Да и плести контринтриги он не очень умел, хоть и пытался.

Над нами нависли тучи.

В это время к нам поступил на работу молодой техник. Он был кандидатом в члены партии. Я был комсомольским деятелем, и потому он попросил меня уладить его несколько запутанные дела с поступлением в партию. Я осторожно расспросил его и увидел, что это честный, наивный парень.

Я спросил его прямо:

— А зачем тебе это нужно?

— Не нужно. Просто уговорил парторг в армии.

Я осторожно напомнил ему о Сталине, о Хрущеве. Он понял и попросил помочь отделаться от высокой чести быть членом партии. Это оказалось нетрудно (хотя небольшие неприятности у него все же были потом).

Однажды по институту разнесся слух: будут проверять работу лаборатории Кия и Колесникова. Антомонов вошел в комиссию.

Оказалось, что лаборатория эта заключила договор с Министерством обороны и под честное слово закупила на огромные суммы множество приборов. (Один из них впоследствии перекочевал к нам — суперсовременный спектроскоп, купленный за большие деньги в ФРГ. Мы спрашивали у сотрудников Колесникова, зачем он был им нужен. Оказалось, что прибор купили на всякий случай, была идея, что с его помощью будут исследовать какие-то излучения тела. Какие — никто не знал.)

Комиссия установила, что, пользуясь секретностью, Кий и Колесников писали нелепые статьи, переполненные военными грезами. Эти статьи читали только чины армии. Понимали они только грезы, а всю научную муру оставляли исполнителям.

После проверки было проведено совместное профсоюзное собрание нашей и их лаборатории. О выводах комиссии нам не говорили.

На собрании обсуждались интриги их руководства, всевозможные подлости, которые они делали нам и амосовцам. Нас поддержали их рядовые сотрудники.

На собрании присутствовал представитель от партбюро института, человек явно не глупый и, кажется, честный. В конце собрания он подытожил все наши обвинения и предложил слить лаборатории.

Затем произнес:

— Сейчас проведем закрытое партийное собрание. Коммунистам остаться.

Все чуть не рассмеялись — остались только те, кого только что громили (единственный наш член партии давно уже перешел в другой институт; сотрудники уговаривали меня поступить в партию, т. к. нехорошо, что в лаборатории нет ни одного члена партии, но я отказался).

Наш техник подошел и поблагодарил меня:

— Спасибо, что сейчас я не с ними.

Кия и Колесникова, а также парторга Бухарина выгнали из лаборатории «за авантюризм в науке».

*

Я сблизился с несколькими бывшими сотрудниками Колесникова.

Один из них рассказал мне о порядках, царивших у них.

Однажды его вызвали Колесников и Бухарин.

Колесников спросил: «Вот ты часто встречаешься с этим жидом — X. Разве у тебя нет друзей среди русских и украинцев?»

— А какое значение имеет его национальность? Он интересный ученый.

— Евреи в науке всегда работают только на себя. Например, даже у Эйнштейна не было своей научной школы. А Ландау?

Парторг только поддакивал.

Колесников после войны служил в войсках НКВД и принимал участие в борьбе с бандеровцами (у нас в стране официальная пропаганда не делает различия между разными течениями националистического партизанского движения на Украине. Бандеровцами называют и тех, кто был с фашистами, и тех, кто боролся с фашистами, и тех, кто ни с кем не боролся и никого не поддерживал, в частности, советскую власть).

Пьяный, он рассказывал о методах борьбы НКВД. Вот им дали список партизан данной местности. Они врываются в хату и спрашивают:

— Иван дома?

— Нет. Я брат его…

Брата расстреливают, а в списке против Ивана ставят крестик — враг уничтожен.

Бывали случаи, когда «Иван» уничтожался по 3–4 раза.

Самое парадоксальное, что этот Колесников презирал советскую власть, коммунистическую идеологию, «быдло» — рабочих, крестьян. Но жил он по своей любимой пословице: «С волками жить, по-волчьи выть».

Мой шеф, Лнтомонов, человек в некоторой степени честный, пытался убедить Колесникова, что методы его борьбы с конкурентами в науке не совсем чистоплотны. Он всегда отвечал ему этой пословицей.

Незадолго до моего ареста я узнал, что Колесников благополучно устроился в одном из биологических институтов, а Кий перешел в другой отдел нашего института. Ведь они — верные генеральной линии партии люди.

У меня накопилось много наблюдений о моральном облике ученых. Большинство из них и умнее, и честнее Колесникова. Мне бы не хотелось очернять советскую интеллигенцию. Но не случайно, что среди академиков не нашлось почти никого, кто поддержал бы Сахарова, среди писателей — Солженицына.

*

В последнее время в Советском Союзе среди интеллигенции усиливается тенденция не участвовать в злодеяниях государства. Честные, думающие ученые пытаются не лгать в науке, не помогать развиваться военной промышленности. Честные педагоги предпочитают преподавать точные науки: там не надо лгать.

Моя жена по тем же соображениям с удовольствием перешла из Кабинета дошкольного воспитания в Кабинет игр и игрушек, потому что, казалось, здесь не будет лжи. Шахматы и куклы — вне идеологии.

Но…

Солженицын призвал «жить не по лжи». Этот принцип — один из принципов демократического движения. Но у нас на Родине почти невозможно соблюсти этот принцип, жить по нему практически.

Когда Таня изучила теорию игрового воспитания и практику его в детских садах, то убедилась, что и играми можно лгать.

До последнего времени одним из принципов советской педагогики было ограничение военных игрушек: винтовок, танков, пушек и т. д. Но потом стали проповедовать «военно-патриотическое воспитание», внедрять его не только в школе на уроках, но и проводить через игры, игрушки. Для советских идеологов патриотизм стал почти что синонимом милитаризма.

Проводят военные игры «Зарница» по всей стране и в это же время высмеивают военизацию школ